Домой    Кино    Музыка    Журналы    Открытки    Записки бывшего пионера      Люди, годы, судьбы...   "Актерская курилка" Бориса Львовича

 

Актеры и судьбы

  

  Гостевая книга    Форум    Помощь сайту    Translate a Web Page

 

 1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56  57  58  59  60  61  62  63  64  65  66  67  68  69  70  71  72  73  74  75  76  77  78  79  80  81  82  83  84  85  86  87  88  89  90  91  92  93  94  95  96  97  98  99  100  101  102  103  104  105  106  107

 

Список страниц раздела

 


 

Николай Гриценко. Загадка Гения.

 

Его Величество Актёр…
Неповторимый, несравненный…

Пронзает вновь пространство взор,
В сердца обращенный со сцены.

И не объять, не объяснить…
Смотреть лишь, затаив дыханье.
Он – то, чего не может быть,
Загадка, чуждая познанью.

Театр – Храм. Театр – Дом.
Но из-под ног уходит сцена.
За дар великий – есть закон –
Платить великую и цену.
И тяготеет рок на нём,
Блистающем ежевременно.

Так гений пламенем горит,
Не знающий границ и меры,
И не выдерживают ритм
В ролях расплавленные нервы.

Звёзд много в бархате небес…
Но дар его – сродни вселенной.
Летят года, как акты пьес,
А он – вовек непревзойденный.

Его Величество Актёр…
Идут года, и стынет слава.
Но в каждом образе – костёр
Пылает вновь, не зная равных.
И сколько б ни минуло пор,
Ему опять воскликнут: «Браво!!!»                            


Он был царём… Актёр вне амплуа… Необыкновенно талантливый… Актёр на все времена… Играл неотразимо и интеллигента, и колхозника… Актёр наития и озарения… Театр в театре… Настолько вживался в роль, что делал великой любую… Жил, как птица… Идеальный актёр… То, чего не может быть… - все эти эпитеты относятся к одному человеку. Николаю Гриценко.

Глава 1. Самородок из Ясиноватой

Станция Ясиноватая– одна из старейших на территории бывшей Российской Империи. Она была основана 21-го марта 1872-го года, а в 1884-м стала узловой, благодаря проложенной через неё важнейшей железнодорожной линии, связавшей Донецкий угольный бассейн с Криворожским железорудным. Ясиноватая входила в состав Бахмутского уезда (современный Артёмовск Донецкой области) Екатеринославской губернии.  В 1905-м году сюда докатилась волна первой русской революции. 26-го декабря 1905-го года боевые рабочие дружины Ясиноватой, Авдеевки, Гришино, Дебальцево на вокзале разоружили карательный отряд царских войск, о чем повествует мемориальная доска на здании вокзала. Впрочем, дальше того восстание не пошло, и вскоре жизнь в Ясиноватой, как и во всей России, возвратилась на мирные рельсы.
Наступали самые благодатные годы в отечественной истории. Стремительно развивалось сельское хозяйство, промышленность, культура. Не осталась в стороне от этого и Ясиноватая. В 1911-м году она имела уже двадцать пять верст станционных путей, оборотное депо на восемь паровозов, путевые мастерские, двухэтажное здание вокзала, путевые казармы. В сутки проходило девятнадцать пассажирских и девяносто товарных поездов, только на угольном складе грузили до сотни вагонов. На станции имелись кирпично-черепичный завод, паровая вальцевая мельница и склад земледельческих орудий. Пристанционный поселок был невелик: всего сорок дворов с населением до восьмиста человек. Железнодорожные рабочие ютились в землянках, бараках, приспособленных под жильё товарных вагонах. Больных обслуживал один фельдшер. Открытое в 1897-м году одноклассное училище с четырьмя отделениями расположилось в старом доме, и только в 1910-м году построили школу с четырьмя классными комнатами.
24-го июля 1912-го года в семье переписчика вагонов станции Ясиноватой Олимпия Гриценко и его жены Фаины родился сын, названный Николаем. Николай Олимпиевич Гриценко. Позже, уже став знаменитым актёром, он будет слегка стесняться своего непривычного для русского уха отчества. Как бы оправдываясь, Гриценко с юмором рассказывал, что поп, крестивший его отца, был в ссоре с его дедом, а потому в отместку выбрал в святцах такое странное имя. Впрочем, как замечает Владимир Этуш: «На самом деле пришедшее к нам из античной мифологии оно обозначает - средоточие богов. Что вполне соотносилось с удивительным дарованием Николая Гриценко. олимпиевич! Это же звучит, как Алёша Попович! Добрыня Никитич! Он и был богатырем в актерском искусстве и, думаю, в глубине души принимал свое отчество полностью, и оно нисколько не ущемляло его достоинства».
В ту пору никому и в голову не могло прийти, каких высот достигнет сын простого переписчика вагонов. Коля рос, а кругом бушевало лихолетье. В 1914-м году грянула война, через три года – революция, гражданская война, многие страницы которой разворачивались здесь же. Февральская революция была с энтузиазмом встречена рабочими. Уже в первых числах марта в Ясиноватой состоялись митинги, был избран Совет рабочих депутатов, в котором главенствовали меньшевики и украинские националисты. Однако, уже в июле произошло перераспределение сил и власть перешла к большевикам. После Октябрьской революции был избран ревком, организован отряд Красной гвардии из тридцати бойцов, который принимал активное участие в гражданской войне. В декабре 1917-го года Ясиноватая была занята красными войсками, было развернуто наступление на силы атамана Каледина. За железную дорогу в эту пору велись сражения между белыми партизанами легендарного есаула Чернецова и красными солдатами и матросами, к которым примкнули шахтёры. История сохранила ряд ярких эпизодов того противостояния, среди которых наиболее часто упоминается станция Дебальцево. То там, то здесь вспыхивали бои, гибли люди с обеих сторон, нарастала жестокость, жизнь человеческая перестала что-либо стоить, некоторые пункты по нескольку раз переходили из рук в руки (в Ясиноватой за короткий срок власть менялась шесть раз), от чего особенно страдало мирное население, пребывавшее в постоянном страхе.
Тем не менее, 24-го декабря этого безумного года в семье Гриценко появляется на свет дочь Лилия. В отличие от брата, она родилась не в Ясиноватой, а в тридцати километрах от неё, в городе Горловке. Можно предположить, что именно накал борьбы в родных краях, чреватый самыми опасными последствиями, вынудил семью временно перебраться в другой город.
Весь 19-й год Ясиноватая и Горловка оставались в центре противостояния борющихся сил. При отступлении Добровольческой армии в конце 1919-го года её штаб какое-то время находился в Ясиноватой, и отсюда осуществлялось общее руководство боевыми действиями. В ту пору железная дорога была забита эшелонами с беженцами и ранеными. Кругом свирепствовал тиф, и умерших от него не успевали хоронить. Многим не хватало мест в поездах, и толпы беженцев, голодных и больных, шли пешком вдоль железнодорожных путей. Эта горькая атмосфера беженства со всеми плачевными следствиями этого явления в течение долгого времени стала средой обитания ясиноватинцев. 
К 1920-му году в Ясиноватой установился мир - она была окончательно занята Красной армией. Поселок начал восстанавливаться, реконструировался, рос. В 1921-м году из культурно просветительских учреждений здесь были изба-читальня и агитпункт. А через четыре года открылся клуб железнодорожников имени Свердлова с кинозалом на три двенадцать мест. В этом клубе долгое время блистала мать Николая Гриценко, Фаина Васильевна, игравшая в любительских спектаклях и имевшая хороший голос. На неё, как вспоминали старожилы,  ходила смотреть вся Ясиноватая. На месте маленькой мельницы вырос мельзавод союзного значения. 24-го февраля 1926-го года Ясиноватая постановлением ВУЦИК зачисляется в категорию посёлков городского типа. В 1927-м сдается в эксплуатацию новое здание школы.
Семья Гриценко в те годы жила в скромном домике на Октябрьской улице. Много лет спустя, приезжая в родные края, и Николай, и Лилия всегда в волнении ходили по своей родной улице, посещали места, которые помнили с детства, любимую школу №1, где оба учились. Вспоминали друзей, учителей… Родной дом Николая Олимпиевича сохранился до наших пор, но люди, проживающие в нём сегодня, не имеют ни малейшего понятия о знаменитом жильце прежних лет.
О школьных годах Гриценко известно мало. Способностями и прилежанием к учёбе он не отличался и доставлял немало хлопот учителям. При этом будущий актёр так виртуозно сочинял всевозможные небылицы, так неподражаемо и уморительно рассказывал их, что смеялись даже педагоги и за это прощали ученику нерадивость и шалости. Ясиноватские друзья вспоминали, что когда с ними был Гриценко – хохотали до слёз. Причём он обладал уникальным талантом моментально перевоплощаться. По-видимому, тогда впервые проявились задатки великого дарования, которому суждено было расцвести спустя годы на столичных подмостках.
Но до этого было ещё далеко. Глядя на юного Колю, мало кто мог предположить, что этого человека ждет актерское будущее. Олимпий Гриценко подходил к воспитанию своих детей очень ответственно. Но готовил их больше к ремёслам практическим, чтобы могли хорошо заработать на хлеб. Хотя уже в школьные годы Николая не был чужд искусству. Правда, искусство это было иного направления: вместе с сестрой будущий корифей Вазтанговской сцены обучался игре на скрипке: сперва у скрипача-самоучки Ивана Захаровича, затем в Макеевской музыкальной школе. Но музыка не стала для него призванием и, окончив в 1931-м году Днепропетровский транспортный политехникум, он работал техником-десятником на станции Мушкетово, затем техником-смотрителем зданий на станции Ясиноватая. В 1932-м году Гриценко стал конструктором в техническом отделе металлургического завода "Сталь" в Макеевке. Здесь, не имея иного досуга, Николай поступил на  музыкально-драматический рабфак, ещё не зная, что этот шаг определит всю его дальнейшую судьбу. В любительском театре он переиграл все роли, обнаружив недюжинный талант. Мир кулис завладел молодым актёром и, закончив в 1934-м году рабфак, он отправился в Киев, чтобы продолжать учёбу.
В Киеве Гриценко поступает в драматический техникум при Музыкально-драматическом институте им. Н. Лысенко. Институт был организован в 1904-м году Николаем Витальевичем Лысенко, выдающимся композитором, педагогом, фольклористом, основоположником украинской музыкальной школы. Это было первое украинское учебное заведение, предоставлявшее высшее музыкальное образование по программе консерватории. Из стен лысенковского института вышло много знаменитых артистов. Среди них – Иван Семёнович Козловский, которого мальчиком взяла к себе в ученики одна из лучших преподавателей вокала Елена Муравьева, воспитавшая целое поколение русских певцов, многие из которых прославились как лучшие оперные певцы страны. Среди выпускников открытого позднее техникума были режиссёр Вера Строева, известные актёры Семён Севашко, Пётр и Лаврентий Масохи. Последний окончил учёбу буквально за три года до поступления Гриценко.
В те годы в Киеве творили многие знаменитые актёры, тогдашние корифеи театра и кино. Среди них – Амвросий Максимилианович Бучма, выдающийся актёр, режиссёр и педагог, воспитавший не одну плеяду мастеров, чьи имена многие годы украшали афиши лучших театров, блистали в кино. Это ему принадлежат замечательные слова – заповедь молодым актёрам: «Пока чужую беду не научишься воспринимать как собственную, пока твое сердце не сумеет сотни раз разрываться от боли и снова оживать, не найдешь в искусстве своего места».
Вблизи таких титанов, под их влиянием начинал свой актёрский путь Николай Гриценко. Много лет спустя, его однокурсница вспоминала, как на пари он прошелся по Крещатику в барском халате, в котором студенты играли Островского и Мольера. Он шёл мимо поражённой и завороженной толпы, представляясь хозяином жизни,  и никто не посмел остановить его, спросить документы.
В Киеве Николай встретил свою первую жену. Через год вместе с ней, сестрой и родителями он перебрался в Москву, которая отныне станет его домом.

 

Глава 2. Театр его судьбы


Есть актеры, как говорится, с божьим даром. Их талант — свойство врожденное, впитанное с материнским молоком. Но, увы, не всякий одаренный человек максимально реализует себя в искусстве, становится Мастером, автором своего ни с кем не схожего слова. (…)
Николай Олимпиевич Гриценко был артистом воистину с божьим даром, артистом с головы до пят, каждой клеткой своего существа. Сцена была его стихией, он играл так же легко и свободно, так же непосредственно и вдохновенно, как поет птица. Он был из той легендарной плеяды лицедеев в хорошем смысле этого слова, которые не мыслят своего существования без игры, без сцены и обладают способностью видеть мир таким, в котором жизнь и театр неразделимы: театр — это жизнь, а жизнь — это театр.
Михаил Ульянов, актёр

В столицу Гриценко приехал в 1935-м году. Многое здесь могло поразить воображение провинциала. Москва строилась, Москва блистала, Москва царила. В Москве творили величайшие актёры, воспринимаемые зрителями, как небожители, боготворимые, обожаемые. Кино и театр были для уставших от тягот повседневной жизни людей отдушиной, а актёры – кумирами. Какие театры были в Москве! Малый, МХАТ, на сцене которого блистали Яншин, Хмелев, Грибов, Прудкин, Тарасова, ЦТКА под руководством Алексея Попова, театр Вахтангова… И при каждом из них работали свои училища, готовящие молодую поросль. Было от чего разбежаться глазам!
За три года Николай сменил три учебных заведения. Год был отдан училищу при МХАТе втором, ещё один - театральной школе при ЦТКА. Школа каждого театра неповторима и своеобразна, своему актёру она предъявляет свои требования, прививает свою методику. Видимо, строгость и академичность МХАТа и ЦТКА не подошли тяготеющему к импровизации и вольности студенту, и на третий год учёбы он перешёл в Щукинское училище, где и остался. Таким образом, Гриценко успел узнать целых три театральных школы. Впоследствии за умение разрабатывать образ во всех деталях, органически сближать в характере противоположные черты его называли актёром москвинской школы. Театральный критик Вера Максимова отмечает: «Гриценко не был актером изначально вахтанговской школы. Он знал Рубена Николаевича Симонова, Вахтангова он не мог по возрасту видеть. Он был школы, которую мы сегодня очень плохо знаем, мы лучше знаем Первую студию МХАТ, но мы потеряли архив МХАТа второго. Гриценко был актером, вернее, студийцем школы МХАТа второго. Это была психологическая школа, но движение следующее, где форма воспринималась как сгусток не просто содержания и смысла, а философии, где отход от реальности в лице крупнейших актеров очень часто означал очень глубокое вторжение в реальность». Глубокий психологизм станет достоинством многих ролей Николая Гриценко и будет дополнять многокрасочность школы вахтанговской.
То, что именно ей, в конечно счёте, было отдано предпочтение, не случайно. Театр Вахтангова был создан в 1913-м году, через год после рождения Гриценко. Вначале это была студия, организованная молодыми московскими студентами под руководством любимого ученика Станиславского Евгения Вахтангова. Актёр должен уметь сыграть всё: от трагедии до водевиля, - утверждал Вахтангов. Великий мастер был уверен, что характерный актёр должен кануть в Лету, уступив место трагическому и комическому гротеску.
Театр Вахтангова, пожалуй, можно назвать самым удивительным, таинственным театром из всех. Ему всегда сопутствовала некая загадка – не из тех ли, которые любила загадывать принцесса Турандот? Эту мистерию, загадку, мистификацию театра тонко уловил Михаил Булгаков, заставив свою Маргариту лететь на метле на шабаш именно над ним. Её чувствовала Марина Цветаева, чья жизнь во время Гражданской войны была тесно связана с вахтанговцами.
В основе вахтанговской школы лежит импровизация, экспромт, неожиданность и даже шалость, но шалость всегда сопряжённая с неизменным чувством вкуса и меры. Суть её выражается определением, которое употреблял сам Вахтангов: фантастический реализм. Выражение это не было придумано Евгением Багратионовичем. Первым употребил его применительно к своему творчеству Достоевский. Следом – Блок и другие художники. Вахтангов в качестве примера фантастического реализма приводил творчество Гоголя. Фантастический реализм, когда в сказочном сюжете проявляются черты и характеры современности, а в сюжетах как будто насквозь реалистических находится место чудесному. Фантастический реализм – основа творчества Булгакова, чья пьеса «Зойкина квартира» с успехом шла на сцене театра Вахтангова, пока её не запретили. Фантастический реализм – эта та самая тайна, которую нельзя постигнуть, разгадать, объяснить. Сочетание несочетаемого. В этом, последнем, ключ ко всему вахтанговскому. Фантастический реализм, согласно Вахтангову, это метафорический язык, необычные формы отражения действительности. «Для фантастического реализма громадное значение имеют форма и средства разрешения. Средства должны быть театральны», - говорил режиссёр. Он считал, что быт не должен передаваться прямым его изображением, но должно найти острую форму, которая была бы театральна. То же самое касалось актёра. Мало было психологической правды, от актёра требовалось найти способ игры, соответствующий характеру пьесы и режиссёрскому замыслу.
Николай Гриценко был словно создан именно для этого театра. Ему, как никому другому, от природы было свойственен вахтанговский набор необходимых качеств – неожиданность, гротеск, импровизация, соединение психологического содержания с умением найти нужную форму, способ игры – сочетание несочетаемого. Он олицетворял собой вахтанговское начало. Можно даже сказать, что в нём материализовался дух театра. «Вахтанговская школа - это то, что можно выразить только с помощью конкретных спектаклей или созданных образов, - говорит Людмила Максакова. - Если говорить о ярчайшем явлении в понимании вахтанговского, то, наверное, это фигура Николая Олимпиевича Гриценко. Наверное, в нем и соединилось все то, что называется Вахтанговым. Я думаю, что сам Вахтангов считал бы его первым и любимым учеником, как его и считал Рубен Николаевич Симонов».
В 30-е годы театр Вахтангова не имел признанного вождя. После смерти Евгения Багратионовича в 1922-м году театром управлял художественный совет, в который входили ученики покойного мастера. На сцене блистали находившиеся в расцвете Борис Щукин, Цецилия Мансурова, Рубен Симонов, Александра Ремизова, Мария Синельникова, Елизавета Алексеева… За два года до приезда в Москву Гриценко Москва была потрясена премьерой спектакля «Егор Булычёв и другие», где в главной роли выступал, поражая воображение публики, Борис Щукин.
1937-й год, год, в котором Николай Гриценко стал студентом Щукинского училища, стал для театра, как и для всей страны, очень тяжёлым. Актёр Василий Куза с помощью Бориса Щукина ставил пьесу Киршона «Большой день». Пьеса была, как называли тогда, «оборонной», на тему «если завтра война…». Играли в ней лучшие актеры театра: Щукин, Глазунов, Толчанов, Шухмин. Но вскоре после премьеры, вышедшей 13-го апреля, Киршон, бывший глава и идеолог РАППа, тридцатипятилетний писатель-функционер, был исключен из партии, из Союза писателей, затем арестован и меньше чем через год расстрелян. Спектакль, немедленно разгромленный критикой, сняли с репертуара.
Осенью того же года торжественно отмечалось двадцатилетие советской власти. Театр Вахтангова поставил к дате «Человека с ружьём», где в роли Ленина выступал опять-таки Борис Щукин. Казалось, для театра наступали смутные времена. Но вахтанговцы остались верны себе. Если после лихолетья Гражданской войны, назло разрухе, они выпустили спектакль-праздник «Принцессу Турандот», то теперь поставили внеплановую, по сути, учебную работу — водевиль Эжена Лабиша «Соломенная шляпка», веселый, музыкальный спектакль, неожиданно оказавшийся большой удачей.
В 1939-м году театр Вахтангова обрёл после долгих лет безвластия художественного руководителя. Им стал один из ближайших сподвижников Вахтангова Рубен Николаевич Симонов.
Вся биография Рубена Николаевича складывалась так, словно он шёл по стопам своего учителя. Он родился на Кавказе, и родные его одно время были знакомы с семейством Вахтанговых. Приехав в Москву, молодой человек поступив на юридический факультет Московского университета и одновременно записался в студенческий театральный кружок, в котором в первый же год сыграл Фамусова.
Для Симонова существовало три свящённых имени: Пушкин, Маяковский и Вахтангов. О Евгении Багратионовиче он был много наслышан и мечтал учиться у него. И мечта сбылась. Однажды Симонов, актёр Шляпинской студии, в которой в ту пору мэтр ставил пьесу Шницлера «Зелёный попугай», встретил Мастера на улице. Тот разговаривал с дамой, и Рубен Николаевич прошёл мимо. Но Вахтангов неожиданно догнал его:
- Скажите, вы не из тех владикавказских Симоновых?
Разговорились, вспоминая родные края и общих знакомых. И в конце беседы Симонов попросил о давно чаянном:
- Евгений Багратионович, примите!
- Хоть сейчас, безо всяких экзаменов.
Так и началась их совместна работа, прерванная безвременной кончиной Вахтангова. И, вот, теперь его преданный ученик был призван воплощать его заветы, став худруком его детища.
Первой постановкой года стал гоголевский «Ревизор», поставленный Борисом Захавой при участии Александры Ремизовой. Роль Городничего репетировал Борис Щукин, но 7-го октября перед генеральной репетицией великий актёр умер.
В такое время, в 1940-м году, окончив училище, Николай Гриценко пришёл в театр. За плечами были роли, сыгранные во время учёбы на рабфаке, в Киеве, в Москве. В «Щуке» среди прочего он сыграл скрипача Халявкина в инсценировке рассказа Чехова «Жилец». Роль была столь удачной, что этот номер впоследствии актёр всегда играл на эстрадных концертах. Служба в театре начиналась, как и положено, с крохотных ролей. Но даже их Николай Олимпиевич умел сделать заметными. В небольших комедийных ролях ярко проявлялся его незаурядный импровизационный дар. Вместе с художником он искал смешные детали костюма своего персонажа, не чурался достаточно рискованного грима. Но все его самые  смелые фантазии всегда были оправданы внутренней логикой развития образа, подсмотренного в реальной действительности, выхваченного из самой гущи жизни. Именно поэтому персонажи, даже самые нелепые и диковинные, были убедительны. Юрий Яковлев вспоминает, что, как только он переступил порог театра, ему тотчас рассказали, «что Николай Гриценко начинал с бессловесных проходов по сцене, например в «Дон Кихоте», и – заслуживал аплодисменты».
Первые крупные роли актёр сыграл в пьесах «Когда поют жаворонки» и «Приезжайте в Звонковое». В первом спектакле он исполнял роль председателя колхоза, героя со всех сторон положительного и идейного. Казалось бы, роль скучная и неинтересная, но Гриценко сумел сыграться её так, что заставил говорить о себе всю театральную общественность Москвы.
Комедию Александра Корнейчука «Приезжайте в Звонковое» ставила первая исполнительница роли Зелимы в «Принцессе Турандот» Александра Иосифовна Ремизова. По сюжету главные действующие лица, Арина и Степан, считающие себя народными героями, только что прибыли из Европы после войны и бравируют псевдозападными манерами и подражанием «культурным европейцам». Им аккомпанирует группа украинских девиц, восхищённых возможностью набраться новых впечатлений и «культурного» багажа. Партнёршами Гриценко в этом спектакле были сёстры Галина и Лариса Пашковы. В те дни получила летучую популярность реприза Галины Пашковой: «В Европе такие культурные люди! Кельнерами называются!»  Театровед Нина Велехова замечает, вспоминая об этой постановке: «Такой остроумной актёрской игры, такой театральности позднее зрители этого театра уже не увидят». Роль Степана в исполнении Гриценко была окрашена мягким, добродушным юмором. Броским комедийным эффектом отличалась позднее и роль шахтёра Гаврилы в спектакле "Макар Дубрава" по пьесе всё того же Корнейчука.
Между тем, наступил 1941-й год. В феврале состоялась премьера одного из лучших спектаклей театра Вахтангова «Перед заходом солнца» Генриха Гауптмана, где роль Матиаса Клаузена гениально исполнял Михаил Астангов. 21-го июня на сцене впервые шёл лермонтовский «Маскарад». А на следующий день после премьеры началась война…
23-го июня во время бомбежки в здание театра Вахтангова попала бомба. Среди погибших оказался один из лучших актеров театра — Василий Куза, бывший в ту ночь на дежурстве. Чудом уцелел находившийся с ним коллега. Один из первых студийцев, поэт Павел Антокольский писал в те дни:

