 |
В оскароносной картине «Москва слезам не верит» есть удивительный кадр: открытие Московского кинофестиваля, всего на несколько мгновений на ковровой дорожке появляется она… Героини фильма – провинциальные девчонки буквально остолбенели: перед ними сама Татьяна Конюхова, живая легенда. У Ирины Муравьёвой вырывается восторженное: «Ой, Конюхова! Обожаю!..»
Режиссёр этой ленты Владимир Меньшов потом признавался, что из всех красавиц актрис советского кино выбрал Конюхову, потому что именно её, сыгравшую главные роли в киношедеврах тех лет «Разные судьбы», «Над Тиссой», «Гори, гори, моя звезда», «Запасной игрок» считал настоящим кумиром, суперзвездой 1960-х – 1970-х.
… Застать Татьяну Конюхову дома практически невозможно: подъём строго в шесть утра, возвращается домой ближе к полуночи. Несмотря на надвигающийся 12 ноября серьёзный юбилей (85!), жизнь у народной артистки, профессора кафедры режиссуры и мастерства актёра по-прежнему кипучая – преподаёт актёрское мастерство своим студентам, ездит на кинофестивали. Да и режиссёры её не забывают – на журнальном столике в её большой комнате всегда кипы новых сценариев. Правда, соглашается сниматься актриса нечасто, смеётся: «Сценарии все – «гениальные», но участвовать в этом чаще всего просто не хочется. Работы у меня и без этого – по горло, едва успеваю».
|
|
Папа меня называл «Ты мой Паганини!»
|
Фильмография: |
– Татьяна Георгиевна, вы родились в Ташкенте, куда вашего отца направили на работу в ЦК Компартии Узбекистана. За что его потом арестовали?
– В 1934 году один его коллега, гадёныш, написал на него донос: якобы отец скрыл от партии происхождение деда, то есть партию обманул. Хотя никакого обмана не было, дед был сельский житель, агроном высшей пробы. А тот написал, что он был чуть ли не управляющий имением. По этому лживому доносу папу заграбастали. Пока разобрались, три года он отсидел. Там на нервной почве у него открылась мокрая экзема – от макушки до пят. Мама его выхаживала до 1942 года и практически вылечила. А в 1942 году отец ушёл на фронт. Я даже подозреваю, что он сам ушёл – добровольцем. Для него слишком тяжело было носить в себе то, что он узнал в застенках.
– Он рассказывал о том, что пережил и узнал?
– Нет. Когда его выпустили из тюрьмы, папа стал ужасным антисталинистом. Иногда мог бросить какую-нибудь резкую фразу, но никаких споров на эту тему не поддерживал. Чаще молчал. А мы с мамой были сталинистки. «За дедушку Сталина!» А чего ж нам было на советскую власть обижаться?! Я училась в школе, мы ездили куда хотели – в пионерские лагеря, были праздники, пионерские костры, песни… Всё было хорошо! Никто нас не насиловал, не растлевал. Я получила при советской власти всё, что только может получить молодой человек. Состоялась как актриса. Так что плевать в колодец, из которого я пила воду, я не хочу. По отношению к нашей семье никаких репрессий не было. Папу реабилитировали сразу.
– Когда Сталин умер, вы плакали?
– А вся страна рыдала, между прочим. Вся! Вы не видели, а я видела, как вся Москва хлынула к Колонному залу. Все улицы были перекрыты грузовиками, потому что люди толпами шли туда попрощаться. А сколько поездов ехало в Москву битком набитых… Что вы! А сколько народу на Трубной погибло в этот день?! Как раз ударил мороз, и организаторы не рассчитали, что будет скользко, а идти под горку. Наша колонна пошла сразу из ВГИКа по проспекту Мира, повернули на Трубную, и мы видели, как толпа шла напролом, люди стали падать, скользить, и их давили на наших глазах. Причём были сумерки, темно… Ой, ужас какой-то. И мы с подружкой оказались в этой толпе, как в водовороте. Хорошо, какой-то дядька нас буквально схватил за загривок и вытащил. Иначе раздавили бы как лягушек! Потом говорили, что там погибло несколько тысяч.
|
|
– Кем мечтали стать в детстве?
