Домой Журналы Открытки Записки бывшего пионера Люди, годы, судьбы... "Актерская курилка" Бориса Львовича
Актеры и судьбы
Форум Помощь сайту Гостевая книга Translate a Web Page
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
Александр Николаевич сказал мне: "С такой внешностью вам надо сниматься в кино", - сказал Вертинский Тане, сразившей своей красотой не только великого шансонье, но и все мужское население страны в пятидесятые-шестидесятые годы уже прошлого века. Крестница Петрова-Водкина - Татьяна Львовна, я знаю, что одна из работ Петрова-Водкина - "Портрет Татули или девочка с куклой" - имеет прямое отношение к Вам. Татуле, тогдашней Тане Урлауб, здесь семь лет. У девочки одухотворенное лицо. Вам не кажется, что есть какое-то таинственное пророчество в этом портрете? - Мне говорили об этом многие... Вообще, Кузьма Сергеевич изобразил меня на портрете чуть старше, серьезнее, чем я была тогда. Наверное, он пытался разглядеть во мне то, что ему хотелось увидеть. А портрет этот предстал перед зрителями спустя много лет после войны, когда я стала взрослой. В Русском музее устроили выставку картин Кузьмы Сергеевича, и мы с отцом отправились на нее, надеясь, что там есть и мой портрет. Я отлично помнила, как позировала. Мама надела на меня белое кружевное платье, а в руки сунула куклу - подарок отца на день рождения. Это было в Сиверской, на даче художника. Он усадил меня на веранде, в которую вливался через цветные стеклышки солнечный свет. Дачи, которые мы и Водкины снимали, располагались рядом и потому не составляло сложности продолжать сеансы. Их было, кажется, пять или шесть... И вот перед нами с отцом предстала эта самая "Татуля с куклой", выглядывающая из довоенного прошлого. Но каково же было наше изумление, когда из подписи под картиной мы узнали, что имеем удовольствие созерцать "Дочь рыбака". Рыбаком отец мой - Людвиг Львович Урлауб - никогда не был. Он был инженером-химиком, а еще - близким другом Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина. Они познакомились в 20-е годы. Отцу очень нравились работы мастера; у Петрова-Водкина, видимо, фамилия Урлауб тоже была на слуху - ведь многие из папиных предков были живописцами; не был чужд искусству и сам отец - в молодости он играл в театре, прекрасно пел, писал стихи, неплохо рисовал. Мы - я, отец, мама и мой брат Владимир - часто бывали у Петровых-Водкиных на Каменноостровском и в Царском Селе, где он жил какое-то время в здании Лицея. Кузьма Сергеевич и его жена Мария Федоровна приезжали и к нам, на Таврическую. Мария Федоровна была француженка и всегда с акцентом говорила: "Налейте мне малокровный чай", то есть слабенький, некрепкий... Кстати, о Царскосельском Лицее. Каждое лето Водкины отправлялись на юг и всегда приглашали нас с мамой пожить это время у них в Детском - так называлось тогда Царское Село. Одно из самых острых воспоминаний той поры: я устроилась рядом с бронзовым Пушкиным и плету венки из цветов... Где-то здесь же по соседству с Лицеем жил и Алексей Толстой. Я помню его, большого, громкоголосого, рядом с коренастым, наголо бритым Кузьмой Сергеевичем. Когда они собирались вместе, устраивался пир. Говорят, Алексей Толстой был большим любителем вкусно поесть, но мне запомнилось почему-то, что на стол подавали сардельки с зеленым горошком. Тогда у Толстого бывало много знаменитостей, и они часто заглядывали вместе с ним к Водкиным. Когда бывал композитор Шапорин, меня для забавы просили что-нибудь сыграть на пианино. Это пианино Елена Кузьминична - дочь Кузьмы Сергеевича - уже после войны нашла в чужом доме, выкупила и отправила в Хвалынск, в музей Петрова-Водкина. Вообще, я росла музыкальной девочкой... Вместе с Леной Водкиной, Верой и Севиром Голубятниковыми - это дети ученика Водкина - мы часто устраивали на даче в Сиверской концерты для взрослых. Лена пела, мы выстраивали "живые картины", читали стихи, а я еще и танцевала. Однажды, незадолго до смерти, Кузьма Сергеевич, наблюдая за моими танцами, сказал моей матери: "Кума, надо отдать Тату в хореографическое училище". Так по совету Петрова-Водкина и с согласия моих родителей я оказалась в училище на улице Росси. А спустя два года (Кузьмы Сергеевича уже не было в живых) на Каменноостровском, в квартире у Водкиных, с которыми мы продолжали дружить, меня увидел известный художник Алексей Пахомов и попросил маму, чтобы я ему попозировала. Он хотел вылепить фигурку юной балерины. Пахомов долго искал для меня позу, которая бы говорила о моей принадлежности к балету. Остановился на девочке, которая завязывает балетную туфельку. Фигурка юной балерины родилась некоторое время спустя на Ломоносовском фарфоровом заводе и хранится по сей день в Русском музее. Когда я смотрю на нее, то ощущаю всегда во рту вкус вишневого киселя, которым кормила меня жена Пахомова... А "Портрет Татули" вызывает у меня воспоминания о самом художнике, о Кузьме Сергеевиче. Я до сих пор физически ощущаю взгляд его пронзительных серых глаз... Он был моим крестным. Крестил меня дома, на Таврической, хотя это и выглядело несколько странным в тридцатые годы, особенно если учесть, что моим крестным отцом нарекался автор "Смерти комиссара"...