…А завтра телефон забил в набат!
И страшной правды не расслышав толком,
Мы побежали оба на Арбат
По сонным переулкам, по осколкам
Разбитого стекла…
Так вот она –
Глядит в глаза нам, хриплая, лихая,
Бездушная воздушная война,
Убившая театр…

Здание на Арбате оказалось сильно разрушено, уничтожены многие декорации. Театр решено было эвакуировать в Омск. 14-го октября, спешно собравшись за сутки, труппа отправилась на восток. Старшекурсников Щукинского училища взяли с собой, официально оформив их как членов семей артистов. Предупредить всех вахтанговцев об отъезде не успели — Николаю Плотникову пришлось добираться самому. Не успевший уехать с театром актёр Глазунов был вскоре арестован — его сочли немцем из-за латышской фамилии Глазнек и обвинили в том, что он ждет прихода фашистов.
Николай Гриценко не уехал в Омск вместе с остальной труппой. Он отправляется в Архангельск, где поступает на командирские курсы.
Семья Гриценко осталась в Москве. Сестра Лилия в то время успешно дебютировала в качестве оперной певицы, исполнив роль Нины в студийном спектакле «Маскарад». Лилия Олимпиевна не собиралась становиться актрисой. Всё вышло само собой. Во время учебы в школе она принимала участие в постановках школьного оперного театра. Поставленная там опера "Наталка-Полтавка" имела такой успех, что прошла все этапы конкурса самодеятельности, вплоть до республиканского, где лучшие голоса отбирались для учебы в студии при Большом театре в Москве. В число отобранных попала и Лилия. Через два года она поступила в оперно-драматическую студию при театре Станиславского на оперное отделение. Там её учителями стали Антонина Нежданова и Мария Лилина. После экзамена в студии Нежданова подарила ей свою фотографию с надписью: "Никогда не успокаивайся". В те годы о ней писали: "Лилия Гриценко обладает драгоценным даром – сочетанием яркого таланта драматической актрисы, обаятельной манеры пения, высокой музыкальности и тонкого чувства стиля".
Николай Олимпиевич так и не попал на фронт. Несколько месяцев проучившись на курсах в Архангельске, он получил первое приглашение в кино.

 

Старинный водевиль.(1946)

 


 


Глава 3. Съёмки в антрактах

Николай Гриценко действительно великий артист, я его знал буквально с момента первых своих шагов в Театре имени Вахтангова и видел, что это такое по интуиции и совершенно божескому вдохновению. Есть способные люди, а если еще и упертые и по-настоящему, глобально занимаются делом, приспособлены к нему психофизически, то они в течение четырех лет хорошо обучаются и из них получаются профессиональные актеры. Таких очень много. Когда это великое, божеское - это совсем другое. И все навыки дают возможность только как-то втиснуть свое божественное дарование в рамки и структуры взаимоотношений с режиссером, театром, драматургическим материалом и так далее. Вот таким был Гриценко.
Александр Ширвиндт, актёр

В 1942-м году режиссёр Юлий Райзман снял мелодраму «Машенька», одну из самых трогательных и нежных лент советского кинематографа. Сценарий фильма написали Евгений Габрилович и Сергей Ермолинский. Главную роль играла Валентина Караваева, замечательная, тонкая актриса с очень трагической судьбой. Этой картине суждено было войти в золотой фонд советского кино. А для двух молодых актёров, Владислава Стржельчика и Николая Гриценко, она стала пропуском в мир кинематографа. Николаю Олимпиевичу досталась небольшая роль друга главной героини. Запоминается сцена дня рождения Машеньки, когда за столом молодой человек с сияющими глазами, несмотря на одёргивания других гостей, говорит тост в её честь… С этого эпизода начался путь Гриценко в кино.
Следующей роли пришлось ждать более трёх лет. Окончилась война, в Москву из эвакуации возвратился театр Вахтангова, снова следуя своей неписанной традиции выпустивший в трудное время послевоенной разрухи жизнерадостный, чудный спектакль «Мадмуазель Нитуш», в котором, очаровывая зрителя, сияла незабываемая Галина Пашкова. Люди хотели радоваться, люди искали искусства лёгкого и искрящегося. Эту потребность в радости, в положительных эмоциях старался удовлетворить и кинематограф.
Режиссёр Игорь Савченко соединил это настроение с патриотической темой и приступил к съёмкам фильма «Старинный водевиль» по мотивам классического русского водевиля П. Фёдорова «Аз и ферт». Основной сюжет был прост. После победы над Наполеоном русские войска возвращаются в Москву. Восемнадцатилетняя Любочка влюблена в молодого гусара Антона Фадеева, но ее отец не хочет и слышать о свадьбе дочери с бедным офицером. После веселых неурядиц история, разумеется, заканчивается счастливо. На главную роль режиссёр пригласил Николая Гриценко. Любопытно, что в этой ленте денщика главного героя играет уже прославленный в то время Сергей Столяров. Одна из наиболее замечательных и запоминающихся сцен фильма: русские войска оставляют Москву, юная барышня в гневе бросает в лицо раненому офицеру обвинение в трусости, и с какой скорбью, сдержанной болью от незаслуженной обиды звучит его ответ: «Бог простит вас, сударыня, за ваши слова…» Фоном для незатейливой любовной истории стала победа над Наполеоном, Москва, возрождающаяся после нашествия французов. И гимн победе тогдашней, Москве тогдашней звучал, как гимн победе новой, Москве послевоенной. На эту перекличку во времени сделан был особый акцент.
Следом за романтическим героем 19-го века, Гриценко не менее блестяще исполняет роль Артамашева в фильме «Кавалер Золотой звезды», в котором судьба вновь свела его с режиссёром Юлием Райзманом. Лента, в сущности, являла собой образчик советского лубка на манер «Кубанских казаков» и аналогичных фильмов Ивана Пырьева, рисовавших картину колхозного рая. Как водилось в таких случаях, пустоту сюжета компенсировал, спасая положение, поистине звёздный ансамбль: оператор Сергей Урусевский, композитор Тихон Хренников, актёры Сергей Бондарчук, Анатолий Чемодуров, Борис Чирков, Иван Переверзев, Тамара Носова… Южный колорит, столь живо представленный в фильме, был родным для Николая Олимпиевича, как родным был певучий говор тех краёв, и образ, созданный им, получился необычайно живым и ярким. Эта роль принесла ему Сталинскую премию.
В то время актёр вместе с женой занимал комнату в доме на Красной площади. Дом этот был довольно необычен. Древняя постройка, известная как «палаты Бориса Годунова», напоминал монастырь со сводами, нишами и толстыми, более двух метров, стенами. Комнаты по своей конфигурации и размерам были весьма разнообразны. В остальном, это была вполне рядовая советская коммуналка: длинный коридор более пятидесяти метров, на каждую квартиру приходилось по десять семей, так что численность жильцов достигала сорока человек. Во дворе мальчишки целыми днями играли в футбол, и излюбленной их забавой было демонстрировать своё презрение к «интеллигенции». Один из участников подобных шалостей вспоминал: «Считалось особым шиком сшибить мячом зеленую шляпу с проходившего мимо с молодой женой (или сестрой) знаменитого впоследствии актера Николая Гриценко, снимавшего в те годы комнату в одной из квартир на втором этаже. Однажды, после очередного «происшествия», я случайно оказался рядом с ним, хотя сам такими проделками никогда не отличался. Актер остановился и стал высказывать мне все, что он о нас думает. Я сгорал со стыда, но выдать виновника происшествия просто не мог!»
«У него была чудная супруга первая, она вела его по жизни за руку. Она следила за тем, как он одевался, как он репетировал, работал…», - рассказывал Михаил Ульянов о первой жене Николай Олипиевича. Тем не менее, семейная жизнь вскоре дала трещину. Неизвестно, что произошло на самом деле, но жена оставила Гриценко и уехала в Ригу. Актёр очень переживал этот факт, был растерян, подавлен. По мнению некоторых, этот разрыв, в конечном итоге, очень несчастливо отразился на последующей судьбе Николая Олимпиевича. Женщины, которая смогла бы заменить ему первую спутницу, он так и не встретил.
Следующую картину, в которой снимался Гриценко, постигла неудача: она так и не вышла на экраны. Фильм «Прощай, Америка» снимали знаменитый режиссёр Александр Довженко и его жена Юлия Солнцева. Сюжет его был почерпнут из реальной жизни. В 1947-м году в СССР прибыла новая сотрудница посольства США Аннабела Бюкар, по совместительству агент ЦРУ. Советские органы госбезопасности быстро заметили, что американка весьма неравнодушна к русским мужчинам. Тогда заграничную агентессу на приеме в "Метрополе" познакомили с солистом оперетты Лапшиным. Вскоре Аннабела вышла за него замуж, и молодая советская семья счастливо зажила в четырехкомнатной квартире в Доме на набережной. Лучшего сюжета для пропагандистского фильма быть не могло. Работу над ним и поручили Довженко. Режиссёр снимал фильм о любви, о том, что никакое расстояние, никакая идеология не могут помешать людям быть вместе. В картине снимались замечательные актёры, среди которых Людмила Шагалова и Юрий Любимов. Гриценко играл роль секретаря американского посольства Арманда Хауорда. Главная же роль досталась его сестре, Лилии. В 1948-м году Лилия Олимпиевна пережила большое несчастье – она потеряла голос. В кино актриса стала сниматься ещё в 40-х годах. Первой ролью её стала Оксана в экранизации оперы Чайковского «Черевички». Фильм «Прощай, Америка» мог стать трамплином для взлёта кинематографической карьеры Лилии Гриценко. Но, увы, этого не произошло. В какой-то день американка, о которой много судачили в Москве, заперла дверь квартиры на ключ, отправилась в посольство США и оттуда улетела в Америку, бросив не только мужа, но и сына. Съёмки ленты «Прощай Америка», до окончания которых оставалось меньше месяца, были прекращены по личному приказу Сталина. Это стало концом профессиональной деятельности Александра Довженко. Больше мастер ничего не снимал.
Несмотря на востребованность в кино, Николай Олимпиевич всегда ставил на первое театр, оставаясь верным рыцарем последнего. "Как актер я давно пришел к выводу, что только театр переживания, театр, в котором актер владеет искусством перевоплощения - мой театр", - говорил он позднее. «Для него кроме театра ничего не существовало», - свидетельствует Людмила Максакова.
В начале 50-х Гриценко стал ведущим актёром театра Вахтангова и был занят в большом числе идущих на его сцене спектаклей, среди которых «Олеко Дундич», «Человек с ружьём», где он играл роль солдата Шадрина, фронтовика, вернувшегося с Первой Мировой войны, простого русского мужика с крестьянской смекалкой, являющегося на приём к Ленину, «Седая девушка»… Последний спектакль, историю-притчу о трагической судьбе китайской девушки Си-Эр, ставил кинорежиссёр Сергей Герасимов. В постановке были заняты корифеи театра Вахтангова: Мансурова, Синельникова, Бубнов, Липский… Главную роль, ставшую одной из лучших среди сыгранных ею, исполняла Галина Пашкова.
В 1953-м году театр решил ставить сатирическую пьесу С.В. Михалкова «Раки». «Когда Сергей Владимирович читал нам свою пьесу, мы хохотали до упаду, - вспоминает Юрий Яковлев. - Все изголодались по современной сатире, тем более что пьеса затрагивала ещё недавно запретную тему – идиотские нравы номенклатурных чиновников. Сюжет эхом перекликался с гоголевским «Ревизором», но михалковский Ленский не был зеркальным отражением Хлестакова. Это был мошенник со стажем, умевший просчитывать на несколько ходов вперёд. Такая роль – подарок хорошему актёру. Она и досталась Н.О. Гриценко при одобрении всей труппы». «Раки» шли у Вахтангова с большим зрительским успехом, главным образом благодаря блестящей игре Гриценко, но надолго в репертуаре театра почему-то не задержались. Современник рассказывал о работе актёра над образом: «Помню, он очень интересовался своим сценическим обликом, внимательно рассматривал мой эскиз Ленского и просил меня обязательно сделать ему модную тогда среди актеров прическу с высоким коком на лбу. Я охотно выполнил его просьбу». Надо сказать, что Гриценко уделял гриму очень большое внимание. Часто он гримировался сам, придумывая самые разнообразные и неожиданные детали. Обладая от природы прекрасными внешними данными, он не боялся изменять их до неузнаваемости. Его находки для каждого персонажа были неисчерпаемы. «Помню, как скрупулезно ползал по сцене, готовя свой эпизод, Николай Гриценко, - вспоминает актёр В. Вагнер. - А потом его смешной герой на спектакле спотыкался, падал, вставал, облепленный окурками с пола, и уходил под аплодисменты. «Щукинская» формула: сделать трудное доступным, доступное – легким, легкое – красивым»».
В те годы Николай Олимпиевич создал в театре и кино целую галерею проходимцев. В фильме «Судьба Марины» актёр сыграл карьериста, который, оставив родной колхоз и семью, уезжает в город и пытается там продвинуться по служебной лестнице, соблазнив юную дочь крупного начальника. Картина снималась на Украине, идеологически выверенный сюжет, по традиции, украшали известные актёры: Екатерина Литвиненко, Татьяна Конюхова, Александр Сердюк, Борис Андреев, Нонна Копержинская, Римма Мануковская, Михаил Заднепровский, Роза Макагонова… Свою первую роль в этом фильме сыграл Леонид Быков.
Ещё более отталкивающего персонажа - заведующего клубом, по-хлестаковски рассказывающего о своих знакомствах с великими писателями и бросающего соблазнённую им молодую девушку, узнав о её беременности -  сыграл Гриценко в фильме Иосифа Хейфица «Большая семья». Роль жертвы коварного соблазнителя замечательно исполнила молодая актриса театр Вахтангова Елена Добронравова. В остальных ролях блистали самые знаменитые актёры тех лет: Сергей Лукьянов, Борис Андреев, Вадим Медведев, Борис Битюков, Клара Лучко, Екатерина Савинова,  Павел Кадочников, Ия Арепина… Главного героя играл дебютант – Алексей Баталов.
Эта «хлестаковская» галерея могла дополниться и ещё одним героем – именно Гриценко изначально видел режиссёр Виктор Иванов, приступая к съёмкам комедии «За двумя зайцами», в роли Свирида Петровича Голохвастова. Но эта работа, к сожалению, не случилась. Вначале заменена была исполнительница, утверждённая на главную роль. Изначально предполагалось, что играть её будет Майя Булгакова. Режиссер Виктор Иванов искал кого-то, кто мог подыграть уже утвержденным на главные роли. Случилось так, что на студии Довженко он встретил актрису Маргариту Криницыну и пригласил её на пробы. Криницына даже не стала гримироваться. Когда она произнесла фразу: «Ви, маминька, одягнить чепчика, а ви, папинька, – галстука!» – все ахнули: вылитая Пронька! В результате роль Прони Прокоповны досталась ей, а роль Голохвастова сыграл Олег Борисов.
В 1954-м году на экраны выходит изумительная экранизация рассказа А.П. Чехова «Шведская спичка», снятая К. Юдиным по сценарию Н. Эрдмана. В этом фильме Гриценко играл рядом с великими мхатовцами М. Яншиным, А. Грибовым, А. Тарасовой, а также А. Поповым, Т. Носовой, М. Названовым… Кажется, в этой ленте сошлись все театральные школы, через которые прошёл Николай Олимпиевич в первые московские годы. Гриценко играл в ней небольшую роль – управляющего якобы убитого помещика Кляузова (Михаил Названов), но играл так, что никоим образом не терялся среди маститых мастеров, ни в чём им не уступая, используя в полную силу излюбленные приёмы гротеска, которым он владел, как никто другой. Фильм «Шведская спичка» можно по праву считать шедевром отечественного кинематографа, как являются маленькими шедеврами все без исключения образы, созданные в нём актёрами.
Наряду с этими малопривлекательными персонажами Николай Олимпиевич играет роли далёкие от комедийности: белого офицера, «классического врага», изнутри пытающегося подорвать молодую советскую республику, Шредера в ленте Михаила Калатозова «Вихри враждебные», капитана в остросюжетном советском фильме Александра Столпера «Дорога». В свою новую ленту Столпер, имя которого прославили военные фильмы («Жди меня», «Парень из нашего города», «Повесть о настоящем человеке» и др.) пригласил таких актёров, как Андрей Попов, Виталий Доронин, Лев Свердлин, Евгений Матвеев, Владимир Кенигсон, Борис Битюков, Евгений Леонов… В этой картине Гриценко досталось воплотить образ героический. По сюжету, на одну из автостанций горной дороги Дальнего Востока, где из-за снегопадов застряли десятки машин с пассажирами и срочным грузом, под вечер прибывают два пассажира – раненый капитан госбезопасности и "иностранный турист" (В. Кенигсон). Утром, несмотря на пургу, автоколонна направляется на штурм перевала. Никто не подозревает, что капитан в одиночку сопровождает опасного диверсанта, возможно, назначившего на перевале встречу с сообщником. В созданном Николаем Олимпиевичем образе примечателен контраст. На протяжении большей части фильма это суровый, сосредоточенный на деле, жёсткий человек, каковым и положено ему быть по должности и в данных обстоятельствах. Но, вот, операция окончена, перевал пройден, прибывший сотрудник сообщает ему, что второго диверсанта задержал молодой начальник автостанции, и вдруг суровое лицо капитана преображается, высветляется, распахиваются, сияя, зеленоватые глаза, и с губ срывается радостное: «Вот это люди!» И в это мгновение лицо его вдохновенно, прекрасно…   
Кино приносило популярность. Поклонницы покупали открытки с фотографиями любимого актёра, вырезали их из газет, вешали на стену. Но на первом месте продолжал оставаться театр. Будучи занят в большом количестве спектаклей, Гриценко не позволял себе пропускать ни одной репетиции. На спектакли он всегда приходил за четверть часа до начала, гримировался на скорую руку и, мгновенно преобразившись, блестяще исполнял свои роли. Однажды Рубен Симонов вспылил и велел актеру, как и всем остальным, приходить загодя, гримироваться, настраиваться… Гриценко не посмел ослушаться, пришел за час до звонка, тщательно загримировался и… сыграл хуже, чем обычно. Словно его герой, который еще до появления Гриценко в театре уже начал свою жизнь внутри него, устал ждать, когда же поднимут занавес… После этого случая Симонов отказался от своего требования.
Кроме актёрской работы, Николай Олимпиевич взялся режиссировать. Вместе с Д. Андреевой и В. Шлезингером в 1956-м году он поставил внеплановый спектакль по пьесе А. Жери «Шестой этаж». Трогательная мелодраматическая история о том, как кроткую хромоножку Эдвидж (её играла Галина Пашкова) соблазнил и бросил блестящий фат, заканчивалась благополучно, но все же по ходу сюжета оставалась печальной, а Париж, даже в меблированных комнатушках шестого этажа, был пленительным и манящим.
Кроме Пашковой, в спектакле была занята замечательная актриса Алла Казанская. Её судьба в театре сложилась не слишком удачно. В большинстве спектаклей ей выпадало подменять ведущих актрис – в первую очередь, Цецилию Мансурову, а позднее и Юлию  Борисову. Алла Александровна с теплотой вспоминала свою работу в «Шестом этаже». Этот спектакль стал для неё одним из любимых.
Главную роль, студента Жонваля играл сам Гриценко (на репетициях и в некоторых спектаклях его заменял Юрий Яковлев). Спектакль начинался выходом на сцену Жонваля и исполнением им песни на французском языке. И можно было только поражаться тому, откуда знал, чувствовал актёр, что такое истинный француз, Франция. На репетиции одному из актеров никак не удавалось передать характер персонажа, и Николай Олимпиевич все время повторял одну и ту же фразу:
- Понимаешь, ну... ну, он - француз!
Однако актёр не понимал. Тогда Гриценко вышел на сцену и начал показывать сам, играть настоящего француза так, как не смогли бы и знаменитые французские мастера. 
Критика приняла этот спектакль в штыки: «Театр словно с грустной задумчивостью следит за жизнью маленького человека в капиталистическом мире, а не активно и беспощадно развенчивает этот образ жизни». Позднее такой же оценки удостоится знаменитая «Филумена Мартурано» Эдуардо де Филиппо. Но именно эти «безыдейные» спектакли пользовались особой любовью зрителей.
Людмила Максакова вспоминает, что её знакомство с Гриценко началось именно с «Шестого этажа». По словам актрисы, эта режиссёрская работа, во многом, опровергает расхожее мнение о нём, как об актёре нутра» «Те, кто будут говорить, что Николай Олимпиевич актёр нутра, что он мало работал над собой, будут неправы. Он-то как раз работал над собой 24 часа в сутки».
Коллеги недоумевали, когда и как при такой нагрузке Николай Олимпиевич успевает сниматься в кино. В театре ходила шутка, что Гриценко снимается в антрактах.