– Артисткой. Я пела, танцевала на столе. Бабушку усаживала как зрителя. Ну как дети дурачатся… С пяти лет уже «заболела» кино. Ходила на «Цирк», «Весёлых ребят», «Трактористов»… И всё, что видела на экране, я повторяла как мартышка. Все музыкальные номера из «Цирка» знала наизусть и легко могла воспроизвести. Как и любую сложную мелодию симфоническую – с лёту. Помню, папа даже меня называл за это «ты мой Паганини».
При этом я была большой проказницей и дружила только с мальчишками. Мы удирали из дому и носились по глинобитным крышам окрестных домиков. За это меня мама беспощадно лупила. Я по гороскопу Коза, так что драла меня мама как сидорову козу за мои проказы. Но видно уже тогда внутри меня сидел какой-то ген любви к искусству. «Танька-артистка» меня мальчишки дразнили во дворе, дёргали меня за волосы или могли тарарахнуть портфелем по башке. И я дралась с ними не на жизнь, а насмерть. Ходила вся в синяках…
– А за что дразнили «артисткой»?
– Потому что я всегда выступала. Делала всякие акробатические этюды – причём сама всё придумывала. Но дёргали они меня ещё потому, что нравилась я им, как я теперь понимаю. Выражали свою симпатию вот так своеобразно.
– У ваших родителей творческие способности были?
– Мамочка была домохозяйкой, но обладала голосом удивительной силы и красоты. Когда она пела дома, люди, проходившие по улице, останавливались под окнами и слушали. Во время войны её даже приглашали в Киевский оперный театр. Но как она могла сорваться с места? На ней был дом, двое детей – я и моя сестра Роксана, отец воевал. Папа тоже был человеком музыкально одарённым – прекрасно играл на гитаре и очень любил аккомпанировать маме. Даже странно, что такие творческие родители не поняли меня, когда я заявила им о своём желании поступать в театральный.
– Но почему?
– Мама не верила в меня. Ведь кинозвёзды того времени – её любимые актрисы Целиковская, Орлова, Тамара Макарова и Марина Ладынина – все как на подбор красавицы, а меня мама таковой не считала. Это Люсю Гурченко… Как она в своей книге написала, мама называла «ты моя ягодка», «клюковка», «богинька»… Отец и мать пестовали в ней вот это вот честолюбие, тщеславие. «Ты самая лучшая! Ты будешь народной артисткой!» А моя мама не сказала мягко и нежно: «Куда ты, деточка?», а, намотав на кулак мои роскошные косы, подтащила меня к зеркалу: «Посмотри на себя! И куда же ты в калашный ряд?» Это было сделано очень круто, как теперь говорят. Ну не верила! Хотя видела, что я постоянно на сцене, пою, танцую. Говорила: «Лучше ты учись! А то будешь, как и я – рабыня!»
|
|
– Но вас это не остановило.
– Отец скептически посмотрел и сказал: «Поезжай, доча. Не примут, вернёшься, пристроим тебя куда-нибудь». А я сама себе сказала: нет, поеду и всё! Плевала я на вас, скептиков.
– Страшно было?
– Не-а. Я вообще ничего не боялась. Не то, что я бесстрашная – просто у меня заниженный потолок страха. Знаете, могу и в драку влезть, не задумываясь. Кстати, бывало, даже свору русских борзых разнимала. Налетели на моего пуделя Артошку, так я ринулась в самую гущу. И ничего! Между прочим, во ВГИК я поступила с первого раза! Несмотря на то что в тот год был конкурс 800 человек на место. Это был 1949 год.
Режиссёр меня предал
– Юной студенткой вы снялись в картине нашего великого сказочника Александра Роу «Майская ночь, или Утопленница» и мгновенно стали знаменитой. Помните свои ощущения от дебюта?
– Я тогда впервые оказалась на съёмочной площадке, да ещё в окружении таких великих мастеров, как Хвыля, Цесарская, Милляр. Ведьму играла потрясающей красоты актриса Григорьева, Панночку – актриса Малого театра Лилечка Юдина. Помню, поначалу меня охватила эйфория: студентка младшего курса первый раз снялась в кино – и сразу же в главной роли!
– То есть слава обрушилась сразу?