Тучи над Таврической
- Какое, право, счастливое детство было у Вас, Татьяна Львовна. Вы росли талантливым ребенком в окружении замечательных людей; и - не так ли? - со стороны казалось, что безоблачное будущее уже стучится в Ваши двери... - Может быть, кому-то так и казалось... Но облачка были всегда. Были и тучи. До революции дом № 9 по Таврической, где мы продолжали жить, будучи уже предельно "уплотненными", целиком принадлежал моей бабушке со стороны отца. Жили мы в 30-е годы туго - двое детей, бабушка, мама не работала - и из ломбардов не вылезали. Это слово "ломбард" было неотъемлемо от моего детства, равно как и "торгсин" - фантастический магазин, имеющий свой особый запах: запах духов, шоколада, овощей и фруктов. Мама носила туда на приемку золотые вещи. А день папиной получки был всегда для нас праздником... Между тем в доме, некогда принадлежавшем бабушке, селились жильцы, как бы теперь сказали, "VIР-класса". Квартиры здесь были отличные: тихо, рядом Таврический сад... По нашей лестнице жил великий Эйзенштейн. Я его никогда не видела, но играла с его собакой - доберман-пинчером. Меня пускали на кухню к Эйзенштейнам, там я с псом и играла. Потом, после Эйзенштейна, в квартире поселились братья Васильевы. Они часто уезжали на съемки, и мы мылись в их ванне: у нас в квартире ее не было... Конечно, все это когда-то было и у нас, но об этом "когда-то" в нашей семье вспоминать было не принято. Никогда ни бабушка, ни папа не говорили о нашем прошлом, о наших предках. Теперь-то я понимаю: не хотели накликать беду... Я не знаю, почему все Урлаубы не уехали в "фатерланд" после начала Первой мировой. Видно, так Богу было угодно... А беда всегда ходила где-то рядом, пока в 37-м не пришла к нам в дом. Арестовали отца. Правда, вскоре отпустили... Его почему-то не тронули и летом 41-го, когда всех этнических немцев как потенциальных шпионов подчистую выселяли из Ленинграда. Отца вызвали в милицию уже после прорыва блокады, в 43-м, и приказали покинуть город... Отец пробыл в ссылке до 1956 года. Все это время мама и я писали Ворошилову, Кагановичу, Молотову и самому товарищу Сталину о полной невиновности отца, о том, что надо исправить чудовищную ошибку. Ответ пришел лишь однажды: нас с мамой вызвали в милицию и предложили в 24 часа покинуть Ленинград. "Писать в высокие инстанции надо было меньше. Сидели бы тихо, не напоминали о себе, глядишь, все бы и обошлось", - "посочувствовал" милицейский сотрудник. Эпопея моего хождения за правдой долгая. Я уже начинала сниматься в кино, и режиссер Леонид Трауберг вывел меня на Николая Робертовича Эрдмана, писавшего в Москве сценарии для ансамбля МВД. Тот свел с начальником ансамбля, и с его помощью я попала со своим перечеркнутым паспортом на Лубянку к генералу Леонтьеву. Венцом поисков правды было резюме генерала: "Вы оставайтесь в Ленинграде, снимайтесь в кино, танцуйте на здоровье, а мама ваша пусть проследует к своему мужу". Но мама никуда не "проследовала": она-то, в отличие от меня, по национальности была чисто русской. После реабилитации отцу дали малюсенькую квартиру, где он и поселился со своей новой женой. Это был уже другой человек. Совсем другой. Ну и что же остается в осадке от "безоблачного будущего", которое, по вашим словам, стучалось в мою дверь? Распалась семья. На фронте погиб мой брат Владимир Урлауб. В крошечной девятиметровой комнатке умерла в блокаду моя бабушка - бывшая владелица огромного дома. Мы фактически потеряли нашу квартиру на Таврической: она была разграблена и сокращена до одной комнаты, в которой и коротала свой век моя мама. Балериной я тоже не стала. Наверное, сказались годы эвакуации, когда наше училище находилось в селе Палазня под Пермью. В тех тяжких условиях балетную выучку, технический арсенал не доведешь до совершенства. Я не довела.