 

Глава 4. Зенит
 


Вахтангов говорил, что "я – аристократ в искусстве". Он плебейства в искусстве не терпел. Можешь играть все что угодно, но ты аристократ, потому что ты избран и ты один. А у Николая Олимпиевича был колоссальный диапазон: он умел играть роли очень простых людей и умел играть интеллигентов, аристократов. Он замечательно играл интеллигентов, причем самое смешное, что Николай Олимпиевич никогда не принадлежал к интеллектуалам. Он принадлежал к тому редкому числу актеров, которые не в книжках ищут истину театра и, может быть, даже не в жизни. Михаил Чехов говорил: "Мне иногда не надо выходить из комнаты, чтобы на меня накатило, нашло, пришло наитие, и я увидел своего Гамлета. Мое дело быть в таком совершенстве подготовки, чтобы я к любому увиденному, к этому миражу, к этому видению, к этому наитию был готов подойти так близко, что я мог с ним слиться". Николай Олимпиевич умел это делать. Диапазон его был не определим.
Вера Максимова, театральный критик

Когда в 2003-м году на российские экраны вышла многосерийная экранизация «Идиота», снятая Владимиром Бортко, велось много споров вокруг исполнителя главной роли – Евгения Миронова. Часть критики рассыпалась в похвалах, другая замечала, что Мышкин Миронова ощутимо проигрывает образу, созданному Ю. Яковлевым в фильме Ивана Пырьева. Сам Юрий Васильевич признавался, что всегда немного завидовал Иннокентию Смоктуновскому, который сыграл ту же роль на подмостках БДТ. Манера игры Миронова, безусловно, ближе к Смоктуновскому, нежели к Яковлеву. Существует, как известно, два рода актёров: актёры, идущие в своих ролях от себя, выражающие себя, и актёры, перевоплощающиеся в своих героев, растворяющиеся в них. На наш взгляд, последнее является высшей мерой искусства, но и среди актёров, и среди критики нет на этот счёт единого мнения.
О Мышкине Смоктуновского ходят легенды. Спектакль БДТ стал в период Оттепели настоящим откровением. Многие считают образ, созданный Иннокентием Михайловичем, эталонным. Мышкина Яковлева зритель может довольно часто видеть на экране, сравнивать, оценивать. Но среди споров о том, чей же Мышкин лучше, большинство критиков забыло об актёре, воплотившем этот сложнейший образ чуть раньше Смоктуновского и Яковлева – Николае Гриценко.
«Идиот», инсценировку которого создал Юрий Олеша, в театре Вахтангова был поставлен А.И. Ремизовой в 1958-м году. Признание этого спектакля было нелегким, успех не быстрым. Он был неожиданно условным, внебытовым. Это было серьезное, не поверхностное прочтение романа Достоевского. Со сцены говорилось о предметах сложных, требующих от зрителя трудной душевной работы и понимания. На главную роль был утверждён Гриценко. Настасью Филипповну играла Юлия Борисова (увидев её в этой роли на сцене театра, режиссёр Иван Пырьев тотчас пригласил её в свою экранизацию), Рогожина – Михаил Ульянов, Аглаю – Людмила Целиковская (позже – Валентина Малявина).
Вениамин Смехов вспоминает: «Только  что  вышел  спектакль "Идиот" у  вахтанговцев.  Ремизова  -  постановщик,  Алексеева  -  режиссер, Гриценко - князь Мышкин.
- Как он интересно нас всех замучил! - восклицает Елизавета Георгиевна. - Все ползком крадутся поначалу, присматриваются,  прислушиваются.  А  Николай Олимпиевич на вторую репетицию приходит: "Вот я такого  типа  заметил..."  И вдруг  сморщился,  съежился  -  пошел  по  комнате.  Ремизова  обрадовалась: "Отлично, это Мышкин! Давайте его сюда". А он: "Нет,  а  еще  вот  какого  я видел. Кажется, тоже хороший..." И опять  удивляет  всех  совсем  новым,  но совершенно точным, как будто мы его сами только что видели на Арбате. "Стоп! - кричит Ремизова. - Это  готовый  князь.  Давайте  его  сюда". А  Гриценко назавтра еще трех типов - и все разные, и все,  понимаете,  годятся!  Но  за этими зарисовками - бездна труда, отбора, верного глаза...  ну,  и  таланта, конечно же...»
В приведённом эпизоде отчасти приоткрывается тайна того необъятного количества образов, которые создавал Николай Олимпиевич. И вряд ли, как нам представляется, можно согласиться с утверждением Михаила Ульянова, что роли Гриценко «лепил из ничего».
В актёрской среде ходит определение: плохой актёр имеет три штампа, хороший – двадцать три. У Гриценко их было бесчисленное множество, выходя в одной и той же роли на протяжении многих лет, он каждый раз играл её по-разному. «Задумав какую-то форму, образ, характер, мог влезать в него стопроцентно, - свидетельствует Василий Лановой. - Он переставлял себя так, как никто в нашем театре не мог. Он был лицедей №1». Людмила Максакова рассказывает: «Существуют определенные актерские модели, может быть, талантливые, может быть, гениальные - могут быть какие угодно оценки. Но существуют актеры вне этих определений, они как бы не укладываются в наше обычное представление. Мы всегда можем увидеть у актера, даже самого хорошего, какой-то хвостик либо его собственного я, либо предыдущей роли, которую он как-то протащил в следующую. Феномен Гриценко заключался в том, что никогда нельзя было увидеть ничего ни от самого Николая Олимпиевича, ни от предыдущей роли. Это даже не перевоплощение, это преображение, то есть это изменение не столько внутренней структуры, само собой, но это изменение всего - пластики, голоса, жеста, походки, взгляда. Это полное изменение и слияние с тем человеческим типом, который он хотел представить». По свидетельству актрисы, Гриценко «на сцене было подвластно всё. Не было такого, чего НО не мог бы сделать». Вторит в данном случае Максаковой и Михаил Ульянов: «Николай Олимпиевич был по-своему уникален и универсален. Для него нет преград и пределов. Он мог изобразить бесконечное множество различных походок, голосов, акцентов, движений рук, выражений глаз, фигур - его пластика была непревзойденной».
Откуда же черпал актёр материал для создания всё новых и новых образов? Сам Николай Олимпиевич говорил, что «подсматривал» их. Обратимся к воспоминаниям режиссёра Сергея Евлахишвили: «Рассказывали, что Рубен Симонов с некоторым страхом ждал появления Гриценко на репетиции потому, что если другие актеры имели один, реже два варианта роли, то у Гриценко их могло быть десять и более. Как-то я шел вместе с ним по Арбату от театра Вахтангова до Смоленской площади, не знаю, замечал ли это Николай Олимпиевич, во всяком случае разговора мы не прерывали, но в его облике, как в зеркале, отражались идущие навстречу прохожие: кособоконький человек с портфелем, самодовольный чинуша... Создавалось впечатление, что он механически копировал и запоминал заинтересовавшие его типы. Может быть, именно так находил он краски для будущих ролей? Ведь от спектакля к спектаклю даже одного и того же персонажа всякий раз играл по-новому. В самом крошечном эпизоде умудрялся найти удивительно точный образ. Помню, в спектакле театра Вахтангова «День деньской» Николай Олимпиевич должен был изобразить приезжего из глубинки, идущего на аудиенцию к директору крупного завода. Он входит в приемную, на лацкане пиджака ордена, медали. Но как идет? Какой-то неуверенной, странной походкой. Не обратить внимания невозможно. Что такое? Но вот человек при орденах садится ждать и... снимает туфли. Как на ладони многим знакомый образ приехавшего из провинции, одевшего на прием к начальству все лучшее, в том числе и новую обувь, которая невыносимо жмет». Актриса Ирина Бунина, жена Гриценко, вспоминает: «Помню, мы ехали в трамвае. Он мне говорит: «Посмотри вон на ту девушку, которая читает газету в такой холод. Какое у нее выражение лица, когда она читает и одновременно сморкается в перчатку. Запомни это выражение. Ты его сыграешь». «Пожалуй, самым интересным представителем традиции вахтанговской школы могу назвать Николая Олимпиевича Гриценко, - пишет Юрий Яковлев. - Что он вытворял на сцене, как у него работала фантазия! Рассказывали, как на репетиции его спрашивал Рубен Николаевич Симонов: «Николай Олимпиевич, расскажите, что вы думаете о роли?» «Я еще не готов, — отвечал Гриценко, — мне надо подсмотреть персонажа». Где он подглядывал своего персонажа — неизвестно: на улице, в магазине, у знакомых, в театре. Он искал походку, выражение лица, жесты. Лепил образ с натуры. Ничего не выдумывал из головы».
Уникальная копилка срисованных, словно заснятых внутренним фотоаппаратом, людей, которых Николай Олимпиевич умел мгновенно разглядеть до мельчайшей чёрточки, детали, помноженная на не менее уникальный дар преображения, актёрской интуиции, удивительное чутьё, как сделать роль лучше, являлась основой неповторимого таланта Гриценко, его гениальных метаморфоз. Он мог слёту изобразить любого человека. «Как незаконная комета в кругу расчисленных светил…» - эту пушкинскую строчку применил к Николаю Олипиевичу В. Лановой. «Гриценко, был незаконной кометой в нашем актёрском цеху. Его нельзя было никогда предугадать, что он сотворит. Нельзя было никогда угадать, куда его повернёт», - говорит актёр. Коллеги вспоминают, что Николай Олимпиевич был довольно скучным рассказчиком, до того, что в шутку его называли «долгоиграющей пластинкой», но, когда он начинал показывать то, о чём говорил, это становилось высоким искусством, потрясающим мини-спектаклем. «На собраниях говорил путано, долго, невыразительно, - свидетельствует Владимир Этуш. - Но как только начинал показывать, перед нами представал божественный актер».
Сегодня мы имеем возможность оценивать кинематографических Мышкиных. А каков же был Мышкин Гриценко? «Гриценко играл совершенно по-своему. Это был совсем другой Мышкин. Он был какой-то отчаянный…» - вспоминает Л. Максакова. Мы можем судить об этой работе лишь по фрагментам спектакля, которые нам приходилось видеть на экране. Но и они не оставляют сомнения, что образ, созданный Николаем Олимпиевичем, был гениален по глубине и использованной палитре красок. Мышкин Гриценко - поразительный сплав трагического и комического. Актёр не боялся выводить своего героя в смешном свете, добиваясь при этом потрясающей достоверности. Смешная (если можно назвать её смешной) наивность не от мира сего придавала трагическому образу Мышкина в обрисовке Гриценко необыкновенную привлекательность. В ряде сцен он трогает до слёз. Из зала трудно было разглядеть мимику, глаза, но это сохранили нам фотографии и видеозаписи. С них на нас смотрят глаза Льва Николаевича Мышкина…
«В «Идиоте» я видел совершенно безумные глаза этого человека. Безумные, как нельзя было сыграть. Это надо было почувствовать. У меня холодок был по спине, когда этот человек уже в другом мире, выключен из этого света», - вспоминал Михаил Ульянов. Потрясает финальная сцена спектакля. Безумия убийцы Рогожина, безумия несчастного князя Мышкина. Кажется, что нервная дрожь сотрясает всего его, а лицо искажено страдальческой, смертельно испуганной, болезненной гримасой. Гримасой безумия. И расширенные глаза, как-то странно косящие, полны этим безумием, и от их взгляда, на самом деле, бросает в дрожь, замирает душа. И обрывается сердца от финального вскрика: «Сейчас, доктор, сейчас. Доктор, как страшно в этом мире! Как страшно…» Боль, страх, мольба была в этом вскрике. И словно бы укор всем. Всему холодному и безразличному к чужому страданию миру. «Его герой был человеком «без кожи», с абсолютно оголенными нервами, с предельно раскрытой душой, бесконечно влюбленный и восприимчивый ко всему», - отмечает  Этуш.
Гриценко удалось в совершенстве воплотить сложнейший образ, созданный гением Достоевского. Князь Мышкин – наивный, трогательный, очень светлый и одновременно несчастный человек, большой и больной ребёнок. Владимир Этуш считает, что это одна из немногих ролей (наряду с Протасовым), в которых Николай Олимпиевич шел от себя. Может быть, это утверждение справедливо. «Он был до конца дней абсолютный ребенок, не только в жизни, но и на сцене, - вспоминает В. Лановой. - Удивительно, что он, даже когда мы собирались в первый раз читать по ролям пьесы, хуже всех читал, не потому что он не умел читать. Это как-то не в его характере. Как только после прочтения у него вырисовывался образ, характер, он в него влезал мгновенно, и уже вышибить его из этого рисунка, из этого характера невозможно было». Большой ребёнок – так говорят о великом актёре многие знавшие его. Существует мнение, что детей нельзя переиграть. Может, отчасти в этом кроется тайна гениальности?..
Сложнейшая роль в театре совпала с ключевой ролью, сыгранной Гриценко в кино. Ровно за год до постановки «Идиота» режиссёр Григорий Рошаль приступил к съёмкам экранизации романа Алексея Толстого «Хождения по мукам». Работа над лентой продолжалась три года. Николай Олимпиевич играл в картине главную роль – белого офицера Рощина. В этой роли ещё ярче проявился громадный диапазон актёра. Романтический гусар и коварный соблазнитель, разведчик и трусливый управляющий, и, вот, наконец, белый офицер, глубоко трагический, исполненный благородства образ. Как и во всякой своей работе, Гриценко в этой роли выкладывался полностью, не экономя ни сил, ни нервной энергии. В театре он играл блаженного князя Мышкина и ещё несколько совершенно противоположных ролей, а на съёмочной площадке создавал образ аристократа, офицера до мозга костей, человека чести, глубоко переживающего крушение своей страны, как собственной жизни, которому не квартиры в Петербурге, не карьеры жалко, а большого человека, которого он потерял в себе вместе с родиной, позор которой для него всего невыносимее.
Что есть русский офицер? Царский офицер? Белый офицер? Белый офицер полковник Туркул в своих воспоминаниях формулировал это так: «В то время как другие наши школы выпускали людей рыхлых, без какой-то внутренней оси, наша военная школа всегда давала людей точных, подобранных, знающих, что можно и чего нельзя, а главное, с верным, никогда не мутившимся чувством России. Это чувство было сознанием постоянной ей службы. Для русских военных служилых людей Россия была не только нагромождением земель и народов, одной шестой суши и прочее, но была для них отечеством духа. Россия была такой необычайной и прекрасной совокупностью духа, духовным строем, таким явлением русского гения в его величии, чести и правде, что для русских военных людей она была Россией-Святыней».
Хотя трилогия А.Н. Толстого была ориентирована на политическую конъюнктуру того времени, и потому не вполне «правильный» герой к концу романа осознаёт свои «ошибки» и встаёт на «верный» путь, тем не менее Рощин стал неким олицетворением русского офицера в советской литературной и киноклассике. Олицетворением живой любви к Родине, чести, мужества. Даже сегодня его монолог «Что для тебя Родина?» не может не волновать.
Рощин в исполнении Гриценко – это и благородный рыцарь, и комок нервов, в который он превращается, видя, как гибнет его мир. Сколько лихорадочности, сколько острейшего страдания в его движениях, глазах, мимике, голосе. Возьмём, к примеру, эпизод первой серии трилогии, когда Рощин приезжает в революционный Петроград, его разговор с Телегиным (Вадим Медведев), его потемневшее лицо, сжатые кулаки и пронзительные, полные отчаяния слова, которые он бросает с надрывом вибрирующим голосом: «Родины у нас с вами больше нет! Есть место, где была наша родина! Великая Россия теперь – навоз под пашню!» И вслед за этим вскриком лицо мгновенно искажается невыразимой болью, Рощин роняет голову на стол и рыдает. Вспомним другой эпизод. Бывший однополчанин и любимая жена убеждают Рощина в том, что он, быть может, не прав в своём категорическом неприятии большевизма. Это воспринимается им, как предательство самых близких людей, и, дрожа от негодования и обиды, он, убегая, выкрикивает Кате, теряя над собой контроль: «Пойдите вы к чёрту с вашей любовью! Найдите себе комиссара!» Известный актёр Сергей Лукьянов, говоря о преимуществах кино в сравнении с театром, говорил: «Я доведу эту мысль поворотом мизинца». Сегодня это умение всё более забывается. Работы Гриценко дают ярчайший образчик преимущества, о котором говорил Лукьянов. В его образах не только каждый жест, каждый взгляд передаёт суть персонажа, его душевное состояние, но каждая мышца лица работает. Абсолютное, полное, до мельчайшей детали перевоплощение.
Не скупился Николай Олимпиевич и на всевозможные находки. Георгий Данелия вспоминает: «Снимали сцену «ранение Рощина». Накануне ночью подморозило, и лужи покрылись коркой льда. Николай Гриценко, который играл белого офицера Рощина, предложил эффектный кадр: Рощина ранят, он падает и лицом разбивает ледяную корку. «Снимайте наверняка, — предупредил Гриценко. — Падать буду только один раз».
Настроились, тщательно все проверили.
— Все готовы? — спросил Рошаль.
— Готовы.
— Камера! Начали!
И Гриценко самоотверженно рухнул лицом в лужу. Разбил он щекой лед или не разбил, никто не увидел, потому что тут же с криком «ой, упал!» в кадр вбежал Ким и стал поднимать Гриценко: «Коля, больно?»
Хорошо, что Гриценко в этой сцене был без сабли, а то разрубил бы Кима на кусочки».
Партнёршей Николай Олимпиевича в картине стала Руфина Нифонтова. Выдающаяся русская актриса, она, выпускница ВГИКа, к этому времени снялась лишь в трёх фильмах и ещё не успела поступить в Малый театр, в который придёт она уже после выхода на экраны «Сестёр», придёт во славе. Руфина Дмитриевна отличалась сильным, боевым и непростым характером. Его она унаследовала от матери, им же отличались и трое братьев её, двое из которых погибли на фронтах Великой Отечественной. О её характере говорит и известная в театральных кругах история с дустом, когда актриса одному особо мелочному администратору театра обсыпала дустом парадный костюм. На собрании под название товарищеский суд в присутствии руководства театра, разбиравшего «неблаговидный поступок» Нифонтовой, администратор был мастерски доведён актрисой до состояния, которое просто вызвало дружный смех у всей «высокой комиссии». Талант же Нифонтовой был огромен, самобытен, ярок. Красивая, сильная, темпераментная, Богом одарённая актриса, она играла блистательно. Их дуэт с Гриценко был наполнен глубочайшей тонкостью, нежностью, высотой отношений, проникновенностью. Их совместные сцены (прощание перед отъездом Рощина на фронт, встреча по возвращении, объяснение на балконе) пронзительны и красивы. Их дуэт безусловно относится к числу лучших любовных дуэтов в мировом кинематографе. Созерцание их высочайшего искусства – подлинное наслаждение. В своих воспоминаниях Нифонтова писала о своём партнёре: "Гриценко!!! Это же совершеннейший восторг! Из всех партнеров по киноэкрану Гриценко, пожалуй, самый неповторимый в моей жизни. До такой степени он был разнообразным и эмоциональным..."
 