– Именно это слово подходит – «обрушилась»… На меня весь ВГИК бегал смотреть: «она снималась в кино». А как вы хотите? Фильмов тогда снималось 8 штук в год. Даже популярные актёры сидели без работы. Несмотря на невероятный фурор после «Молодой гвардии», из всей этой талантливой плеяды один только Сергей Гурзо снимался. Даже Нонна Мордюкова с Инной Макаровой сидели без дела. Успех «Майской ночи» был грандиозный. Но лично я была этой своей работой крайне недовольна. Даже из-за этого чуть не ушла из ВГИКа.
–?!
– Понимаете, это потом я множество даже зарубежных фильмов озвучивала, включая главную героиню знаменитого «Фантомаса» с Луи де Фюнесом. Я же музыкальный человек – это мне тьфу! А во время озвучания «Майской ночи» я по неопытности не могла попасть в собственную артикуляцию на экране. И это было трагедией моей – меня ведь озвучивала другая актриса. Тогда я пошла к ректору и попросила оставить меня на второй год. Так я попала на курс гениальных совершенно педагогов – Ольги Ивановны Пыжовой и Бориса Ефимовича Бибикова (воспитавших, между прочим, Нонну Мордюкову, Сергея Гурзо, Вячеслава Тихонова, Катю Савинову), где вместе со мной учились Майя Булгакова, Изольда Извицкая, Руфина Нифонтова, Юрий Белов, Валентина Владимирова. Я туда пришла в один день с Наденькой Румянцевой – её за самовольство изгнали из ГИТИСа.
Татьяна Конюхова. Я не простила предательства
– ВГИК вы заканчивали уже настоящей звездой экрана – сыграли сразу четыре главные роли. Как зрители выражали вам свою любовь?
– По-разному. Почтальоны каждый день приносили мне полные сумки писем, в которых были и просьбы, и любовные признания. Писали почти по Чехову: «Москва, Соне Орловой из фильма «Разные судьбы». Присылали письма из мест заключения: мол, скоро выйду – жди, никто тебя так не любит, как я. Один такой даже меня разыскал… Но были и вменяемые поклонники. Например, один на съёмках фильма «Штрафной удар» каждое утро приносил мне пакет с фруктами.
|
|
– Такое повышенное внимание стало лично для вас тяжёлой ношей?
– Меня часто спрашивают: «А как вы относитесь к своей славе?» Да никак – звёздной болезнью я никогда не страдала. Потому что всегда считала себя рабой искусства, я всегда адски трудилась, головокружение от успехов мне было чуждо. К тому же перед моими глазами прошли жизни многих актёров – всенародных любимцев. Я видела, как может протухнуть слава. Поэтому на подобные вопросы я отвечала: «К славе я отношусь как к скоропортящемуся продукту. Сегодня она есть, а завтра ты – ппфф, и всё!» А кинематограф – это как бабник-муж. Он всегда себе найдёт получше, помоложе! (Смеётся.) И ещё меня спасало то, что я никогда никому не завидовала. Благодарю Бога, который дал мне такую любовь к искусству, что я его люблю в себе, а не себя в нём.
– Вы считаете себя реализованной в кино?
– Почему нет? У меня более 50 картин – разных по масштабу, по глубине, по материалу. И на сцене я в своей жизни сыграла то, о чём может мечтать любая актриса. Знаете, в своё время у меня была, что называется, «хрустальная мечта идиота» – сыграть Варвару Петровну Ставрогину в «Бесах» по моему любимому Достоевскому. И я её сыграла! В этом спектакле собралось настоящее актёрское созвездие – Светличная, Белохвостикова, Глузский, уникальный Владимир Сергеевич Ивашов, которого я называла «лордом». Я испытала чувство невесомости на сцене. Режиссёр был поражён до глубины души. «Кто бы мог подумать, – сказал он тогда, – что эта хрупкая, нежная, лирическая актриса сможет сыграть женщину с таким сильным, властным характером!» Это был 1988 год! Нет, про себя не могу сказать, что я «кладбище несыгранных ролей». Хотя за свою карьеру я умудрилась несколько раз сама отказаться от некоторых ролей и посоветовала актрис, которых эти роли прославили.
– Вы говорите о «Карнавальной ночи»? Так это правда, что вы должны были играть Леночку Крылову?