Татьяна Пилецкая "Хрустальные дожди"
Моя Голгофа
- Вы не стали хорошей балериной, но стали известной киноактрисой. И при этом не учились во ВГИКе, в Театральном институте и даже на курсах актерского мастерства. Как же так получилось? - Вообще-то я ходила в студию при театре имени Горького. Правда, не закончила ее. И было это значительно позже, чем начались мои первые опыты в кино... Скорей всего, в том повинна была моя молодость, довольно яркая внешность, но однажды неожиданно для себя я, балерина Музкомедии, получила предложение принять участие в фильме "Пирогов". Это был крошечный эпизод, связанный с верховой ездой. Помню, как с одной актрисой ездила в Кавголово, где была конно-спортивная база, и как после первой же тренировки (20 километров туда и 20 обратно) не могла самостоятельно слезть с лошади. Три дня ни встать ни сесть. Наверное, эпизодом этим и ограничилось бы мое участие в фильме, если бы его режиссер Григорий Михайлович Козинцев не искал в тот момент актрису на роль Даши Севастопольской. Вероятно, мой возраст, отсутствие какого-либо актерского штампа, абсолютный наив и натолкнули Григория Михайловича на мысль попробовать меня на роль Даши. Репетировать со мной он поручил своим ученикам - Ростоцкому, Катаняну, Дорману, Рязанову. Пробы прошли благополучно - меня утвердили. Даша Севастопольская была не только моей первой ролью, но и моим первым знакомством с самой атмосферой создания фильмов. Я часами наблюдала работу всемирно известного режиссера, познакомилась с блистательным оператором Андреем Москвиным, знаменитым художником Натаном Альтманом, присутствовала на записи музыки к фильму Дмитрием Шостаковичем, видела, как создают свои образы Скоробогатов, Черкасов, Честноков, Дикий, Лебзак...
Мне не пришлось быть на премьере фильма: к тому времени я "отбыла по месту службы" своего мужа. Смотрела "Пирогова" позже. А когда у меня родилась дочь и я приехала к маме в Ленинград, то позвонила Григорию Михайловичу, поздравила его с успехом. А он поздравил меня с рождением ребенка и предложил детскую коляску: дескать, его сын уже вырос. На Петроградскую я добралась с дочкой на руках поздно вечером. Козинцев вынес коляску, куда мы и положили Наташеньку. Назад на Таврическую возвращалась в темноте. Потом многократно при встречах Григорий Михайлович с улыбкой говорил: "Таня, а помните таинственную историю, когда вы ночью увезли от меня коляску с ребенком"... Он очень по-доброму относился ко мне. Как, впрочем, и еще один знаменитый человек, с которым мне выпало счастье быть знакомой. Я имею ввиду великого шансонье Александра Николаевича Вертинского. Первый раз я увидела его на концерте в театре Эстрады, где тогда работала. То, как он пел, как его принимал зал, просто потрясло меня... Спустя какое-то время я пошла на его концерт - теперь уже в Капелле - вместе с маминой подругой Верой Николаевной. Она слыла давней поклонницей Вертинского, они были даже знакомы. В антракте Вера Николаевна предложила мне заглянуть к нему за кулисы. На мне тогда было синенькое платье с большим белым воротником, которое мне очень шло... Вера Николаевна представила меня. А он: "И чем же вы, голубушка, занимаетесь?" Я сказала, что снимаюсь в кино, вот снялась в "Пирогове"... "Да-да, - говорит, - с такой внешностью, конечно, вам надо сниматься". Кажется, я понравилась ему. После концерта Вертинский продолжил разговор с нами, стал