Хождение по мукам 1 Сестры (1957)

 

 

 

Выход на экраны фильма «Хождения по мукам» стал пиком славы Гриценко. Одна из зрительниц отмечает: «Мне очень дорога его роль Рощина - в нем и порода, и честь, и благородство, настоящий офицер-рыцарь». Зрители были покорены образом Рощина и тем более бывали поражены, видя Николая Олимпиевича в совершенно ином амплуа на сцена театра Вахтангова.
- И это – Рощин?! Не может быть! – поражалась современница, вновь и вновь заглядывая в программку на спектакле «Золотое дно».
Этот спектакль по пьесе Мамина-Сибиряка «На золотом дне» был поставлен А.И. Ремизовой за два года до съёмок «Хождений по мукам». Его играли в разных театрах, но без особого успеха. В театре Вахтангова пьеса о «рубле-разорителе», выглядевшая на других сценах тяжелой бытовой мелодрамой, казалась значительнее, неординарнее. На сцене разворачивалась жизнь уездного города, мир полукупцов, полуавантюристов — дикость, прикрытая европейским костюмом. Краски сгустились и засверкали, характеры стали крупнее, неожиданней. «Вплотную столкнулся я с выдающимся мастером перевоплощения, свойственным такому многоплановому артисту, как Николай Гриценко. Ему было поручено играть роль главного героя в пьесе «Белые и чёрные». Созданные им образы Мышкина в «Идиоте», Протасова в «Живом трупе», – шедевры артистического мастерства, - вспоминает Александр Котов. - Но особенно поразили меня его характерные роли, в частности, в пьесе Мамина-Сибиряка «На золотом дне».
Однажды в Центральном доме работников искусств в Москве был творческий вечер Гриценко. Когда объявили о том, что будет показан отрывок из спектакля «На золотом дне», и на сцену вышел купец в шикарной поддевке, я спросил у своих соседей:
– Кто это?
И удивился, когда они мне ответили:
– Не узнаёте? Это же Николай Гриценко!»
Создавая образ бывшего золотопромышленника Молокова, Николай Олимпиевич проявил редчайшую изобретательность. «В своей работе над ролью Гриценко все строил на интуиции, примеривая на себя внешность будущего образа, - свидетельствует В. Этуш. - Он обязательно должен был нацепить на себя нечто характерное. Причем характерность всегда утрировал, и частенько от этого веяло наигрыванием. Очевидно, он таким образом влезал в «шкуру» своего персонажа, а потом как-то ограничивал себя, отсекал лишнее, и в результате получался уникальный по форме, абсолютно органичный сценический образ». В «Золотом дне» актёр сделал себе очень смешной грим: необычайных размеров живот, свинячие, окосевшие глазки, сизый от беспробудного пьянства нос, заплетающаяся речь - всё работало на создание комедийного персонажа. Особый успех у зрителей вызывал он, когда, спасаясь от кредиторов, нырял под низкий диван, где непостижимым образом умещалась его грузная фигура. Однажды во время этого эпизода упомянутый сизый нос отскочил, но актёр не растерялся и запустил им в своих преследователей, что вызвало восторг публики. Гриценко обожал, чтобы его никто ни за что не узнал, и в этом спектакле добился полной неузнаваемости. Юрий Яковлев вспоминает: «Шла генеральная репетиция для «пап и мам». Николай Олимпиевич пригласил свою маму. На прогоне она спрашивает у меня: «А что, это — новый актер у вас?» «Пока — секрет. Я вам потом расскажу», — отвечаю его маме. Кончился первый акт. Подвожу ее к нему и говорю: «Познакомьтесь, Николай Олимпиевич Гриценко». Мама его не узнала! Этот случай — легенда, свидетелем которой я был». По свидетельству Л. Максаковой, интонации Гриценко из этого спектакля до сих пор живы в театре.
В те же годы на экраны вышли ещё два фильма с участием Николая Олимпиевича, а в театре были поставлены три спектакля, где актёр играл совершенно разноплановые роли: «Город на заре», «Стряпуха» и «Маленькие трагедии». «Город на заре» был третьим молодёжным спектаклем Евгения Симонова. Пьеса, которая перед войной сочинялась всей знаменитой Арбузовской студией, называлась «романтической хроникой» и рассказывала о первых строителях Комсомольска-на-Амуре. Как и студийный спектакль, вахтанговский «Город на заре» разыгрывали на голом планшете сцены. Эпизоды чередовались с кинематографической частотой: ссоры, влюбленности, предательства, подвиги. «Город на заре» во многом предварял будущую «Иркутскую историю». Спектакль «Стряпуха» был поставлен Рубеном Симоновым по пьесе Алексея Сафронова. Изначально провальный литературный материал призваны были спасать лучшие актёры Вахтанговского театра. «На театр посыпались критические замечания, театральные деятели брезгливо морщили нос – как это можно ставить такое! – вспоминает исполнитель главной роли Ю. Яковлев. - А он (Симонов – авт.), хитро улыбаясь, собрал самых известных артистов – Ю. Борисову, Н. Плотникова, Н. Гриценко, Л. Пашкову, М. Ульянова и дал им возможность дурачиться на заданную тему. Так как артисты талантливые, то и дурачились они талантливо». «Большего идиотства я давненько не видал, но более смешного идиотства я тоже не видал», - такова была рецензия на «Стряпуху» Р.Я. Плятта. Унылая шаблонная советская пьеса обратилась лёгким, симпатичным спектаклем, полюбившимся зрителям. Гриценко играл в нём бывшего фронтовика, передового комбайнёра Степана Казанца.
Но, вот, выжженную кубанским солнцем гимнастёрку сменяли плащ и шпага, и иной становилась походка и ритмика речи – на сцене появлялся бесшабашный повеса, испанский гранд Дон Гуан… Спектакль «Маленькие трагедии», поставленный Евгением Симоновым по произведениям Пушкина, состоял из трёх отдельных частей: «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери» и «Каменный гость». Рассказывают, что своей роли Николай Олимпиевич даже не читал: текст Дон Гуана ему перед самой репетицией зачитывал Рубен Симонов, и Гриценко схватывал налету и играл… К слову, такой метод запоминания роли был характерен для него. Николай Олимпиевич лучше усваивал текст на слух. «Когда Коле приносили сценарий, он просил меня почитать вслух, – рассказывает Галина Кмит. – Мы садились, и я начинала читать. Он постоянно меня перебивал: «Подожди, Галя, я уже вступаю». «Нет, Коля, – говорила я ему, – тут же еще целая история впереди». Но ему все не терпелось играть. Коля любил репетировать свои роли, сидя на скамеечке на бульваре».
Эту особенность нужно, возможно, отнести к тому, что великий актёр не любил читать. Правда, при этом он обожал кинохронику и собрал огромную библиотеку. «Коля до безумия любил кинохронику, – свидетельствует Галина Кмит. – Помню, пошли мы с ним на киносеанс, а когда вышли, у него уже были билеты на следующий. Видимо, так он компенсировал свою нелюбовь к чтению». Библиотека же Николая Олимпиевича насчитывала энное количество томов: полные собрания сочинений отечественных и зарубежных классиков были аккуратно расставлены на полках и рассортированы по цвету. Коллеги посмеивались. Вячеслав Шалевич вспоминал, как однажды Гриценко спрашивал его:
- Слава, ты всё знаешь: чего ещё не хватает?
- Купите Майн-Рида, он фиолетовый.
Николай Олимпиевич купил Майн-Рида.
Рассказывая о Гриценко, многие знакомые отмечают противоречивость его личности. Коллеги вспоминают вспыльчивость Николая Олимпиевича, рассказывают, что завестись он мог от любого пустяка, но при этом был отходчив. «Он был лёгкий человек. Он был многообразный человек», - говорит В. Лановой. «Человеческая индивидуальность Гриценко была необычна и противоречива, - пишет В. Этуш. - Он всегда хорошо одевался, правда, с несколько вычурным вкусом; у него была прекрасная фигура, «стать», как раньше выражались, он был красив, и в то же время, как ни странно, имел отрицательное обаяние. Будучи недостаточно образованным, он обладал какой-то среднемещанской психологией… …Он был человеком, который уделял особое внимание своей персоне, чем порой давал повод для юмора в свой адрес». Нелюбовь к чтению обычно приписывают недостаточной грамотности актёра. Но, быть может, это не совсем справедливо. Современная наука считает, что затруднённость процесса чтения и письма, является редкой болезнью, называемой дислексией. Эти нарушения объясняются особенностями строения мозга, затрудняющими процесс соотношения звуков и букв, письма и речи. В мире начитывается от 5% до 15% людей с дислексией и дисграфией. Утверждается также, что этим недугом страдали многие великие люди: Уинстон Черчилль, Альберт Эйнштейн, Леонардо да Винчи, Ганс Христиан Андерсен… Для Гриценко, внимание которого всегда было приковано к людям, в которых он черпал материал для будущих ролей, вообще, трудно было сосредоточиться на чём-то ином. Актёр, к примеру, не мог водить машину, умудряясь немедленно въехать в столб. Впрочем, всё это не суть важно. Как говорила А.А. Казанская: «О нём часто говорят: он был не слишком умён, не златоуст. Какая разница, если это был гений!»
В 1959-м году на экраны вышел фильм Сергея Бондарчука «Судьба человека». После премьеры режиссёр пригласил присутствовавших коллег и друзей отпраздновать радостное событие у себя дома. Среди гостей присутствовала молодая, красивая женщина – Галина Кмит, известный фотограф, снимавшая даже приезжавших в Москву мировых знаменитостей. Гриценко, также бывший среди приглашённых, сразу обратил на неё внимание. Вечер, затянувшийся до четырёх утра, они покинули уже вместе. По дороге, в районе Арбата, сломалось такси. Пока шофёр чинил автомобиль, Николай Олимпиевич побежал за цветами для своей спутницы. Вскоре он привёл её в свой дом, где жил вместе с матерью, к которой, по воспоминаниям знакомых, относился особенно бережно и трогательно.
В то время Гриценко расстался со своей женой Ириной Малиновской, от брака с которой родилась дочь Екатерина. Девочка была в ту пору ещё очень мала. Отец продолжал видеться с ней, несмотря на развод с женой. Есть фотография, запечатлевшая встречу Николая Олимпиевича с дочерью, сделанная Галиной Кмит.
Галина в то время состояла в браке с актёром Леонидом Кмитом, известным по роли Петьки в «Чапаеве». У неё рос сын, отцом которого являлся известный детский писатель Лагин, автор «Старика Хоттабыча». Кмит не хотел давать жене развод. Между тем Галина забеременела. Признать ребёнка Николай Олимпиевич отчего-то отказался. Галина Кмит приписывает это нежеланию платить алименты. Возможно, актёр просто сомневался в своём отцовстве. В итоге, расставание вышло скандальным. Сына Галины Кмит, Дениса, втайне от неё усыновил Леонид Кмит, который затем и вырастил его, как родного. Гриценко судьбой мальчика не интересовался и даже не был знаком с ним.
Судьба Дениса сложилась несчастливо. Впервые он снялся в кино в шестилетнем возрасте в фильме Евгения Матвеева «Цыган» в роли маленького цыганенка. Окончив в 1981-м году школу-студию МХАТа, Денис сыграл роль пижона Паши, жениха главной героини, в комедии Леонида Гайдая «Спортлото-82». Актёр сам выполнял все трюки, в частности, на ходу с мотоцикла запрыгивал на поезд, иногда отваживался давать режиссёру советы: так, именно им была придумана сцена, когда М. Пуговкин стоит на большом камне, а под камнем стоит М. Кокшенов и ловит сброшенный шефом пиджак, шляпу, тросточку, а потом ставит руки, чтобы поймать его самого, но тот выходит из-за камня своим ходом. Полюбившаяся зрителям комедия могла бы стать прекрасным трамплином для начинающего актера, но еще до выхода фильма на экраны, Денис получил серьёзную травму. Он сорвался со второго этажа и сильно повредил позвоночник. 22-летний актер оказался прикованным к инвалидной коляске. На актерстве пришлось поставить крест. Денис стал заниматься живописью, писал стихи. В 90-е он снялся в двух фильмах: «Какаду» и «Поворот ключа».
Рубеж 50-60-х годов – период наибольшей славы Николая Гриценко. На спектакли с его участием невозможно было достать билеты. Ходили специально "на Гриценко". «Обожали, например, Гриценко, обожали! – вспоминает актриса Людмила Зайцева. - Потому что я даже не знаю вообще, человек ли он был, потому что он был просто гениальный артист, с неожиданными ходами его, с его неуправляемостью. И в то же время он был точным, профессионально выполнял рисунок, но он был иногда абсолютно непредсказуем, это, мне кажется, есть талант и гениальность. Я не боюсь этого слова, для меня он был гениальный артист, просто гениальный». «Актёры восхищались им. Не только актёры, но весь театр. Гриценко – это была такая особая статья. Особое явление. И это все понимали при его жизни…» - рассказывает Людмила Максакова.
Сегодня молодому артисту довольно сняться в каком-нибудь сериале-однодневке, подхалтурить кое-как, не вкладывая в роль ни сердца, ни сил, и он уже ощущает себя гением, великим, «звездой». Великие актёры прошлого были далеки от «звёздной болезни». Театр был храмом, искусство божеством, и ни один из корифеев того времени не позволял себе той заносчивости и, тем более, халатного отношения к делу, которые позволяют себя современные кумиры на час.
Не страдал «звёздной болезнью» и Гриценко. Называемый гением при жизни, сам он не считал себя таковым, говоря, что настоящим эталоном искусства является лишь время и память людей. «То, что он делал на сцене, было гениально. Причем диапазон, амплитуда его дарования была бесконечна: от совершенно потрясающих острых ролей и маски «Турандот» до «Идиота». И при этом его не распирало тщеславие, как нынешних самозваных звезд», - отмечает Александр Ширвиндт. Актёр, как прежде, трепетно относился к каждой своей роли, своему театру. Николай Олимпиевич любил шутки и розыгрыши. Иногда он, как когда-то в Киеве, устраивал мини-представления прямо на улице. Михаил Державин рассказывает: «Я сам видел, как он тут, перед входом в театр Сатиры, изображал в стельку пьяного. Надвинул шапку на лоб и полз "еле живой", цепляясь за эти вот ступени! Народ подбежал, у нас ведь таким "болезным" так сочувствуют. Помогли ему подняться, какую-то милостыню подали. Его не узнали, хотя он был без грима!»
Гриценко, с его неистощимым запасом шуток и придумок, был завсегдатаем театральных капустников, на которых царил. Василий Лановой вспоминает, что во время гастролей, в течение многих часов пути, Николай Олимпиевич развлекал коллег анекдотами и всевозможными смешными историями, которые разыгрывал в лицах. Автобус, в котором ехали актёры, буквально переворачивало от смеха. «Он был потрясающим участником капустников, - вспоминает Вячеслав Шалевич. - В Театре Вахтангова были замечательные капустники, в них всегда участвовал Николай Олимпиевич со всем своим азартом.
Театр Вахтангова в свое время новогоднюю ночь встречал всем коллективом в фойе театра. Ставил Рубен Николаевич, приглашал как в собственный дом всех гостей. Николай Олимпиевич смеялся, хохотал. Это была истинная заразительность и потрясающая актерская азартность. Он нас всех молодых так любил, что мы к нему относились не как к Богу. Вообще, он жил живой жизнью. Очень радовался, когда на сцене у кого-то что-то получалось».
Не забывал Гриценко и малой родины, друзей детства и юности. Когда кто-то из ясиноватинцев приезжал в Москву, то непременно шли в театр Вахтангова – посмотреть на знаменитого земляка. Друзья останавливались у Николая Олимпиевича, делились новостями. Изабелла Миненко, у дяди которого юный Гриценко некогда учился игре на скрипке, вспоминала: «Он всегда помнил своих ясноватских друзей и при встречах требовал от меня полного отчёта об их жизни. Спрашивал: «Как там Илья?» (и.А. Павлюк), «А кто остался из родственников Таси?» (Т.Я. Касютич). Интересовался всем, что касалось Ясиноватой, друзей его детства и юности. С юношеским задором вспоминал игры в «индейцев». Интересно рассказывал о забавных, курьёзных эпизодах из своей творческой жизни. И в то же время это был очень ранимый человек, не терпел лжи, фальши в отношениях между людьми, злости, нечестности».
О ранимости Николая Олимпиевича говорит и Василий Лановой: «В жизни он был очень ранимый человек, в некоторых вопросах несуразный. Вечные у него несчастья какие-то у него были, вечно он куда-то не туда влипал, не туда попадал. Трагическая фигура была».
Гриценко всегда отличал изысканный вкус, чувство стиля. Свою физическую форму он поддерживал спортом и закаливанием. Особенно преуспел актёр по линии моржевания. «Пошёл в вытрезвитель», - шутил он, направляясь в зимнюю стужу к Москве-реке, провожаемый недоумёнными взглядами коллег. В брошюре Стива Шенкмана, выпущенной издательством «Физкультура и спорт» мы находим такой фрагмент: «Автобус подкатил к водохранилищу. Яркое весеннее солнце, на чахлой прошлогодней траве небольшие островки серого снега, крепкий ветерок. По всему водохранилищу до самого горизонта тянутся ледяные поля метровой толщины. У бесчисленных лунок — окаменевшие изваяния рыболовов в тулупах и ватниках, словно печальные памятники вечной надежде человечества на счастливый случай. А между ними беспечными чайками весело лавируют белые паруса буеров. Синее небо, белые паруса, голубой ноздреватый лед, черная вода у берега... Эта вот полоска воды метров в сорок шириной и стала предметом вожделения моих спутников.
Мужчины быстро разделись и в одних плавках и кедах побежали на разминку. Со многими я уже успел познакомиться. Длинную цепочку бегунов возглавляет председатель секции Александр Николаевич Колгушкин, за ним бегут геолог Рудольф Лутков, инженер Юрий Дробинский, экономист Ростислав Тихонов, полковник Иван Поляков. Следом за рабочим Валерием Романовым возвышается импозантная фигура народного артиста СССР Николая Олимпиевича Гриценко. Знаменитый вахтанговец — гордость секции «моржей». К нему относятся с подчеркнутым почтением...
Хочется подольше сохранить в себе это состояние рвущейся наружу радости. Вдали застучал мяч. «Моржи» затеяли футбол. Ноги сами понесли туда. До мяча я с детства жаден, а сейчас тем более не удержаться!
Какие там пасы! Сам, сам, вперед, через ноги, сквозь защитников! Отняли. Вот незадача! Да еще по ногам стукнули. Никакого почтения. А всего полчаса назад стеснялись обратиться, вежливо так шептали: «Товарищ корреспондент...» Да что я! Вот на воротах стоит сам Николай Олимпиевич Гриценко. В автобусе кто-то из ребят все хотел взять автограф у знаменитого артиста, но так и не решился. А сейчас тот же паренек орет самозабвенно: «Олим-пыч, бей сюда!» Что и говорить, футбол упрощает контакты...
Сорок минут бешеной беготни, и никакой усталости. Опять хочется в воду, но делать этого не следует. Теперь, по всем выкладкам физиологов, я имею право нырнуть в холодную воду не раньше, чем через двое суток: надо дать организму время восстановиться. Что бы я там ни ощущал, а купание в ледяной воде — огромная встряска.
Пока мужчины были заняты замечательной игрой в футбол, женщины развернули скатерти-самобранки. Хороший загородный обед отлично вписался в программу праздника проводов зимы».
Образ Николая Гриценко в те годы запечатлела Людмила Максакова, случайно встретившая актёра на улице: «Он не шёл, а стремительно рвался вперёд, пронзал пространство, я успела заметить лишь огромные, зелёные глаза, смотрящие вне мира, поверх всех нас. Люди, шедшие навстречу, расступались, а некоторые шептали восторженно: «Это Гриценко! Гриценко!..»