– Да нет, не должна была, но меня приглашали. Ассистентка Эльдара Рязанова сказала: «Эльдар Александрович хочет, чтобы вы пришли».– «Зачем?» – «Вы же прекрасно поёте, танцуете». Я пришла и прямо сказала ассистентке: «Эту роль должна играть Люся Гурченко! Даже на пробы идти не хочу!» Так Люся Гурченко и снялась в своей звёздной роли. Примерно в этот момент я отказалась съёмок в фильмах «Дело № 306» и «Летят журавли»… Когда режиссёр Михаил Калатозов услышал мой отказ, так вообще чуть не упал. Но, разумеется, отказывалась я не просто так – у меня была веская причина.
– Интересно, какая?
– Незадолго до этого режиссёр Григорий Львович Рошаль пригласил меня на роль, о которой я мечтала давно – сыграть Дашу в экранизации романа Алексея Толстого «Хождение по мукам». Кинопроба прошла блистательно, никто не сомневался, что Даша – моя. Я была счастлива, была буквально «беременна» этой ролью – ни о чём другом я даже думать не могла. Режиссёры меня рвали на куски, но я отказывалась наотрез, чтобы быть свободной, когда Григорий Львович меня позовёт. Но вскоре Рошаль заболел, съёмки отложили на полгода. А выздоровев, поддался убеждениям жены (мол, ему нужна актриса, которая ещё нигде не засветилась, новое лицо, а я уже, дескать, примелькалась на экране) и отдал роль юной студентке Школы-студии МХАТ Ниночке Веселовской. Я очень тяжело это переживала: накатила такая депрессия…
– Слышал версию, что в тот момент вы были чуть ли не на грани самоубийства.
– Ну нет, уж до этого бы, думаю, не дошло. Просто я пребывала в таком состоянии, что не могла ни есть, ни пить и могла просто издохнуть, вот и всё! Лежали кожа да кости. Меня ведь в той ситуации потрясло даже не то, что режиссёр не взял меня сниматься, а то, что… предал! Слава Богу, из этой депрессии меня вытащил Леонид Давидович Луков. Специально для меня он написал роль главной героини в советско-югославской картине «Олеко Дундич» и даже назвал её именем несыгранной моей роли – Дашкой. То есть Луков меня фактически спас.
|
|
Слабости гениев
|
|
– У вас был свой особый рецепт, как готовиться к роли, погружаться в образ, материал?
– Ну-у… Это тайна! Это такая же тайна, как из микроклеточки появляется живой человечек. Многие говорят: это пафосно, нельзя ли сказать попроще? А как попроще? Вот «забеременела» ролью. И что это такое?
– Но мы-то по воспоминаниям ваших коллег знаем, как готовились к съёмкам наши великие, народные Николай Крючков, Борис Андреев, Пётр Алейников… Вечерком в преферансик под водочку, хорошая компания, анекдоты, рыбалка… А утром в кадр. И играли шикарно!
– (Смеётся.) И я с удовольствием оказывалась иногда с ними в застолье и напивалась. Это, правда, очень редко со мною случалось, но несколько раз было такое. Ну и что?! Мало ли куда тебя затянет трясина жизни?! По жизни ведь – это как по болоту идти. И потом… Понимаете, наши посиделки и попойками-то не назовёшь, они никогда не были безобразием. Мы, допустим, могли всю ночь говорить о своих ролях. Вспомнила замечательный случай! Однажды мы ехали в поезде огромной актёрской компанией. Набилось полное купе – Марк Бернес, Георгий Юматов, Борис Андреев… Был такой приглушённый свет, сумерки. И под стук колёс Борис Фёдорович Андреев рассказывал нам, как бы он сыграл… Отелло. Я смотрела на него и в какой-то момент
|
|
поймала себя на мысли: этот абсолютно русопятый актёр буквально на моих глазах постепенно превращается в мавра. Вот что такое сила искусства и воображения! Оказывается, всё это он видел в себе и носил в себе… А вы говорите «преферансик под водочку». Да, они выпивали, напивались… Но я никогда не слышала, чтобы они грязно матюгались. Они говорили слова, но они у них не звучали пошло, руганью, оскорблением достоинства человеческого. Это было как, знаете, острый соус с хорошим таким перцем. Нет, это была особенная плеяда актёров. Они всё успевали и делали это гениально! Кого ни возьми – Крючков, Андреев, Бернес, красавец Переверзев, Сергей Столяров, Владимир Дружников… Философ сказал: «Все человеческие слабости прощу гению. Но ни одной слабости гения не прощу человеку». Вот что есть это поколение!