расспрашивать, где я училась, что читаю, кто мои родители... Он прекрасно умел слушать. И как-то так случилось, что с той поры всякий раз, когда Вертинский приезжал в Ленинград, я ходила на концерты, как его добрая знакомая. Он всегда был очень вежлив, мил. И однажды пригласил в ресторан. - Вы на сегодня остались одной из немногих, кто ужинал с самим Вертинским... - Да-да... Ужас какой-то! Сколько же мне лет?.. Тогда, помню, впервые попробовала жюльен. Ну, откуда я знала, что это такое. Пришла домой и говорю: "Мама, я ела жюльен. Представляешь, я ела жюльен". Я продолжала сниматься в кино. Но роли мои были небольшие и не очень запоминались. И вот неожиданно в очередной приезд в Ленинград Александр Николаевич сказал мне: "Голубчик мой, сейчас на студии Горького, где я снимался, готовится фильм "Княжна Мери". Вот ваша работа, ваша роль - Вера. Принесите фотографию, я передам ее на картину". И сдержал слово, передал фотографию режиссеру Анненскому. Так, с легкой руки Вертинского началась моя настоящая кинематографическая карьера. Поначалу меня решили попробовать на роль Мери. Загримировали, сделали из шатенки жгучую брюнетку. Но, как и следовало ожидать, вариант не прошел. Хоть я и смотрелась намного младше своих лет, но для роли Мери, если следовать Лермонтову, нужна была все-таки совсем девочка... Я отправилась в Ленинград, где вскоре получила телеграмму, в которой говорилось, что, если я соглашусь перекрасить волосы и стать яркой блондинкой, меня будут пробовать на роль Веры. Я согласилась... Но в ярких блондинок перекрасились и другие претендентки, и худсовет, увы, выбрал не меня... Я опять уехала в Ленинград, ужасно обидевшись на весь кинематограф. И снова - телеграмма: "Оставайтесь блондинкой. Созван второй худсовет. Теперь прошла Ваша кандидатура"... После "Княжны Мери" я снималась у Марка Донского в фильме "Мать", у Рыбакова в первом советском детективе "Дело № 306", и, наконец, наступил мой звездный час: режиссер Леонид Луков пригласил меня на одну из главных ролей в фильме "Разные судьбы". Фильм имел оглушительный успех. Он прожил на экране большую, долгую и очень счастливую жизнь... Это был мой взлет, моя удача, мой творческий рай и вместе с тем... моя Голгофа. По утверждениям критиков, я удивительным образом (даже более чем талантливо) воплотилась в отрицательный персонаж: прекрасную, обольстительную, но злую и коварную свою тезку Таню. Я сделала, наверное, больше, чем требовала роль... Я заигралась в желании придать неподдельное очарование этой вамп-дамочке. - Но такие дамочки очень часто нравятся мужчинам... - Да! И ломают их судьбы. Правда, в моем случае экранная Таня навредила будущему реальной актрисы Татьяны Пилецкой... После этого фильма мне приклеили ярлык: "Она злая". И многие роли, которые я готова была сыграть, прошли мимо. Я ничего не могла поделать. Какие бы прекрасные пробы ни были, на фильм меня не утверждали! Предложения стали поступать все реже и реже... Какой парадокс: с одной стороны - успех, популярность, фотографии в каждом киоске, поездки в капстраны, а с другой - сниматься я стала редко, словно исчерпав ролью Тани свои актерские возможности. Я ушла из кинематографа, проработав там 15 лет и снявшись в 35 фильмах. Ушла, чтобы стать актрисой театра. Уже 30 лет я работаю в театре имени Ленинского Комсомола (теперь это "Балтийский дом"), и на его сцене стала народной артисткой России.