Глава 5. Первая маска   

Я не помню в своей жизни человека, который мог бы так далеко отходить от своей сути по линии создания характеров. У него была в этом смысле гениальная способность. Он интуитивно во время чтения видел этот образ, и уже из него никакой кувалдой выбить было невозможно. Он влезал туда, расширяясь, расправляя плечи, становясь шире, и плавал там, как рыба в воде.
Василий Лановой, актёр

Почти каждый театр имеет спектакль, являющийся его визитной карточкой. Визитной карточкой театра Вахтангова, безусловно, является «Принцесса Турандот». Спектакль-легенда, лебединая песня Вахтангова… Умирающий режиссёр поставил его в годы разрухи и даже не успел увидеть премьеры. К нему на квартиру в антракте приезжал Станиславский, чтобы рассказать о грандиозном успехе постановки. Надо сказать, что сам Константин Сергеевич не был в восторге от спектакля, считая его чересчур легковесным. Впоследствии всё легковесное он частенько оценивал эпитетом «турандотовщина». Но годы неизменной популярности «Принцессы Турандот», думается, опровергают скепсис Станиславского.   
Этот спектакль отражение сущности Вахтанговского театра – сочетания несочетаемого, гротеска, фантастического реализма, свободной импровизации. За ним тянется шлейф чего-то удивительного, чудесного, сказочного, волнующего, словно изысканный аромат духов он заполняет собой всю атмосферу, погружая в неё зрителя, проникая всюду. И звучит волшебная музыка, сразу дарящая ощущение праздника. И при этом всё – не в серьёз, всё комично. А через диалоги масок привносится в спектакль современность, реальность, не становящаяся диссонансом, а органично вплетённая в ткань сказочной истории. Вроде и сказка, а, благодаря маскам, самая насущная быль, самая живая современность… Так и переплетается. Сон с явью, игра с жизнью, сказка с былью, трагическое с комическим…
Но не только поэтому «Принцесса Турандот» так важна и значима для театра. Но ещё и потому, что этот спектакль давал возможность продемонстрировать разом лучшие силы театра, представить всю труппу. В первой постановке в главных ролях были заняты тогда начинающие актёры: Юрий Завадский, властитель женских сердец той поры, Цецилия Мансурова, которой Вахтангов неожиданно, рискнул вопреки рациональному подходу доверить роль Турандот, желая узнать, как она, молодая актриса, справится с ней, Борис Захава, Рубен Симонов, Борис Щукин, Александра Ремизова… В этих именах, объединённых Вахтанговым в одном спектакле – история нашего театра середины 20-го века.  Они, во многом, и создали этот театр.
Первая постановка "Турандот" имела грандиозный успех. Москва напевала песенки и мелодии из спектакля, сочиняла частушки. Именем своенравной принцессы называли духи, пудру и конфеты. Виднейший театровед С.С. Мокульский констатировал: "Сейчас уже ясно: "Турандот" - это большая дата, большой вклад в историю русского, а следовательно, и мирового театра ХХ века". Другой рецензент отмечал, что этим лёгким, увлекательным и мудрым спектаклем "удовлетворяется жажда здорового отдыха". Мало кто мог устоять перед необъяснимой магией вахтанговского представления.
В 1963-м году после долгих сомнений и колебаний Рубен Симонов решил возобновить спектакль. Как и прежде «Принцесса Турандот» стала своеобразным смотром сил, в нём нашлись роли буквально для всех ведущих актёров театра. На смену Юрию Завадскому пришёл принц не менее прекрасный – Василий Лановой. Ещё недавно Василий Семёнович, уже известный и любимый зрителями, благодаря работам в кино, собирался покинуть театр, где ему до сей поры не доставалось ролей. В этот-то момент Рубен Симонов и утвердил его на роль Калафа. Эстафету Цецилии Мансуровой приняла Юлия Борисова, грациозная, словно невесомая, с чарующим голосом – истинная принцесса театра.
Особое внимание уделялось маскам, которые распределены были следующим образом: Труффальдино – Эрнст Зорин, Бригелла – Михаил Ульянов, Панталоне – Юрий Яковлев, Тарталья – Николай Гриценко. Василий Лановой вспоминает, как Николай Олимпиевич шёл к своей роли: «Он обладал редким даром скоро находить общий рисунок роли. А найдя его, смело, как в омут, бросался в уже найденную форму существования героя, умел великолепно жить в определённом рисунке роли и делал просто чудеса в мгновенном перевоплощении в создаваемый образ, да так, что порою его трудно было узнать, и это при минимальном гриме. Гриценко обладал поразительной смелостью – работал, как правило, на максимальной высоте и шёл по самому острию опоры, когда казалось, ступи чуть-чуть не так – и сорвёшься. Но он смело шёл по этому острию, не допуская срыва. Шёл всегда на грани «перебора», но счастливо избегал его, работая, таким образом, по самому максимуму, выкладываясь в полную силу. Вот этой возможностью перелить себя в найденную сценическую форму Николай Олимпиевич обладал в совершенстве. Если Ульянов чаще к себе подтягивал персонаж, к своим ярко выраженным данным, то Гриценко свою индивидуальность подчинял определённому рисунку, вливаясь в найденную им форму. Но и в этой форме, внешнем рисунке роли он почти не повторялся. Казалось, из какой-то бездонной копилки доставал он всё новые и новые лики, с непостижимой щедростью отказывался от уже найденного».
Тарталья в интерпретации Гриценко – вечный школьник, наивный, ребячливый и поразительно смешной. «Детскость – незаменимая черта актёра, помогающая ему верить в предлагаемые условия игры, - отмечает Юрий Яковлев. -  Для масок в «Турандот» это просто обязательное условие. Более всего это относилось к Тарталье – Гриценко. Он был непосредственен до наива, что тут было весьма кстати».
В этой роли обращает на себя внимание элемент клоунады в лучшем смысле этого слова. Редкий драматический актёр способен органично и легко существовать в этом чрезвыйчано непростом жанре. Многогранный дар Николая Олимпиевича позволял ему владеть им в совершенстве. Талант к клоунаде был одной из многочисленный граний сияющего самородка, которому можно уподобить актёрский гений Гриценко.
Диалоги масок, отчасти прописанные Аркадием Райкиным, чья дочь, Екатерина, также была занята в спектакле, были, во многом, построены на импровизации исполнителей этих ролей. Разумеется, далеко не все вольности, которые позволяли себе актёры во время репетиций, доходили до сцены. Например, часто цитируемое теперь представление Калафа-Ланового:
- Лановой Вася.Про него один поэт сочинил стишок:
Семен Михайлович Буденный...
Василь Семеныч Лановой...
Один рожден для жизни конной,
Другой для жизни половой...
«Это стихотворение родилось после того, как Рубен Николаевич Симонов сказал: «Николай, мы уже 10 спектаклей сыграли, а вы все один и тот же текст произносите. В «Турандот» можно импровизировать — ну придумайте же хоть что-нибудь!», - рассказывал Василий Семёнович в одном из интервью. - Гриценко хмыкнул: «Не мое это дело», а Юля Борисова вообще запаниковала: «Ой, импровизации я боюсь».
И вот следующий спектакль. По замыслу режиссера сначала мы все выстраиваемся — идет представление действующих лиц и исполнителей. Юля почувствовала, что Гриценко как-то неестественно напряжен, и шепчет: «Сейчас что-нибудь ляпнет». Когда он объявил: «Роль принцессы Турандот исполняет Юлия Борисова. Под этой масочкой (она в маске была) скрывается депутат Верховного Совета РСФСР», — у нее вырвался вздох облегчения: «Так, пронесло... Ну, Вася, держись!». Гриценко между тем продолжает: «Роль Калафа исполняет Лановой Вася, про которого один поэт сочинил...» — и выдает это четверостишие.
Сидевший в зале Рубен Николаевич сделал так (рычит): «А-а-а!». Мы еще сходили со сцены, а он уже встречал Гриценко, сверкая очами: «Я запрещаю вам импровизировать! С ума сошел: Лановой — половой, обалдел!».
Другой случай приводит Вячеслав Шалевич: «За нашими импровизациями, бывало, следили люди из райкома. Однажды Николай Гриценко вышел на сцену и сказал: "Чем отличается пионер от котлеты? Тем, что котлету надо жарить, а пионер всегда готов!.." Тут уж не только райком, но и мы сказали, что это ни в какие ворота не лезет».
«Принцесса Турандот» была восторженно принята зрителями, которые и теперь, спустя десятилетия, всё так же жаждали "здорового отдыха", и жажда эта удовлетворялась представлением, создающим сказочную атмосферу и дарящим по частичке счастья каждому, кто приходил на него. Театр показывал этот спектакль во многих городах, возил за рубеж. «Самый первый раз выезд «Принцессы Турандот» состоялся в 1964 году в Грецию… - вспоминает  Лановой. - Правда, когда актёры узнали, что некоторые отрывки из «Турандот» будут исполняться на греческом языке, то кое-кого из актёров это сообщение не на шутку встревожило. Особенно много текста предстояло выучить маскам. Поэтому, наверное, драматичнее всех принял это известие Гриценко. Узнав об этом, он буквально побледнел, нервно засмеялся и взмолился: «Господи, я по-русски-то с трудом запоминаю, а тут ещё по-гречески, ужас!» И принялся за зубрёжку.
В те дни в театре нередко можно было встретить актёров с тетрадками в руках, зубривших, закатив глаза в потолок, текст, громко декламировавших: «Апокалипсисос аколовапосос…»
Николай Олимпиевич Гриценко действительно труднее всего осваивал греческий язык, не успевал запоминать текст, а время уже поджимало, и вот однажды он пришёл в театр радостный и сообщил, что нашёл выход из положения: репризы первого акта он записал на одном обшлаге рукава, второго на другом, на галстуке, на отворотах пиджака. И как ученик на экзамене, потом подглядывал в свои шпаргалки.
Внимание к нашим гастролям было огромное. Перед первым спектаклем я видел, как Гриценко нервничал, заглядывал в шпаргалки, волновался. Два акта прошли успешно, а в третьем он начал спотыкаться, подолгу молчал, прежде чем произнесёт фразу на греческом языке, подходил ближе к суфлёрам, радостный возвращался в центр сцены, произносил её, а дальше опять забывал и снова шёл к кулисам. Зрители поняли, в чём дело, очень доброжелательно реагировали на это, смеялись. Мы тоже пытались ему подсказывать, а он, отмахиваясь от подсказок, тихо говорил: «Я сам, я сам…» И однажды, когда пауза уж слишком затянулась, мы ему шепчем: «Переходи на русский, Николай Олимпиевич, переходи на русский». И тут увидели, как он вдруг переменился в лице и беспомощно, тихо отвечает: «Ребята, а по-русски-то как?» Мы уже с большим трудом могли удержаться от смеха. В зале тоже стоял хохот. Зрители сами пытались ему подсказывать по-гречески, а он им отвечал: «Нет, не так, не то». И всё это воспринималось в шутливой, непринуждённой форме, весело и с юмором».
К слову, на зарубежных гастролях иностранцы, видя Гриценко поочерёдно в роли Мышкина, Протасова и Тартальи наотрез отказывались верить, что играет их один и тот же актёр.
Спектакль «Живой труп» был поставлен Рубеном Симоновым годом раньше «Принцессы Турандот». В театре ходила шутка, будто бы режиссёр, очень любивший музыку, поставил его только ради цыганского пения: на каждый спектакль специально из Ленинграда приезжал гитарист-виртуоз С. Сорокин. Роль цыганки Маши исполняла юная Людмила Максакова, для которой эта работа стала первой крупной ролью в театре. На главную же роль Рубен Николаевич, не раздумывая, утвердил Гриценко. Владимир Этуш замечает, что здесь, как и в роли Мышкина, Николай Олимпиевич шёл от себя, не используя внешних характерных средств. «Наблюдая за ним в живом трупе, - рассказывает Василий Лановой, - я помню, как я был удивлён, что такую трагическую финальную сцену он играет, как будто он не характерный актёр. Для меня это было открытие. Потому что эта безбрежная фантазия была в характерных ролях, а тут чистый герой, трагический герой».
Протасов Гриценко вызвал большое внимание театральной общественности. Это была, по истине, одна из выдающихся работ актёра в театре. Сохранившиеся записи одного и того же эпизода, снятые в разное время, позволяют оценить то разнообразие, с которым Николай Олипиевич играл одну и туже роль, используя разные краски, не повторяясь.
Уже один только монолог Протасова перед следователем оставляет впечатление неизгладимое. А ещё были в этом спектакли моменты, в которых проявляется высшее дарование актёра – моменты молчания героя. Высшее мастерство не в том, чтобы плакать или смеяться на сцене, но в том – чтобы выразительно молчать, чтобы молчание было глубоко красноречиво, чтобы молчание было выше и ярче слов и движения, чтобы молчание удерживало внимание зрителя. Гриценко, как никто, владел этим даром. Его молчание, казалось, содержало в себе такую глубину несказанного, что невозможно было оторвать глаз. Он как будто бы не делал ничего, не произносил ни слова, а лишь смотрел куда-то, но сколько было в этом взгляде и этом молчании! Никаким словам не выразить! Это – высшая ступень актёрского мастерства.
В 60-е годы театр Вахтангова становится одним из самых популярных театров Москвы. Один за другим выходят новые спектакли, в которых занят Николай Гриценко. В 1961-м году был поставлен спектакль «Русский лес» по пьесе Леонида Леонова. Через два года увидела свет его киноверсия, в которой Николаю Олимпиевичу, исполнявшему роль Грацианского, очередного малоприятного персонажа, вновь довелось работать с Руфиной Нифонтовой. Фильм, в котором заняты также Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Б. Тенин и многие выдающиеся актёры, отчего-то не имел шумной популярности, сегодня его довольно редко можно увидеть на экранах. Роль же профессора Грацианского заслуживает большого внимание.
Вначале перед нами предстаёт холёный господин (хотя действия происходят в советское время, но слово «товарищ» совершенно не вяжется с этим образом) классической профессорской наружности с безупречными манерами и вкрадчивой, очень правильной, усталой, несколько приторной, но полной сознания своего положения речью. Такая внешняя форма призвана скрыть подлинную сущность этого «учёного мужа», оказывающегося на деле приспособленцем и карьеристом. Но этим образ не исчерпывается. В какой-то момент вместо холёного карьериста с интеллигентским лоском вдруг обнаруживается слабый, одинокий человек, раб собственной трусости и… собственной матери. Человек жалкий и потерянный. Он ещё пытается скрываться за своей маской, но из-под неё прорывается уже нечто другое. Прорывается в покаянных слезах возле умирающей некогда любимой и любящей женщины, которую оставил опять-таки всёго лишь из малодушия. Прорывается в страхе, который приводит его к другу, которого он некогда предал, и, вот, приходит и становится перед ним на колени, раскрывая мечущуюся, ноющую, слабую душу, ища у него же - поддержки. Это уже человек, чувствующий, что жизнь прошла не так, но боящийся признаться в этом самому себе, чувствующий собственное падение, собственную гибель, но не имеющий сил сойти с пагубного пути, на котором укоренился и потому пытающийся самого себя убедить в правильности его, продолжающий играть свою роль. И весь этот клубок  противоречий выявляется, по сути, в нескольких небольших сценах.   
В 1965-м году Симонов выпустил премьеру «Диона»,  — близкую к политическому памфлету комедию Леонида Зорина, написанную на сюжет из древней истории. Главную роль в спектакле играл М. Ульянов, его жену Мессалину – А. Казанская, императора Домициана – Н. Плотников. Гриценко достался образ поэта Сервилия.
В это же время Николай Олимпиевич  сыграл Марка Трофимовича Бессмертного в народной драме М. Стельмаха «Правда и кривда», впавшего в религиозный фанатизм крестьянина Магару ("Виринея" Л.Сейфуллиной, постановка Е.Р.Симонова) и лихого красного бойца Степана Вытягайченко ("Конармия", постановка Рубена Симонова по Исааку Бабелю) так, что на фоне многих актёрских удач этих спектаклей упомянутые персонажи выделялись своим необыкновенным правдоподобием при острогротесковом рисунке ролей.
«Конармия» дала Гриценко возможность в очередной раз продемонстрировать разноплановость своего комического таланта, о котором один из зрителей отзывается следующим образом: «Комедийный талант Гриценко напоминал бурный фонтан игристого шампанского, который и малость пьянит, и радует глаз, слегка свежит, но голова потом чиста, и все так благородно, весело, красиво! Юмор был присущ Гриценко всегда, если хоть чуть-чуть допускалось трактовкой образа». Роль Вытягайченко стала, пожалуй, главной удачей постановки. Неслучайно после смерти актёра никому не удалось заменить его в ней. «Николай Олимпиевич играл в этом спектакле так, что даже мы, его партнёры, с трудом сдерживали смех. И это было на каждом представлении сцены суда, где герой Н.О. Гриценко держал оправдательную речь. Помню, как авторитетные театральные люди специально отсчитывали время, чтобы забежать в театр, где-нибудь из ложи или даже с молодёжных ступенек бельэтажа ещё и ещё раз насладиться этой сценой», - вспоминает партнёр Гриценко по спектаклю Юрий Яковлев. Надо сказать, что коллеги-актёры часто приходили на репетиции Николая Олимпиевича, пытаясь постигнуть тайну его мастерства. «Когда он приступал к какой-нибудь работе — большой или маленькой, у многих его товарищей, занятых по горло собственными делами и заботами, возникала острая необходимость прийти во время репетиции в зал и увидеть его новые находки», - свидетельствует Михаил Ульянов.
Параллельно Николай Олимпиевич активно снимался в кино. Одна за другой выходили на экран ленты «Барьер неизвестности», «Вольный ветер», «Понедельник – день тяжёлый», «Мать и мачеха», «Человек без паспорта», «Два года над пропастью», «Журавушка», «Адъютант его превосходительства»… Пополнилась галерея сыгранных председателей, роли которых не оставляли актёра с первых лет его работы в театре. Казалось бы, что может быть особенного в подобных образах? Но у Гриценко и они получались настолько различны, что не слёту можно догадаться, что образцового руководителя колхоза, «хозяина», как с уважением характеризует его главная героиня фильма (Любовь Соколова) Журбенко из фильма «Мать и мачеха» и внешне отталкивающего, неприятного во всех отношениях развратника и пьяницу Маркелова в «Журавушке» играет один и тот же актёр.
В ленте «Человек без паспорта» (1965-й год), прообразе знаменитого «Резидента», Николай Олимпиевич играет роль бывшего полицая. И вновь образ этот не примитивен, как могло бы быть. Персонаж Гриценко не закоренелый негодяй, он даже, в сущности, не зол. Но всего-навсего слаб, бесхарактерен и труслив, а потому из страха подчиняется воли приехавшего иностранного агента, становится соучастником его преступлений, от которых страдает сам. Актёр играет человека несчастного и опустившегося, но ещё не дошедшего до точки. В конце фильма его герой всё же находит в себе силы порвать со своим «товарищем» и прийти с повинной.
А вот в фильме «Два года над пропастью», снятом на киностудии Довженко в 1966-м году, Гриценко создаёт образ врага настоящего. Лента основана на реальных событиях. В самом начале Великой Отечественной войны, оставленный с особым заданием в захваченном немцами Киеве, бесследно исчез разведчик Иван Кудря. С большим трудом через много лет его судьбу  и все, что он успел сделать в осажденном городе, удалось узнать. Потеряв связь с центром, не имея помощников, Кудря проявил редкое самообладание, смелость, изобретательность — завербовал новых помощников и вступил в единоборство с самой тайной, даже гестапо и СС неподотчетной диверсионно-разведывательной организацией гитлеровцев «Орион». Герою (Анатолий Барчук) противостоит глава «Ориона», полковник Миллер, матерый разведчик, многие годы проживший в нашей стране, великолепно знающий язык, нравы, обычаи Киева. Именно этого человека играет Николай Гриценко. Как отмечал в критической статье журнал «Спутник кинозрителя»: «Фильм предельно документален, но потребовались крупнейшие актерские дарования, зрелая режиссерская работа, чтобы воспроизвести на экране этот документ человеческого героизма и все почти невероятные события, которые действительно приключились в Киеве в самые его мрачные и трагические годы». Образ, созданный Гриценко, отличается большой сложностью. Это враг, который внушает уважение, враг сильный и умный, враг, наделённый неким отрицательным обаянием. Во мгновение око обходительный, любезный и галантный с женщинами «Антон Иванович» обращается в ледяного, жестокого нациста, наотмашь бьющего не вовремя зашедшего с докладом подчинённого. Равно безукоризненно сидит на нём и штатское платье и мундир. Видно, что это человек, очень следящий за своим внешним видом. Безукоризненная выправка, предельная аккуратность. И видимое совершенное спокойствие, невозмутимость, холодность. Но сбивается эта маска в конце ленты, в сцене разговора Миллера с Кудрей. Это, безусловно, одна из сильных сцен картины. В ней мы видим психологическое противостояние двух врагов, двух незаурядных личностей. И выговариваемые ласковым тоном угрозы немца, с паучьей изощрённостью норовящего затянуть в свои сети добычу, разбиваются о задорное бесстрашие героя, и на миг нервы Миллера сдают. В этом поединке морально он оказывается побеждённым. Следить за преломлениями игры Гриценко в этом образе – подлинное удовольствие.
 