– Что было в них такое, чего нет сейчас у современных актёров?
– Вот тот же Борис Фёдорович Андреев… Он в жизни даже не говорил, а вещал, изрекал. И его речь звучала, как симфоническая музыка. Не дробненькая, как у многих сегодня – быстро-быстро, скороговорчато, не успеваешь даже проникнуть в суть произносимого. У него каждое слово материализовалось в какой-то образ. А Николай Афанасьевич Крючков обладал каким-то фантастическим чувством юмора и был просто потрясающий жизнелюб. Он был как бы живым ответом на вопрос: «Что такое счастье?» «Счастье – это жизнь!» А какая личность Борис Андреевич Бабочкин! Он не только великий актёр. Он все невероятные грани героизма человеческого материализовал в роли Чапаева. Этому качеству нельзя научить. А Ульянов? Коля Рыбников, Жора Юматов – яркие, изумительно талантливые… А такой брильянт, как Вячеслав Васильевич Тихонов, – сейчас даже близко никого нет. Изумительной красоты и нравственной чистоты человек. Он даже когда состарился – оставался божественно красивым. Не курил, за всю жизнь никто его не видел пьяным. Никогда!
Чтобы дать понять, насколько в то время была невероятная порода творцов, приведу такой факт. Мой педагог во ВГИКе Ольга Ивановна Пыжова была ученицей великого Константина Сергеевича Станиславского и его партнёршей в спектакле по Гольдони «Трактирщица». Она играла трактирщицу Мирандолину, а он – её кавалера. Так вот, умирая, на смертном одре Ольга Ивановна жестом дала понять дочке, чтобы та наклонилась к ней, и её последними словами были два слова о Станиславском. Она прошелестела губами «Он – ге-ний…» И её не стало. Каково, а?
Наедине со Всеми. 27.05.2014.Татьяна Конюхова
«Ты, девочка, неблагонадёжная!»
– Говорят, за вами «охотились» лучшие европейские режиссёры. В том числе якобы Федерико Феллини…
– Нет-нет. И Марсель Марсо мне ничего не говорил, и мой партнёр по картине «Карьера Димы Горина» Володя Высоцкий мне никаких песен не писал. Зачем говорить то, чего не было. А вот на Карловарском кинофестивале 1956 года официальное приглашение от всей американской киноделегации отужинать вместе – я получала. Но меня не пустили на эту встречу. Наш «дядя в штатском» сказал: «Татьяна, я вам это делать не рекомендую». А Рошаль просто набросился на бедного американца, который меня пригласил: «Ей некогда, она готовится к выступлению на фестивале! Вы её там увидите!» (Смеётся.) И американцы в шикарном ресторане меня прождали полтора часа, но зря.
|
|
|
|
– Многие актрисы вашего поколения рассказывали, как им постоянно приходилось отбиваться от режиссёрских сексуальных притязаний. Несговорчивых потом не снимали годами, у многих карьера вообще пошла под откос… Вы лично с этим сталкивались?
– О господи! Конечно. Однажды я захотела сыграть даже не героиню, а роль второго плана, но довольно забавную – там есть, что делать актёрски. Режиссёр позвонил и ясно сказал: «Если будешь со мной жить, то сыграешь!» Прямо в лоб! Конечно, я не сказала: «Чтоб ты сдох!», но такое рубануло у меня внутри. Я выпалила: «Да если мне миллион дадут, я с вами не лягу в постель!» И швырнула трубку. Навсегда поссорилась, хотя известный был режиссёр и талантливый, сволочь. На другой картине один вообще меня зажал в угол. Я сказала: «Если вы сейчас же меня не оставите в покое, сейчас же возьму такси и уеду в Москву!» И всё! Я всегда сама выбирала, кого мне любить, кого нет.
– А что за история, когда за вами пытался ухаживать Аджубей?