Красный кабачок
- Итак, балет, кинематограф, сцена драматического театра... Но вот передо мной Ваша книга "Серебряные нити", где Вы проявили себя и как человек, которому не чуждо литературное творчество. Книга автобиографична, но включает в себя небольшие художественные новеллы, стихи. И исторические изыскания, касающиеся Вашей родословной. Чем же так влекут Вас тени далеких предков? - Многие годы для меня их судьбы являлись тайной за семью печатями. Но где-то в конце 80-х - начале 90-х годов, когда ни отца, ни мамы давно уже не было в живых, у меня появилось жгучее желание снять покров с этой тайны. Все началось со старинных портретов, хранившихся в семье. В квартире на Таврической еще до войны на видном месте висели два портрета и маленькая картинка, шитая бисером. Один портрет написан маслом. На нем изображена молодая, очень некрасивая женщина с мужской стрижкой ежиком, в зеленом мундире с красным стоячим воротником и с тесаком через плечо. Второй портрет - литография этой же женщины в преклонном возрасте. На платье ее красовались воинские награды: железный крест и медаль. Литография и картинка, шитая бисером, сохранились по сию пору. А портрет, писанный маслом, исчез во время войны. Еще маленькой девочкой я знала, что на портретах - моя прапрабабушка Луиза Кессених и что вышивку делала тоже она. Теперь, после работы в архивах, я знаю, что родилась Луиза в 1786 году. Вышла замуж; имела от первого мужа двух детей. Ее муж, прусский офицер по фамилии Графемус, уехал в Петербург и определился на воинскую службу. Во время войны с Наполеоном он погиб в одном из сражений. Но еще до того, как это произошло, Луиза Графемус, услышав о приходе российских войск в Германию, решила отыскать отца своих детей.
Скрыв свой пол, она вступила в корпус генерала Блюхера, который в составе прусской армии воевал против французов. Женщина-улан сражалась во всех битвах 1813 года. При Буццине была ранена в шею, при Ганау - в ногу, при Метце получила ранение, которое заставило ее провести два месяца в госпитале. Была еще раз ранена в 1815-м. Лишилась правой руки и в чине уланского вахмистра вышла на инвалидный пенсион. О подвигах и судьбе моей прапрабабушки писали тогдашние газеты. Ее называли "второй Дуровой". Она жила в Германии, затем переехала в Петербург, вышла замуж за печатника Иоганна Кессениха, рожала и воспитывала детей... Жизнь ее постепенно клонилась к закату, и, казалось, можно уже поставить точку в биографии женщины-улана. Но не тут-то было. В 40-х годах XIX века о Кессених заговорили вновь. Теперь - как о владелице... столичных увеселительных заведений. Она содержит "Красный кабачок" - небольшой, существовавший еще со времен Петра I трактир на десятой версте Петергофской дороги, вошедший в российскую историю тем, что здесь провела бессонную ночь накануне прихода к власти будущая императрица Екатерина II. Об этом кабачке писали Пушкин, Лермонтов, Тынянов и Алданов. Существуют и воспоминания о том, как царила здесь под своим портретом - помните, в мундире и с тесаком? - однорукая Кессених. При ней кабачок славился вафлями, прохладительными напитками и знаменитыми танцевальными вечерами для гвардейцев. Был у Кессених и свой танц-класс на Фонтанке у Измайловского моста, в доме Тарасова. О нем тоже написано немало. Не знаю уж, хорошо ли танцевала моя прапрабабка и вообще могла ли она танцевать, учитывая возраст, но атмосфера веселья и особой лихости всегда наполняла ее прославленное на весь Петербург заведение. Я иногда задумываюсь о генах... Конечно, вряд ли от Луизы Кессених унаследовала я любовь и способность к танцам. Но моя прапрабабка неоднократно, почти мистическим образом, напоминала мне о себе. Моим первым мужем, как и у Луизы, был офицер, правда, морской; мое первое знакомство с профессиональной сценой произошло в Измайловском саду, в деревянном театре, который стоит на месте такцкласса Луизы Кессених; впервые в кино я пришла на эпизодическую роль всадницы, а затем был фильм "Олеко Дундич", где приходилось не только скакать на лошадях, но и объезжать их. И я не испытывала ни малейшего страха. Была лишь радость от захватывающей дух скачки. Ау, прапрабабушка моя, женщина-улан... Теперь о другой ветви своего рода - Урлаубах. Они появились в России в начале XX века. Первым был художник и продолжатель династии немецких художников - Август Урлауб. Два его сына, Федор и Яков, обладая, как и отец, талантом живописца, прекрасно пели и были актерами императорского театра. Вот, оказывается, откуда идут моя музыкальность и склонность к лицедейству... Были среди петербургских Урлаубов и основатель фабрики, и знаменитый оптик, и архитектор, и дирижер... Поиски предков привели меня в Германию. Самых близких по крови пригласила в Петербург. Должны приехать этой осенью. Жду и в перерывах между спектаклями продолжаю чертить сложнейшее генеалогическое древо нашего рода.