Отрицательное обаяние особенно ярко выражено в другом герое, сыгранном Николаем Олимпиевичем в 60-е. Ещё в 1961-м году на экраны вышел фильм «Вольный ветер», поставленный по одноимённой оперетте Исаака Дунаевского. В этой ленте много замечательных работ: от мэра в исполнении Михаила Яншина до главных героев, которых играют молодые актёры Александр Лазарев, Лионелла Пырьева, Надежда Румянцева… Одну из немногочисленных своих киноролей играет здесь прекрасная актриса театра Вахтангова Лариса Пашкова. Их дуэт с Гриценко стал одной из главных удач картины. Работа Гриценко в «Вольном ветре» весьма интересна. Актёр играет хозяина порта, миллионера Георга Стэна, в годы войны сотрудничавшего с фашистами, а теперь возвратившегося в родной город и, переложив свою вину на погибшего друга, продолжающего вести свои неблаговидные дела. Стэн – это образ хозяина жизни. Все знают, что он негодяй, но от него зависит благосостояние города, а потому склоняются перед ним городские власти, а потому он может позволить себе купить всё, включая понравившуюся девушку. В те годы, когда снимался фильм, подобные типажи были исключительно достоянием Запада. И Николай Олимпиевич очень чутко уловил, каким именно должен быть его персонаж. Он сделал его таким, каким мог бы он быть в какой-нибудь голливудской ленте: лощёный, одетый с иголочки, поддерживающий прекрасную физическую форму негодяй с безукоризненными манерами и сияющей улыбкой, натянутой на лицо, лживой и призванной скрыть самые гнусные намерения, улыбкой, оставляющей глаза холодными. Когда-то, репетируя пьесу «Шестой этаж», Николай Олимпиевич показывал, каким должен был быть настоящий француз, и его француз был, действительно, настоящим. В «Вольном ветре» актёр, как нам кажется, воплотил образ американского миллионера, бессовестного дельца с безупречным стилем. Если смотреть старые голливудские ленты, то там легко можно встретить персонажей подобного склада. И в образе, созданном Гриценко, мы как будто видим их собирательный портрет. И снова – полное перевоплощение. Снова до последней мелочи выверенный образ – от стильных костюмов и причёски до ледяных и лживых глаз в сочетании с мнимо-открытой улыбкой. Хотя создатели оперетты не указывают место действия её, но Николай Олимпиевич, как нам кажется, воплощает в своём Стэне именно американца. Точно так же, к слову, совершенной американкой выглядит Лариса Пашкова, чья героиня не уступает Стэну в подлости и стильности.
В 1969-м году один из лучших советских режиссёров,  Евгений Ташков снял свою самую знаменитую ленту - пятисерийный телевизионный фильм «Адъютант его превосходительства». Сорок лет спустя на страницах газеты "Правда" А. Грей пишет в своей статье посвящённой дате: "...после этой картины — по сути дела шпионского боевика (и чуть-чуть детектива) вся страна узнала о Юрии Соломине — актере, известном в то время лишь завсегдатаям Малого театра. В него влюбилась вся Россия, без преувеличения.
Впрочем, ничуть не меньше симпатий вызывал и непосредственный начальник капитана Кольцова (роль Юрия Соломина) — генерал Ковалевский.
Это одна из лучших ролей корифея петербургских подмостков Владислава Стржельчика. Его герою — аристократу до мозга костей и русскому интеллигенту - был под стать и полковник Щукин, великолепно сыгранный Владимиром Козелом — артистом нынче, увы, совсем позабытым. Зрители старшего поколения, все же, наверняка помнят его пана Беспальчика из незабвенного «Кабачка «13 стульев».
В этом фильме впервые со времени большевистского переворота «беляки» были показаны такими же «живыми людьми», как и «красные». И порой «белые» вызывали даже куда больше симпатии…
Вообще, режиссеру удалось собрать блистательную команду — Виктор Павлов, Анатолий Папанов, Николай Гриценко. Многие фразы из картины «расхватали на цитаты»."
Тема Белого движения в советском кинематографе, вообще, сама по себе весьма интересна. Образ врага часто оказывался сильнее и ярче, нежели "правильных героев". Сегодня некоторые предполагают, что это была режиссёрская "фига в кармане". Трудно сказать, имел ли место умысел, но факт остаётся фактом. От каппелевцев в "Чапаеве" и неподражаемого Михаила Глузского в "Тихом Доне" до "Бега" и "Дней Турбиных" белое воинство несло некий ореол. Господ офицеров играли такие актёры, как В. Тихонов, В. Лановой, А. Кайдановский, И. Дмитриев, О. Стриженов, В. Стржельчик, В. Козел, В. Ивашов, В. Высоцкий, И. Старыгин и др. Белый офицер в советском кинематографе был образчиком аристократизма, породы. Белая кость. Вот, и "Адъютант" - яркий пример тому. Никак нельзя воспринимать, как врагов и злодеев, ни Ковалевского, ни полковника Щукина, ни молодого офицера Микки в исполнении Игоря Старыгина. В стане белых оказался в "Адъютанте" и Гриценко. Он сыграл дядю Юры, киевского монархиста, заметно изнервлённого подпольщика Викентия Павловича Сперанского. Работа эта некрупная, но, как и всё, созданное гением актёра, остаётся в памяти, благодаря ювелирной огранки образа.   
60-е – счастливые годы для Николая Гриценко. В театре идут все его любимые и лучшие спектакли: «Золотое дно», «Идиот», «Принцесса Турандот», «Живой труп», «Конармия»... Для своих коллег он – недостижимый идеал высочайшего мастерства. Для зрителей – непостижимая загадка. Созданные им образы не тускнели со временем, и последним трудно было отделаться от ощущения, что перед ними не щедрая новизной находок, обогащённая неисчерпаемой фантазией импровизация, а упорный труд, помноженный на выдающийся талант большого мастера. Казалось, Гриценко не вживался в роль, как это обычно делают актеры, начиная новую работу, а впускал внутрь себя другого человека. Этот человек начинал жить по собственным законам и разумению, а актер лишь транслировал его волю. Сам он говорил, что при создании образа пытается представить себе всю полноту человеческих проявлений.
Кино также не обходит Николая Олимпиевича вниманием. Вдобавок рядом с ним – любимая и любящая жена, начинающая актриса Ирина Бунина, известная зрителям по роли любовницы Кафтанова Лушки в телесериале «Вечный зов». Происходившая из актёрской семьи, Бунина приехала в Москву с Украины. В искусство ей принял Владимир Этуш, преподававший в Щукинском училище. Он и подмигнул ей на вступительных: «Какая фигура у девушки! Просто прелесть!» На одном курсе с Ириной учились А. Збруев и В. Смехов. Еще на третьем курсе кустодиевская красавица ступила на профессиональную сцену театра Вахтангова. Ее наставницей стала Цецилия Мансурова. С большим вниманием относился к начинающей актрисе Владимир Этуш. Но особе внимание проявил к Ирине Николай Гриценко, ставший, несмотря на большую разницу лет, главной любовью её жизни. Вениамин Смехов вспоминает свою встречу с Гриценко и Буниной зимой 1964-го года в доме отдыха ВТО: «Обожаемый  вахтанговец  Николай Гриценко отдыхает в Рузе вместе со своей женой, она же - моя однокурсница Ира Бунина. И, гуляючи дорожками зимнего парка, я зову  его  посетить  наш младенческий театр, сулю ему удовольствие, вопрошаю  об  их  совместных  трудах  с Юрием Любимовым. На спектакли, хоть и собирался, Гриценко так и не  сходил, а на вопрос ответил так: "Я Юру не видел год, как он ушел от нас, а тут застукал его возле машины и кричу: "Юрка! Я  такого  о  тебе  наслушался,  понять не пойму! Чтобы Юра Любимов, дотошный станиславщик, самый прожженный правдист - и вдруг  сделался  ярым  формалистом!  Говорят,  Брехта  поставил  так, что Станиславский во гробе перевернулся! Говорят, песни поют, пантомиму играют - и никакой психологии! И я не пойму - это тот Юрка Любимов или другой?" А он мне: "Тот, тот", - и укатил на Таганку!"»
Ирина Бунина называет Гриценко своим учителем: «Каждый раз после спектакля он мне говорил: «Ирочка, тут ты была точна, а вот этот момент надо бы доработать». При этом знаменитый актёр и сам прибегал к советам молодой жены. «Коля не стеснялся обращаться ко мне за помощью, когда у него что-то не получалось, – рассказывает она. – Помню, у него не получалась в одном спектакле сцена с револьвером. Он меня спросил: «Ирочка, ну как же сделать это гениально?» Тогда я ему посоветовала принять горячий душ, чтобы кровь просто кипела в венах, а потом взять льдинку и провести по коже. То ощущение, которое ты испытаешь, говорила я, тебе нужно передать на сцене. Когда у него все получилось, он тихо сказал мне: «Спасибо, малыш». Актриса признаётся: «Те минуты, которые я провела с Колей, были самыми счастливыми. Я очень его любила…»
В 1967-м году режиссёр Александр Зархи завершает съёмки экранизации романа Льва Толстого «Анна Каренина». Выбор актёров на главные роли длился долго. Первоначально любовный треугольник выглядел так: Николай Черкасов – Элина Быстрицкая – Олег Стриженов. Быстрицкая отказалась от роли Анны, так как она, по мнению актрисы, слишком перекликалась с Катериной из «Грозы», которую она только-только сыграла в Малом театре. Николай Черкасов умер незадолго до начала съёмок. Вместо него на роль Каренина был приглашён И.М. Смоктуновский, но и он буквально в последнюю минуту вынужден был отказаться от роли из-за болезни. Спасать положение пригласили Николая Гриценко. Николай Олимпиевич был не очень доволен тем, что к серьёзной работе приходится приступать в авральном порядке, но отказываться не стал и, как настоящий профессионал, быстро нашёл нужный образ. Создавая его, актёр скрупулёзно следовал Толстому, воспроизводя своего героя в каждой мелочи: от портретного грима и походки до тягучей речи. В этом поиске одной из находок ему помог Евгений Весник. Зная, что у Весника в арсенале более шестидесяти походок, Гриценко обратился к нему с просьбой помочь выбрать подходящую для своего героя. Весник предложил ему "иноходца": это когда одновременно выступают вперед левая нога и левая рука, затем правая нога и правая рука... Эту походку Весник подсмотрел у композитора С. Прокофьева. После съемок Гриценко позвонил Веснику, поблагодарил и признался, что едва он начинал идти "иноходью", как мгновенно и легко настраивался на роль, что очень важно для всякого артиста.      
Коллеги вспоминают, что на съёмках «Анны Карениной» актёр, погружённый в образ, ходил по площадке угрюмый и замкнутый. Настолько, что Лидия Сухаревская спросила его:
- Николай Олимпиевич, вы и в жизни вот такой нудный?
- А вы думаете я прыгать должен играя такого зануду? – последовал ответ.
Во время съёмок Николай Олимпиевич серьёзно повздорил с Иннокентием Смоктуновским. Иннокентий Михайлович, вынужденный отказаться от роли, мечтал воплотить этот образ, много думая о нём. Мечтал настолько, что стал каждый день приходить в гримёрную к Гриценко и давать советы, как играть Каренина. Последний долго терпеть подобных наставлений не смог и выдворил непрошенного советчика: с той поры актёры друг друга недолюбливали.
Примирились они лишь спустя десять лет на съёмках одного из последних фильмов Николая Гриценко «Враги». Вспоминает режиссёр картины Родион Нахапетов: «…Вызвали наших знаменитостей на съемку. Не смотрят друг на друга. Гриценко красный как рак. Смоктуновский в дурном расположении духа. А тут еще Саша (Александр Княжинский, главный оператор) заявляет мне, что сначала придется снимать Гриценко и лишь потом, не раньше чем через два-три часа, Смоктуновского. Я чуть не упал со стула. В кои-то веки бывшие враги получают реальный шанс к примирению, а мы, убрав одного с площадки, подливаем масла в огонь. Ведь Смоктуновский определенно разозлится.
 — Сделаем небольшой перерыв! — решаю я. — Гримеры! Поправьте актерам грим.
Подхожу сначала к Гриценко и говорю:
— Николай Олимпиевич! Начнем с вас.
— Хорошо. Я готов.
— Вообще-то по свету надо бы начать со Смоктуновского, — вру я.- Но он уступает первенство вам. Сказал, что вы великий артист и заслуживаете быть первым.
— Спасибо и на том, — бурчит Гриценко. Но вижу — взгляд потеплел.
Подхожу к Смоктуновскому.
— Иннокентий Михайлович, - говорю, - Гриценко вам отдает пальму первенства.
— Как это?
— По свету нам было бы выгодней начать с Гриценко, но он уступает вам. Говорит, что нехорошо заставлять такого артиста, как Смоктуновский, ждать.
— Да? А сам будет сидеть и ждать? Мне как-то неловко…
— Я понимаю…- говорю я, а сам думаю: «Ну, что ж, лед тронулся!»
Сговорившись с оператором, сажаю Смоктуновского и Гриценко друг подле друга и снимаю кусочек, которого в сценарии не было. Да и в фильме не будет. Просто я решил потратить пятнадцать минут и немного пленки, чтобы разрядить обстановку. Сняли никому не нужный кадр. Артисты улыбаются. Обменялись парой слов.
— Теперь перейдем к укрупнениям, - говорю я. - С кого начнем?
— Можете с него, - благодушно соглашается Гриценко.
— Нет. С него, - говорит Смоктуновский.
Я взглянул на Княжинского:
— Решай ты. Актерам все равно.
Конечно, все давно уже было решено. Но я разыграл целую шахматную комбинацию, чтобы не обидеть артистов и не задеть их самолюбие.
С тех пор Смоктуновский и Гриценко стали здороваться…» 
Но вернёмся к «Анне Карениной». По справедливому замечанию одной из зрительниц: «Каренин в исполнении Гриценко - это тема для диссертации! И манера говорить, и походка, и мимика - толстовский герой, до боли знакомый».
Николаю Гриценко первому удалось показать Каренина не так, как принято было прежде («злая машина», лишённая чувств, в исполнении Хмелёва), но раскрыть душу этого персонажа. Гриценко заставил взглянуть на него иными глазами, передав всю драму этого вовсе не бессердечного, но порядочного и глубоко страдающего человека. И оказалось, что Каренин достоин сочувствия и уважения ничуть не меньше, чем Анна и Вронский, но и больше их. Пронзительная диалектика, глубочайший психологизм Николая Олимпиевича потрясают и завораживают. Рядом с ним в фильме снимались его коллеги по театру, Юрий Яковлев и Василий Лановой, выдающиеся, бесконечно любимые зрителями актёры, но Гриценко переигрывает их, внимание зрителя невольно концентрируется именно на нём. Его работа изобилует невероятным количеством оттенков, переходов. В сценах, в которых у сдержанного, сухого, как будто застёгнутого на все пуговицы своего виц-муднира Каренина сдают нервы, и наружу вырывается крик души терзающегося человека, градус эмоций бьёт через край. Это оголённый нерв, снова, как в случае с Мышкиным, человек без кожи. Вспомнить лишь несколько сцен: объяснение с Анной, когда Каренин ищет её письма к Вронскому («Подлость - бросить мужа!»), разговор с Долли, наконец, беседа с Лидией Ивановной («Я ничего не предвидел…»). Какая необъятная палитра! Какой накал! Сколько мученичества в каждом оттенке голоса, в глазах, в мимике, в движениях рук! О Каренине Гриценко сложно писать. Сложно, потому что нельзя объять необъятное, объяснить непостижимое, выразить невыразимое. Это целая вселенная, которую не охватить. Критик Распопин писал: «…это кино о Каренине, исполняемом великим актером Николаем Гриценко - иначе не скажешь - с пристрастием. У Зархи в итоге получается фильм о трагедии мужа, вызывающего сочувствие и соучастие, но не о трагедии жены, ибо никакой трагедии у Анны - Самойловой и в помине нет.
(…)
Николай Гриценко в роли Каренина - подлинный и вечный герой-страдалец, отец и сын Гамлеты в одном лице. И что ж, что у Толстого Каренин не таков... Иначе говоря, Гриценко создал образ, заживший собственной жизнью. А это дорогого стоит. Не знаю вот только, по воле Зархи, или супротив».
Каренин – вторая после Рощина великая работа Гриценко в кино. А по глубине и значимости она стоит на первом месте. Именно по этой роли, в первую очередь, актёра знают и помнят зрители. В последствие Николай Олимпиевич признавался, что роль эта дорога ему особенно.
Каренин в исполнении Николая Гриценко произвёл неизгладимое впечатление на многих. Философ и публицист В.А. Разумный, сын известного режиссёра Александра Разумного ("Тимур и его команда") вспоминал о своей встрече с актёром вскоре поле выхода фильма на экраны: «Моей всепожирающей страстью были поиски выразительных, экспрессивных корней и их обработка в каком-либо отдаленном, укромном месте. Однажды около моей сокровенной коллекции в Крыму, в Мисхоре остановился Николай Олимпиевич Гриценко, долго всматривавшийся в бесхитростные поделки. Я же не мог не любоваться им, ладно сложенным красавцем, полюбившимся миллионам зрителей благодаря ставшим ныне классическими ролям в кинофильмах "Шведская спичка" (управляющий Псеков в картине Константина Юдина), в трилогии Григория Рошаля "Сестры", "Восемнадцатый год", "Хмурое утро" (всем, наверное, и поныне памятен Гриценко в роли Вадима Рощина), а главное - в роли Каренина, взорвавшей все примитивные, школярские представления о герое Льва Толстого как об обесчеловеченном, лишенном душевных переживаний и страданий манекене. Неожиданно он попросил меня взять его на следующее утро в горы, на поиски корней. Я легкомысленно согласился.
К подножью Ай-Петри мы отправились сразу же после рассвета, быстро добрались до скал и начали карабкаться к заветной цели - к неповторимому по форме корню, заранее облюбованному мною. Он свисал над обвалом гигантских каменных глыб, так что надо было осторожно, поэтапно подбираться к нему ползком. Что я и делал много дней заранее в полном одиночестве. И в страхе, ибо панически боюсь высоты. Только я начал по-пластунски подбираться к подпиленному ранее корню, как через мою голову перепрыгнул Николай Олимпиевич, схватившийся за изогнутый над пропастью ствол дерева одной рукой, другую же протянул мне за пилою с криком - "Давай". И вот в таком положении он отпилил корень, передал его мне и в считанные мгновения оказался рядом со мною на площадке. Помню, что до входа в Дом отдыха, где уже начинался ритуал общего завтрака, двигался в полубессознательном состоянии, проигрывая в бурном воображении, что могло произойти, если бы…»
Между тем, Николая Олимпиевича ожидала тяжёлая утрата. 5-го декабря 1968-го года на 70-м году жизни ушёл Рубен Николаевич Симонов. Это была огромная потеря для всего театра. Но, наверное, для Гриценко уход Симонова был большей трагедией, чем для кого бы то ни было. Рубен Николаевич был для актёра вторым отцом. Его режиссёром. Далеко не всякому актёру удаётся встретить своего режиссёра. А Гриценко посчастливилось обрести его в самом начале пути. Он пришёл в театр аккурат тогда, когда Симонов стал его художественным руководителем, и дальнейшее становление Николая Олимпиевича происходило под заботливой  опекой Рубена Николаевича. Симонов, под крылом которого возросла целая плеяда прославленных актёров, очень ценил и любил Гриценко. Во многом благодаря этому, актёру удалось прожить такую, по выражению Ульянова, «баснословно богатую жизнь» по ролям в театре. Рубен Николаевич очень приветствовал и поощрял импровизации, на которые Гриценко был большой мастак. Николай Олимпиевич рассказывал, что скупо, мало говоривший на репетициях, Симонов был горячо восприимчив к фантазиям актера, счастливо, по-детски хохотал до слез, поощряя актерскую свободу, отвергая лишь то, что разрушало красоту театрального зрелища. Если некоторые режиссёры требуют совершенного следования своим указанием, подавляют актёра и тем самым заставляют его замыкаться, то Симонов руководствовался как раз методом обратным. Он был «актёрский режиссёр», доверял своим актёрам, и они никогда не подводили его. «Наши предложения он принимал, - вспоминает Ю.В. Яковлев, - то есть всегда смотрел, разрешал показывать, что придумано, а затем отбирал по своему вкусу, очень тактично объясняя, что можно и чего нельзя. Особенно это относилось к Николаю Гриценко, который на каждую репетицию приносил «свои заготовки». Любя его безудержную страсть к импровизации, правда иногда переходящую меру, Рубен Николаевич мягко снимал всё лишнее, а иногда и отказывался от этого, но так, что Николаю Олипиевичу не приходило в голову обижаться или не приносить на следующую репетицию новые плоды своего творчества». Находки Гриценко почти всегда встречали одобрение Симонова, не скупившегося на восторженные отзывы, и от этого Николай Олимпиевич расцветал ещё больше. «Рубен Николаевич Симонов его просто обожал, не мог им не наслаждаться, - рассказывает В. Шалевич. - Гриценко говорил: "Давайте я Вам сейчас предложу пять образов, а Вы выберите, какой из них мне играть". Рубен Николаевич не мог выбрать, какой лучше. Все были невероятны, в любой роли. Поэтому это явление не только вахтанговского театра, это явление всего мира искусств. Явление всего артистического мира». Видимо, последнее очень хорошо понимал сам Симонов, отдававший Гриценко практически все главные роли, что иногда вызывало глухое недовольство других актёров. Гриценко был преданным учеником Рубена Николаевича (а через него, как говорят, «через рукопожатие» - самого Вахтангова), к своему наставнику, с которым бок о бок работали они почти три десятилетия, актёр был очень привязан. Однажды на худсовете Екатерина Фурцева за что-то распекала Симонова. Николай Олимпиевич поднялся и воскликнул:
- Товарищи, давайте скинемся на памятник Рубену Николаевичу!
- Что он несёт?! – возмутилась Фурцева.
- Это от наивности, от любви ко мне, - оправдывал Симонов любимого актёра.
И, вот, белым декабрьским днём Рубена Симонова не стало. Театр осиротел. И осиротел Николай Гриценко. Этот удар он воспринял очень тяжело. После прощания с учителем актёр вышел в фойе, подошёл к окну, глядя на Арбат, заплакал и сказал фразу, оказавшуюся, к несчастью, пророческой:
- Теперь жизнь моя кончена…