– В этот день в Кремле закончился XIII съезд комсомола, все уже разъезжались. Я пришла после съёмки, и, когда вошла в вестибюль, на меня вытаращили глаза все гардеробщики. Я тогда была очень популярная. «Доброе утро», «Запасной игрок» – я не могла спокойно по улицам ходить… И вижу: с лестницы спускаются двое и с улыбками – ко мне. Один – первый секретарь эстонский, другой… такой рыжий-конопатый. Спрашиваю рыжего: «Вы кто?» Веснушки так и поскакали мне навстречу как выстрелы. «Я – Аджубей. Можно просто Алёша».
– Он был широко известен?
– Он был второй человек после Хрущёва – он был зятем Хрущёва. Тут промелькнуло что-то в нём: вот, мол, дурочка, Аджубея в лицо не знает… (Смеётся.) Выходим из Кремля, он подхватил меня под ручку, идёт, смеётся: «Завтра вся Москва будет гудеть – Аджубей шёл с самой Конюховой!» Он был чуть подшофе – весь красный, рассказывал, как съезд прошёл удачно, как было шумно и весело. «Ну что, – говорит, – поехали к нам в гостиницу?» «Нет, – отвечаю, – я так на съёмке устала. Домой, домой…» «Ну тогда подвезём. Куда прикажете, королева?» «На Плющиху, пожалуйста». Приезжаем. Выскочил, открыл дверцу. Я выпархиваю. Он хвать меня за руку: «Хочешь стать народной артисткой СССР?» Вот так – с ходу! А у меня тогда не было вообще званий никаких – просто популярная-распопулярная. Говорю: «Знаете, Алёша, всем, чего я достигла в этой жизни и в искусстве, я обязана только самой себе. Большое спасибо!» Он как закипел: «Ну и дура!» Прыгнул в машину, вжик по газам – и помчал.
Знаете, я умела дружить с мужчинами. Иногда я благоговела перед ними, я их обожала, но… Никогда! Мы общались. Дружили. И у меня всегда были чудесные отношения. Только один мне сильно нагадил. Даже не один, а два. На гастролях в Румынии ко мне проникся вниманием очень красивый джентльмен, профессор МГУ. Мы с ним просто платонически общались – гуляли, вместе обедали, ужинали. Главой делегации был некий тип по фамилии Орлов. Такой чванливый, сальный мужик… всё время чувствовалось, что он хочет тебя за попку схватить или за сиську. Вдруг смотрю: профессор начинает меня сторониться. Я не выдержала: «Я вас чем-то скомпрометировала?» Он нехотя рассказал, что с ним не очень красиво беседовал этот Орлов. А когда вернулись, этот слизняк накатал в высшие инстанции, которые распоряжаются, пущать или не пущать, какое-то гадкое письмо. Потом меня куда-то вызывали, песочили… А второй подобный случай был на Карловарском кинофестивале. Я недоумевала, как наш министр кинематографии может быть таким неучем. Он говорил: «пинжак», «транвай»… Однажды он так вывел меня из себя, что я прямо в глаза ему бабахнула: «Сначала научитесь говорить грамотно!» Он приехал, и с Лидией Николаевной Смирновой, которая была ответственной за наш актёрский ансамбль, на меня тоже накатали какую-то телегу.
|
|
– За что на этот раз?
– В меня влюбился там американский режиссёр. И когда нас привезли в Прагу, после общего ужина в ресторане он предложил мне прогуляться по городу. Мы просто гуляли, разговаривали, ели шпачки, выпили пива. Вернулись в гостиницу часа в 4 ночи. Вот и весь «криминал»!
– Это же преступление по тем временам!
– (С иронией.) Ещё какое! Потом, перед поездкой в Югославию на съёмки картины «Олеко Дундич», мне говорят: «Ты, девочка, не очень благонадёжная». Луков возмутился: «Да вы что?! Я голову положу на плаху за неё». Потом он вышел и говорит: «А что это ты в Праге натворила? Где ты там шлялась всю ночь? На тебя лежит докладная, подписанная Рачуком и Смирновой». Но всё равно выпустили.
– Татьяна Георгиевна, в 1950-е годы ходили слухи, что у вас был роман со старшим сыном знаменитого композитора Исаака Дунаевского – Евгением…
– Ну не знаю, роман не роман, но мы нежно дружили с Женей. Исаак Осипович прилюдно называл меня своей невесткой. Затем из-за какой-то ерунды мы поссорились, и на этом всё закончилось.
– Писали, что Евгений попал в какую-то жуткую криминальную передрягу, которая сломала его жизнь.