- Татьяна Львовна, извините, но под занавес - несколько обычных вопросов. Ваш характер? Комфорт в Вашей жизни? Какому стилю в одежде следуете? Сколько раз были замужем? - Характер - вспыльчивый, но отходчивый, зла не помню. Обхожусь небольшой квартиркой и старенькими "Жигулями". Дачи нет. Есть сельская изба. В одежде предпочитаю деловой стиль. Замужем была трижды. Последний брак длится почти тридцать лет. Мой муж - мим. Это хорошо: он молчит, а говорю я.
источник- http://www.peoples.ru/art/cinema/actor/piletskaya/interview.html
Татьяна Пилецкая актриса
Татьяна Пилецкая: Моя прапрабабка потеряла руку при Ватерлоо!
Будущий муж знаменитой актрисы в день знакомства принес бутылку рома и 200 г колбасы Звезда советского кинематографа Татьяна ПИЛЕЦКАЯ в этом году отметила юбилей - 85 лет. Дебют одной из самых красивых актрис нашего кино состоялся в картине « Золушка» в далеком 1946 году. Но безумную популярность принес Татьяне Львовне фильм «Разные судьбы». Она сыграла Таню Огневу, которой был посвящен ставший впоследствии народным романс «Почему ты мне не встретилась, юная, нежная...».
- Я счастливый человек,
- улыбается Татьяна Львовна. - Попробовала себя в трех видах искусства:
балете, кино, театре. Я не сожалею, что ушла из балета, хотя в актерской
профессии были и взлеты, и падения. К сожалению, многих из моих
друзей-партнеров уже нет в живых. Николай Черкасов,
Галина Скоробогатова, Гликерия
Богданова-Чеснокова, Вера Марецкая... Это были
прекрасные, простые люди. Вера Петровна звала меня почему-то плюшкой. Но
я совсем не обижалась. Главное, что я поняла в жизни: чем значительней
актер, тем он проще как человек. А сейчас многие молодые артисты уже
считают себя звездами, хотя поработали всего в одном-двух сериалах.
- Ничего, мы что-нибудь купим. Вскоре раздается звонок в дверь, открываю, стоит Маргоша, а за ней - молодой человек с черными роскошными кудрями. Я предложила гостю пройти в комнату, а Марго потащила на кухню. «Ты что, с ума сошла? - начала я ее отчитывать. - Зачем ты познакомилась с таким молодым парнем?!»- Таня, это не мой парень, - поспешила оправдаться подруга. - Это я для тебя его привела. - Что это значит - для меня?! - воскликнула я, но тут на кухню вошел Боря, и мы разговор замяли. Гости принесли бутылку рома и 200 граммов колбасы. Я нарезала хлеб, и мы неплохо посидели. Боря показался мне приятным человеком, единственное, что меня раздражало, - это его жилетка с люрексом. Я подумала, что за странный мужик. В жилетке с люрексом... Потом выяснилось, что Боря тоже артист и приехал ко мне прямо с выступления. Перед тем как уйти, Борис попросил номер моего телефона. Так и звонит по нему уже 40 лет (смеется). Муж намного моложе меня, но это никогда не мешало нашим отношениям. (Супруг моложе на 12 лет. - М. С. Ш.) - При таком молодом, красивом муже надо следить за собой...
Гены прапрабабки
- Читала, что
ваша прапрабабушка Луиза была героиней. Чувствуете ее гены? - Дочь Наталья
и внучка Елизавета не продолжили актерскую династию?
Мариана САИД ШАХ. Опубликовано 19 Ноября 2013 г. Номер 46 (979) http://www.eg.ru/daily/cadr/40950/2/
"Олеко Дундич" 1958 год
|