Глава 6. Предел

Николай Олимпиевич Гриценко был моим кумиром. Он не был моим учителем, но я учился у него на спектаклях, впитывал манеру его игры, крайнюю степень актерской самоотдачи. Его мастерство перевоплощения уникально, актерский диапазон огромен.
Виталий Вагнер, актёр

Последней крупной работой Гриценко в театре стала роль Мамаева в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты», поставленном Александрой Ремизовой ещё при жизни Рубена Симонова. В этом образе поражала многокрасочность, обилие ярких приспособлений и приёмов, что, впрочем, никак не нарушало единства актёрского ансамбля, а скорее даже обогащало его, внося дополнительные оттенки, обусловленные своеобычной индивидуальностью актёра. На первый взгляд этот стареющий представитель бюрократического сословия России конца 19-го века казался смешным и жалким, но за нелепостью его внешнего облика скрывался звериный оскал одного из "столпов общества". Гриценко создал цельный, отточенный во всех деталях социальный тип приспособившегося к пореформенной политической конъюнктуре крепостника. «У него была грандиозная роль – роль Мамаева в "Мудреце", - говорит театральный критик Вера Максимова. -  Боже мой, как она была сделана! Не знаю, какая была - пятая или третья - позиция балетная, но он только так ходил.
Гриценко играл то, чего не бывает на свете. Он мог устроить театр в театре. Его Тарталья - театр в театре, его сталевар - театр в театре, безусловно, его Мамаев - театр в театре. Никогда в жизни реального человека такого, как Мамаев, быть не могло, но при этом, это был такой Мамаев Островского, которого, может быть, никто и не играл так, как он». После Молокова в «Золотом дне» Мамаев был самой яркой комической, гротесковой работой Николая Олимпиевича. Грим, походка, голос, мимика – всё изменялось в угоду роли, и снова актёра было трудно узнать. Юрий Яковлев, блистательно игравший в этом спектакле роль Глумова, вспоминает: «Я смотрел сцены Гриценко – Мамаева и  Плотникова – Крутицкого самозабвенно, как зачарованный  зритель. Всё в них было неповторимо. А назавтра – почти всё новое!...» Спектакль имел огромный успех у зрителя и был по достоинству оценен властью: за свои работы в нём Яковлев, Гриценко и Плотников получили Государственную премию.
После смерти Рубена Симонова художественным руководителем театра стал его сын, Евгений Рубенович, имевший несколько иные взгляды на репертуарную политику. Спектакли, в которых был занят Гриценко, постепенно уходили из репертуара, это создавало пустоту, которую актёру нечем было заполнить. В 1969-м году в труппу театра попал молодой актёр Александр Кайдановский. Ему прочили роль князя Мышкина в «Идиоте». Узнав, что вчерашний студент претендует на эту роль, Николай Олимпиевич сделал все, чтобы этого не произошло. Гриценко было в ту пору пятьдесят пять лет, но уступить эту роль, самую дорогую для себя он не мог никому. К тому же, разве редки в театре случаи, когда актёры играли роли, которые уже не совсем подходили им по возрасту? Ещё не так давно на вахтанговской сцене великий Михаил Астангов в возрасте шестидесяти лет играл принца Гамлета. Восприятие критики этой работы было спорным, но все соглашались, что та великая сила таланта, актёрская мощь и глубина, с которой Астангов играл свою заветную, пусть и запоздало пришедшую роль, пересиливала возрастное несоответствие героя и исполнителя. Астангов упросил режиссёра Бориса Захаву дать ему эту роль, будучи уже в летах. И он, и Захава шли на риск. Гриценко, сжившийся с ролью Мышкина за долгие годы, не мог расстаться с ней. Тем более, что спектакль продолжал пользоваться любовью зрителей. Играть эту роль актёр приходил, даже будучи совершенно больным, и играл так, что никто не мог заподозрить каким трудом это даётся…
А здоровье, между тем, подводило Николая Олимпиевича всё сильнее. Пустота, образовавшаяся после смерти Симонова и убывания числа ролей, заполнялась алкоголем, который крайне губительно сказывался на уже подорванной нервной системе актёра, никогда не жалевшего себя в работе. У Гриценко начались проблемы с памятью. Он, легко запоминавший прежде текст с голоса Симонова, теперь не мог заучить даже небольшой сцены. Вспоминает Татьяна Лиознова: «С Николаем мы познакомились, когда работали над пьесой «Седая девушка» в Театре Вахтангова. Я была режиссером-постановщиком, а он играл помещика, – вспоминает режиссер Татьяна Лиознова. – Это был один Гриценко. Когда Николай пришел ко мне в картину «Семнадцать мгновений весны», это был уже совсем другой человек. Он, как ни старался, не мог запомнить ни одной фразы из сценария. Это была настоящая трагедия. Приходилось даже подставлять щиты, на которых крупными буквами писали ему текст. Сначала мы разыгрывали с ним сцену, чтобы понять, куда лучше ставить шпаргалки, а потом начинали снимать. У меня сердце разрывалось от боли. Память для актера – свобода плавания в роли. А он был лишен этой свободы. Но, даже читая со шпаргалок, Гриценко демонстрировал настоящие высоты актерского мастерства. В коллективе он ставил себя отдельно от всех. Так ему было удобно для роли. Я это отлично понимала и всячески помогала».
Образ немецкого генерала, созданный Николаем Олимпиевичем в знаменитом сериале, стал одним из самых ярких и памятных в нём. «Совершенно удивительная, блистательная работа!» - говорит об этой роли Юрий Яковлев. «Я верю в перспективу. В перспективу скорого конца. Нас всех. Чем больше мы имеем свобод, тем скорее нам хочется СС, тайной полиции, концлагерей, всеобщего страха! Только тогда мы чувствуем себя спокойными, не нужно отстаивать своей точки зрения на судьбы родины, никакой ответственности, только подними руку в честь того, кто этим занимается за тебя, только крикни: "Хайль Гитлер!" - и все сразу станет понятно. Никаких волнений!» - по мнению Веры Максимовой, чтобы так сыграть этот эпизод, нужно был знать всю историю германской военщины. Ничего этого актёр, разумеется, не знал, но уникальное чутьё вновь помогло ему найти абсолютно верный тон роли. Один из ведущих литературоведов того времени даже писал в «Литературной газете», что единственное настоящее искусство во всём сериале - это работа Николая Гриценко.
В том же 1973-м году Николай Олимпиевич снимается ещё в пяти лентах: «Человек в штатском», «Докер», «Чёрный принц», «Земля Санникова», «Таланты и поклонники». Он вновь играет персонажей отрицательных и вновь так, что их невозможно сличить – совершенно разные образы, не имеющие ничего общего друг с другом: от жадного золотопромышленника Перфильева в «Земле Санникова» до мелкого дельца Мытникова в «Чёрном принце». И особняком стоит в этом списке роль престарелого барина, сибарита, женолюба Ираклия Саратоныча Дулебова в «Талантах и поклонниках» Исидора Анненского. Обращают на себя выразительные средства, найденные Гриценко для этой роли. Особенно речь на манер офранцуженных аристократов 19-го столетия, тягучая, с характерным прононсом и присовокуплённым к тому сладострастным причмокиванием.
Остаётся лишь поражаться, как, каким чудом теряющий память актёр мог играть столько ролей и исполнять их на таком высочайшем уровне, что невозможно заметить, каких это стоило усилий.
Режиссёр Сергей Евлахишвили вспоминает: «Его считали актером номер один и режиссеры, и собратья по ремеслу. Он играл в театре, снимался в кино. Запомнился зрителям и своим Рощиным, и Карениным, и Шадриным, и Грацианским, и Протасовым, и иными ролями, но в нем был такой заряд энергии, что всего этого было недостаточно. Он не создал образ Моцарта, Сирано де Бержерака, как, впрочем, и многих других героев, образы которых должен был бы создать. Этот разлад между желаемым и возможным, мне кажется, и толкал его к Бахусу. Среди пьющих актеров я знал очень талантливых. Однако под влиянием Бахуса талант их тускнел. С Гриценко этого не происходило.
На телевидении я делал о нем большую передачу — его творческий портрет. Необходимо было снять фрагмент из спектакля «На золотом дне» Мамина-Сибиряка, где Николай Олимпиевич играл Молокова, вызывая зрительские овации и восторги критиков. Вздыбленный своей силой, которую приложить ему некуда, Тихон Молоков — буян и самодур. Однако в том состоянии, в котором Гриценко прибыл в студию, и буянить-то было невозможно. Казалось, он совершенно отключился и пребывал в бессознательном состоянии. Следовало отменить съемку, но вахтанговцы уезжали на гастроли. Отказаться от фрагмента?.. И тут Юлия Борисова, также занятая в сцене, сказала мне: «Возмутитесь, прикрикнете, он соберется». И обратилась к операторам: «Но это будет только один дубль». Крикнуть на Гриценко я не мог. Придав голосу свирепость, обратился к нему: «Николай Олимпиевич, как вы можете...» И вдруг он тихо ответил: «Сейчас, сейчас». Произошло, казалось, невозможное. Включилась актерская воля. Он встал, собрался и сыграл так замечательно, как, по свидетельству хорошо знавших его людей, не играл той сцены ни до, ни после. А потом упал, как подкошенный. Бахус не мог сладить с его талантом, но он отнимал у него жизнь».
Так, невероятным усилием воли актёр продолжал работать, создавая шедевры. В новых спектаклях родного театра («Память сердца», «Тысяча душ» и др.) ему доставались теперь лишь небольшие роли, и это угнетало. Для Гриценко театр был Домом. Именно Домом, с большой буквы. Семейная жизнь его не сложилась, близких друзей не было, был только Театр, и чем меньше становилось его, тем пустее делалась жизнь, тем страшнее одиночество. «В нём была какая-то обособленность, - вспоминает В. Лановой. - Если он вдруг оставался один, видно было, какой это одинокий человек».
Как пишет в газете «Ветеран Донбасса» журналистка Дарья Орлова, «До конца своих дней сумел он сохранить прекрасные человеческие качества – порядочность, обаяние, жизнерадостность. Те, кто близко знал Николая Олимпиевича, до сих пор вспоминают, как он умел создавать вокруг себя атмосферу радости и непринуждённости. Как заставлял смеяться до слёз. Словом обладал уникальной способностью дарить людям праздник». «Он приносил невиданную радость людям, - свидетельствует В. Лановой, - лечил их от всякой внутренней смуты, всяких тяжёлых размышлений, при этом являя собой типичный пример человека, который всё время думает, зачем он живёт, для чего, и стоило ли вообще ради это жить».
В 1972-м году, когда Николаю Олимпиевичу исполнилось шестьдесят, в театре по этому поводу не было торжеств. «Великого Николая Гриценко, по-моему, ни разу не чествовали, - отмечает Александр Филиппенко. - Он не вступал, не состоял, не участвовал, а только играл в театре, снимался, поэтому прожил без юбилеев. Некому было заняться этим. Обычная история».
В самом деле, Гриценко, в отличие от некоторых своих коллег, был всецело предан лишь актёрскому искусству, своему делу. Он не состоял в партии, не имел никакого касательства к политике. Всё это было ему глубоко чуждо и безынтересно. Настолько, что однажды во время гастролей случился скандал, о котором повествует в своей статье, посвящённой девяностолетию со дня рождения актёра критик  А. Плахов (газета "Коммерсантъ"): «Николай Гриценко был человеком сдержанным. Всегда кипевшая в нем колоссальная энергия, обычно сжатая, как пружина, лишь иногда вырывалась на волю. Так произошло на гастролях в одной из бывших советских республик. Устав от пустых правительственных славословий, гость вышел на сцену и едва ли не впервые потерял над собой контроль, послав пустобрехов по матери открытым текстом».
Юбилей Николая Олимпиевича был, впрочем, отмечен официальной статьёй в газете «Советская культура», в которой Михаил Ульянов писал: «Не у каждого актера возникает смелость перевоплощения. Николай Олимпиевич Гриценко — актер, умеющий бросаться, как в бездну, навстречу создаваемому образу. Он всегда разнообразен в любой роли, будь то толстовский Федор Протасов или Тарталья в «Принцессе Турандот», князь Мышкин или Нил Федосеевич Мамаев — «На всякого мудреца довольно простоты», Шадрин в «Человеке с ружьем» или Марко Бессмертный из «Правды и кривды».
Любителям кино памятны многие роли, созданные актером в кино. Особенно — Вадим Рощин в кинотрилогии «Хождение по мукам» и Каренин в фильме «Анна Каренина».
Этот дар, освященный трудолюбием, не только редок, но и уникален. Не каждому дано уметь трудиться в искусстве.
Мне довелось много играть с Николаем Олимпиевичем вместе в одних и тех же спектаклях, и я всегда получал от общения с этим художником искреннее творческое удовлетворение.
Гриценко — замечательный артист, который с самого начала актерской деятельности проявлял любознательность к своей профессии и большое трудолюбие, без чего подлинный актер не может сформироваться и воспламенять свою творческую фантазию.
Труд и глубокое проникновение в реалистическое самочувствие образуют те качества, которые Николай Олимпиевич Гриценко щедро дарит зрителю и получает от него достойное признание».