– О! Вы мне как раз её напомнили. Помню, однажды еду в Питер на верхней полке и слышу, как внизу попутчицы обсуждают: мол, на даче у Дунаевского убили девушку, чуть ли не дочь бывшего министра иностранных дел СССР Литвинова. Слышу дословно: «Труп закопали, потом его сын Женя застрелился, а Дунаевский-старший, не выдержав позора, наложил на себя руки». Я чуть с полки не упала. Какая чушь! Ведь была в ту ночь на даче и всему была свидетелем.
– А что случилось на самом деле?
– Действительно, отмечая праздники, там отдыхала большая компания Жениных друзей. Женя вообще ни при чём – он в это время спал, а мы (и я в том числе) сидели в холле, слушали музыку, танцевали. Кто-то из его друзей решил с девушкой покататься. Взяли ключи от его машины и уехали. Как там было на самом деле, так и осталось загадкой, но я сама видела, как этот парень прибежал весь не в себе, смывал кровь с рук… По его словам, девушка попросилась порулить и машина на приличной скорости врезалась в дерево, она погибла. Потом всех нас таскали на допросы, песочили в ЦК комсомола. Никакого криминала не нашли – несчастный случай. Никто не стрелялся, никого не посадили… Но вскоре в прессе появилась статья об этой дачной истории, о «безнаказанности золотой молодёжи», где все факты были искажены. А когда в июле 1955-го от сердечной недостаточности умер Исаак Осипович, в народе пошли гулять эти слухи.
«Я,как рыбка золотая»
– Татьяна Георгиевна, а вы часто влюблялись?
– Да бывало. И очень бурно. Но как влюблялась? Напридумываю себе человека, а потом наступает полное разочарование, и я, как рыбка золотая, вильну хвостом и – нету меня. Так случилось, что Владимир Кузнецов был моим третьим мужем. Первый раз я была замужем ровно десять дней…
– Десять дней? Но почему?
– Всё дело в том, что к своему первому браку я отнеслась очень легкомысленно. Понимаете, у меня были такие моменты в жизни, когда под моё плохое настроение меня можно было «взять» голыми руками. Убедить выйти замуж, например. И я: «Подумаешь?! Ну и выйду замуж… Что такого?!» Вот так меня и взял первый муж.
1954 год. Он работал на киностудии главным редактором одного из самых крупных объединений, был умница, красивый… Словом, уговорил, мы расписались. Но я сразу его строго-настрого предупредила: «Когда я снимаюсь, прошу: даже не появляйся – на этот период я ухожу с головой в работу!» Уехала на съёмки. Вдруг в шесть утра в гостинице стук в дверь. Открываю, стоит муж, улыбается. А из-за его спины выглядывают несколько консьержек, которых он, видимо, прихватил в свидетели, и хихикают: мол, сейчас он найдёт кого-нибудь под кроватью и начнётся самое интересное. Мне как ударило в голову… Ах, итить твою мать! Ты проверять меня вздумал?! Да ещё с понятыми пришёл?! Я распахнула настежь дверь: «Проходи, смотри!» Отрываю шкаф: «Видишь? Здесь смотри, здесь». Муж растерялся: «Таня, не надо». «Нет, раз уж приехал, проверяй! А теперь, – скомандовала, – на колени!» Он, бедный, подумал, что прощения просить, встал… «Нет, теперь ищи под кроватью! Нашёл? Доволен? А теперь – вон отсюда! И чтобы в моей жизни духу твоего не было!» Всё! Вот такая я была. Сколько лет прошло, эта сцена до сих пор перед глазами, как вчера. Но ни разу о принятом решении не пожалела.
– Круто!
– (Улыбается.) Правда, Кузнецов тоже один раз приехал утром неожиданно. Я снималась в картине «Тайна предков» в одной из южных республик. И там за мной принялся ухаживать один иранец. Он дал членам съёмочной группы бутылку коньяка – за то, что они его со мной познакомят. Я, когда узнала, сказала: только попробуйте, я этой бутылкой вас отхожу, как следует… Жара плюс сорок, ночные съёмки, устала страшно. Легла спать только под утро. И вдруг на рассвете слышу, как в окно – фр-рррр – какой-то странный звук. С трудом открываю глаза: на полу огромный букет шикарных цветов. Первая мысль: этот приставучий ухажёр. Вторая: нет, слишком бросок был точный. Так точно может бросить только один человек на свете. Смотрю в окно, и правда: муж приехал. Выяснилось, что отдыхал где-то на юге и в какой-то момент так соскучился, что, позабыв про мои запреты, вышел из моря, оделся и, не заходя в гостиницу, без вещей, поехал в аэропорт и прилетел ко мне.
– И как вы отреагировали на этот раз?
– (Делает строгие глаза.) Как-как?! Конечно, не прогнала. Любила сильно потому что. Сказала: бери матрас, будешь спать вон там в уголке. И чтобы работе не мешал!
– Владимир Кузнецов действительно был любовью всей вашей жизни?
– Да. Мы познакомились в Сочи, где я в то время снималась – играла дрессировщицу в фильме «Косолапый друг». Володя сразу начал ухаживать трепетно, нежно, красиво.
 |
И хотя я по давней своей «скорпионьей» привычке (я по знаку зодиака Скорпион) поначалу увиливала от встреч, мой новый знакомый оказался на редкость настойчивым. Как оказалось, Володя был известным копьеметателем, входил в десятку сильнейших спортсменов мира, был участником трёх олимпиад. И ему удалось меня покорить – я влюбилась в него без оглядки!
Самое удивительное (это Володя мне потом рассказывал), что, ещё не познакомившись со мной, он однажды признался своему другу, влюблённому в Аллу Ларионову, что представляет себе будущую жену такой, как артистка Конюхова. А потом мы с ним встретились, и 27 лет, прожитых вместе, промелькнули как один день, хотя отнюдь не были идиллическими – мы с мужем были оба очень эмоциональные, взрывные и, бывало, ссорились так, что только пух и перья летели. А сколько посуды перебили! (Смеётся.) Но это были по-настоящему счастливые годы. К несчастью, умер Володя совсем молодым – в 55 лет, от рака – в год, когда случилась чернобыльская катастрофа. К тому времени он был уже выдающимся учёным – доктором педагогических наук, профессором, одним из первых, кто всерьёз занялся антропомаксимологией – наукой о резервных возможностях человека.
Вот когда мужа не стало, я действительно всерьёз подумывала о самоубийстве. Помню, сижу, курю (а я тогда начала курить и курила как сумасшедшая) и думаю: как лучше это сделать. Потом представила, что буду лежать вся бледная, некрасивая. А воображение-то буйное! Как увидела… Фу! Нет, не бывает ничего «просто так» в этой жизни…
– Лет 15 назад на одной из встреч с артистами знаменитый театровед Виталий Вульф произнёс блестящую речь о вас, закончив её такой фразой: «Она была доступная и недосягаемая». Как вы думаете, что он имел в виду? «Недосягаемая» – это понятно…
– Ничего не надо расшифровывать. Доступная – это она общалась запросто, могла пуститься в пляс с людьми из народа – когда мы ездили с выступлениями по стране. Я ведь и с донскими казаками отплясывала будь здоров, могла пуститься в пляс в испанских танцах на Кубе…
– Ваш сын Сергей и внучка Ольга не стали актёрами?
– Нет, не стали. Наш с Володей сын вырос замечательным человеком. Сергей служит в МИДе. У меня чудесная внучка – красавица и умница. Золотая медалистка, мастер спорта по синхронному плаванию, окончила филфак Российского государственного гуманитарного университета. А сейчас работает в протокольном отделе МИДа, потому что знает четыре языка.
– Вы прекрасно выглядите, у вас просто сумасшедший рабочий график. Как вам это удаётся – есть фирменный секрет?
– (Смеётся) Ничего нет «секретного». Главное моё правило: надо держать спину прямо и стремительно идти вперёд! И ещё – иметь любопытство, интерес к жизни, к людям. Три-четыре часа ночью я обязательно читаю. Обычно засыпаю с книжкой в обнимку и сплю в общей сложности, наверное, часа два с половиной, не больше. Просыпаюсь в шесть – и вперёд! А что делать? Да и привыкла я «крутиться», не могу сидеть без дела. Преподаю актёрское мастерство детям, снимаюсь. Ведь я – действующая актриса!
Беседу вёл Андрей КОЛОБАЕВ
Фото из семейного архива Т.А. Конюховой