В 1973-м году в театре Вахтангова собирались ставить пьесу «С лёгким паром!», написанную Эмилем Брагинским и Эльдаром Рязановым. Роли распределялись следующим образом: Надя – Юлия Борисова, Лукашин – Юрий Яковлев, Ипполит – Николай Гриценко. К сожалению, постановка сорвалась. Пьесу не одобрили в инстанциях. Через несколько лет Рязанов снимет по ней свою знаменитую «Иронию судьбы», где роль Ипполита исполнит  Яковлев…
Театр становится для Гриценко всё более чужим. Загораются новые имена, а корифеи прежних лет, рядом с которыми он начинал свой путь, один за другим уходят из жизни. 22-го января 1976-го года не стало Цецилии Мансуровой. Старости у этой удивительной актрисы не было. Первая Турандот, слава Вахтанговского театра, она сохла, темнела кожей, но оставалась изящной, подвижной, вихрем взлетала по лестницам, не позволяя себе отдыха, не меняя своих эксцентрических привычек. Для своих коллег всех возрастов и даже студентов она, профессор Щукинского училища, оставалась Целюшей. Она была педагогом по призванию, открывалась молодежи почти настежь и воспитала великое множество замечательных русских актёров, которые и сегодня вспоминают её с огромной теплотой. В любую печальную тему она вносила мажорное звучание. Даже реквием способна была вывести к гимну жизни. Её муж Н.П. Шереметев был прямым потомком знаменитого боярского рода, из-за любви к ней он пошёл на разрыв с роднёй и остался в большевистской России. Он был хорошим музыкантом, сочинял музыку к вахтанговским спектаклям разных лет. Николай Петрович трагически погиб на охоте при невыясненных до конца обстоятельствах...
Последние годы Мансуровой были трагическими. Она теряла память, жила очень бедно, так как ничего не скопила за свою долгую жизнь, отданную искусству и своим ученикам. Актриса больше не могла играть на сцене и преподавать в училище из-за надломленной психики. Все знали, что смерть пришла к ней как избавление от разлуки со сценой, с учениками, как спасение от безумия. Но все были подавлены. Со смертью Мансуровой прерывалась одна из последних нитей, ведущих всех к самому Вахтангову. 
Схожая судьба ожидала и Николая Гриценко. Он, как свидетельствует Л. Максакова, «мимо быта шёл. Неустроенно это у него всегда было». Владимир Этуш вспоминает эпизод, имевший место во время гастролей театра в Киеве: «Я вышел из гостиницы, чтобы идти в кино, и встретил Гриценко.
- Коля, ты куда идёшь?
- А я не знаю… - он выглядел беспомощным, потерянным.
- Пойдём в кино.
- Пойдём.
Пошли, посмотрели фильм. После этого он как-то тепло, по-человечески сказал:
- Спасибо, Володя».
«Ему было плохо», - добавляет актёр.
В 1971-м году Николай Олимпиевич побывал на своей малой родине, в Ясиноватой, заглянул в школу, где когда-то  учился. Один из учеников вспоминает: «Мне выпало счастье видеть его в жизни, не на сцене. Помню как сейчас, 1971-й год, идет урок во 2-м классе. Открывается дверь во время урока, заходит Гриценко и директор школы. Школа старая, послереволюционная, Николай Олимпиевич там учился. На всю жизнь я запомнил улыбку и открытое, доброе лицо, хотя в классе он был несколько минут. В фильмах он другой, естественно, всегда в роли, а роли характерные. Я запомнил его совсем другим человеком». 
Новых работ в театре всё не было. Но даже играя небольшие и проходные роли, Гриценко делал их запоминающимися. «Он, - вспоминает актёр Леонид Ярмольник, - выходил в совковской пьесе, и зал стоя аплодировал, когда он играл какого-то домоуправа. И я это видел в 1974 году. Я ходил на репетицию. Он пять раз выходил из-за кулис, репетируя домоуправа, и я пять раз думал, что выходит другой артист. Он не переодевался и грим не делал. Вот это был Николай Олимпиевич Гриценко. И что бы мне ни говорили про то, что он не всего Достоевского прочел». Ярмольнику посчастливилось видеть Гриценко в «Идиоте». Актёр убеждён, что Николай Олимпиевич играл Мышкина гениальнее всех.
Пустоту в театре немного скрашивало кино, в котором Гриценко продолжал быть востребованным. В 1976-м году на экраны выходят сразу шесть фильмов с участием актёра: «Стажёр», «Преступление» Евгения Ташкова, «Жизнь и смерть Фердинанда Люса», «Мартин Иден», «Два капитана», «В горах моё сердце». Все образы, созданные им, отличает редкая интонированность. Ни один из них нельзя трактовать однозначно: чёрное или белое. В каждом показана глубина души, которую невозможно оценить по одной шкале. К примеру, знакомый всем с детства образ Николая Александровича Татаринова в картине Евгения Карелова «Два капитана». Персонаж, разумеется, отрицательный. Но… до чего несчастен этот человек! Здесь уже не только преступление, но и наказание. Не только зло, но и расплата за него, трагедия и глубочайшее страдание. Он и злодей, но его и жаль. По замечанию одного из критиков, Татаринов в исполнении актёра, это, в большей степени, жертва, жертва своей любви, нежели злодей. Умение передать всю сложность человеческой натуры было великим даром  Гриценко. "Он просто еще и физический такой образ создавал, у него это очень здорово получалось, - вспоминает  Борис Токарев, исполнитель главной роли в фильме. - На самом деле его органика заключалась и в физическом состоянии, и вот в психологическом, мне кажется, что это было удивительное единство".  Роль Татаринова стала наиболее крупной работой Николая Олимпиевича в 70-е годы. Борис Токарев рассказывает: «Николай Гриценко – удивительный артист, уже в возрасте, у него случались проблемы с большими монологами, ассистенты расписывали его тексты и раскладывали на полу, к стенам прикрепляли. Он в них подглядывал, но делал это настолько органично, что в кадре никто не догадается, что он свои монологи практически считывал». Это ли не актёрский подвиг?..
Совсем небольшую роль играет Гриценко в телеспектакле «Мартин Иден», поставленном  Сергеем Евлахишвили. Режиссёр вспоминает: «Думаю, что у многих режиссеров, приступающих к новой постановке, возникает желание непременно увидеть в ней актера, уже покорившего режиссерское воображение. Для меня таким актером был Николай Гриценко. Я восхищался им и будучи студентом Щукинского училища, и став актером и режиссером в Ленинграде. Но это было восхищение из зрительного зала перед тем, кто на сцене. И вот, еще в редакции цветных программ, узнаю, что очередной сдачей, а как главный режиссер я всегда на них присутствовал, будет сдача спектакля «Забыть свое прошлое». Автор пьесы Г. Саркисян, режиссер Е. Симонов, играют вахтанговцы. Наступает назначенный день. За столом собираются актеры и приступают к читке по ролям. Звучит бархатный голос Яковлева, интересен Шалевич. Каким предстанет Гриценко? Боже мой, признанный мастер еле-еле, по слогам, читает текст, игнорируя логические ударения. Во мне вскипают чисто административные страхи: должны начаться съемки, известен день эфира, а героя нет. Понимая, что происходит в душе Евлахишвили, Симонов делает знак, дескать, не волнуйся и со свойственным ему красноречием начинает объяснять Гриценко, кого тому надо играть — арийца голубых кровей. Николай Олимпиевич сидит обмякший, тусклый, подперев щеку и прикрыв один глаз рукой. Однако судя по выражению другого глаза, слушает. Исчерпав свои доводы в течение каких-то пяти минут, Евгений Рубенович просит повторить сцену. Я не могу заткнуть уши, чтобы не слышать убогого бормотания моего кумира, но опускаю глаза, чтобы не видеть его позора. Хотя какое бормотание, какая читка текста?.. Где тусклый, обмякший человек, где Гриценко? Перед нами аристократ по воспитанию, по рождению, по родословной: небрежный, блистательный, и при всем этом делец. Как за несколько минут могла произойти такая метаморфоза? Ум, сердце — что помогало ему так точно нафантазировать и слиться с фантазией? Ни у одного актера никогда больше я не видел таких феноменальных способностей.
Конечно же, я мечтал о том, чтобы Гриценко сыграл в одном из моих спектаклей. Мысленно перебирая роли в «Мартине Идене», видел его и Морзом, и одним из окружавших того дельцов, но особенно привлек меня образ мужа Гертруды. Роль небольшая, Гриценко, а характер у него был крутой, мог и обидеться. И все же я послал ему через ассистента сценарий. Актер предложение принял.
С ним не надо было работать, нужно было только дать толчок его фантазии: каков он, этот человек, которого надо играть. Муж сестры Идена запомнился, особенно в сцене, когда Мартин предлагает ему деньги, чтобы Гертруда никогда больше не знала тяжкого труда. Всегда ровный голос Гриценко тут срывался на две визгливые ноты. И эта деталь, краска помогла вскрыть внутреннюю сущность играемого персонажа. (…)
Для меня до сих пор остается необъяснимым феномен Жана Габена, его внутренние перевоплощения. Николай Гриценко от роли к роли менялся не только внутренне, но и внешне. Я пытался узнать, как это ему удается, что значит для него творческий процесс? Он не мог ответить ничего определенного. Казалось, что для Николая Олимпиевича это так же естественно, как воздух, которым дышим». Евлахишвили мечтал поставить с любимым актёром «Веницианского купца», но эта постановка, к сожалению, не успела состояться.
Любопытна работа Гриценко в фильме Левона Григоряна «В горах моё сердце» по мотивам пьесы Уильяма Сарояна. Николай Олимпиевич играет Джаспера Мак-Грегора, бродячего актёра, музыканта, бездомного странника, светлого человека. «Я сыграю все, все роли!» - восклицает он, и лицо его озаряется вдохновением, мечтой. Кажется, что в этом образе есть нечто от самого актёра…
Год спустя Гриценко снялся в небольшой роли генерала Печенегова в фильме Родиона Нахапетова «Враги». «Я помню, как днепропетровский артист Евгений Безрукавый долго не мог почувствовать себя рабочим Грековым в сцене, где его партнером был  Николай   Гриценко, - вспоминает режиссёр. - Молодой артист так волновался и нервничал, что комедийность игры  Гриценко  совершенно сбила его с толку: вместо того, чтобы дать серьезный отпор самодуру-генералу, он беспрерывно смеялся, точно ему смешинка в рот попала».
Было ещё три ленты, среди которых «Отец Сергий», последняя встреча актёра с Толстым, но роли Николая Олимпиевича в них были эпизодическими. Его звезда неудержимо угасала…
«На последнем спектакле ему суфлировали со всех сторон, - рассказывает Владимир Этуш. - Помню, как на одном из спектаклей «Турандот», который Гриценко играл в течение долгого времени, он беспомощно стоял на сцене и спрашивал меня:
— А дальше куда? Куда идти?»
В.А. Разумный вспоминает о своей второй встрече с Николаем Олимпиевичем: «…незадолго до его кончины в 1979 году мы снова свиделись с ним в Доме творчества Всероссийского театрального общества под Москвой, в Рузе. Непрерывное актерское напряжение и годы взяли свое - он явно сдал физически, любил вечерами засиживаться в "Угольке" - вечернем кафе, окруженный двумя-тремя молодыми людьми (тогда сомневаюсь, что они были актерами), а затем - загадочно исчезал. Тайну подобных исчезновений мы с женой разгадали довольно скоро, ибо взяли за обычай в эти предвечерние часы брать две лодки и устремляться вверх по стремительному течению Москва-реки к устью Рузы. Кстати, тщетно пытаясь обогнать идущего впереди неутомимого гребца, выдающегося театроведа Ю.А. Дмитриева, который и рассказал нам о секрете исчезновений великого актера. Действительно, на обратном пути, когда мы мчались по течению реки, увидели в полумраке фигуру одинокого человека, согбенного прямо на обрыве берега, над водою. Его здесь бросили лихие молодцы, приноровившиеся выпивать за его счет вдали от всеобщего внимания. С трудом перевели его на хлипкий ялик и доставили до комнаты в Доме творчества. Но молодцы отнюдь не успокоились - и история повторялась вновь и вновь. Надо было что-то предпринимать, учитывая явную агрессивность новоявленных поклонников мастера и их абсолютное равнодушие к его судьбе.
Неожиданное решение деликатной проблемы нашел сын, которому в то время было девять лет и который был "своим человеком" на лодочной станции. Он стал ежедневно, как говориться - "отовариваться" в столовой на двоих сухим пайком и сразу же уходить вверх по реке вместе с Гриценко, к которому он искренне привязался. Уверен, что именно с его подачи добрым молодцам из "Уголька" в это время лодок не давали, и мастер мог оправиться от их "преклонения".
Недавно, просматривая очередное телевизионное шоу, узнал двух из этих "поклонников", обрюзгших и полысевших. Сомневаюсь, что они помнят мерзопакость, которую творили в те далекие годы. Но не сомневаюсь в том, что они остались той дрянью, которая подобна липкой грязи на пути всех истинных подвижников духа. Не сомневаюсь и в том, что они уже при жизни преданы забвению, которое неведомо великим мастерам русского искусства, таким как Николай Олимпиевич Гриценко…»
Ко всем бедам добавилось нестерпимость положения, в котором актёр оказался в собственном доме. Последняя жена, бывшая на много лет моложе Гриценко, обворовывала его и не желала слышать о разводе, на котором он настаивал. У Николая Олимпиевича учащались нервные припадки. От жены он запирался в своей комнате на ключ. Однажды она взломало дверь. Актёр был так потрясён этим, что с ним случился очередной припадок, и, воспользовавшись моментом, жена поспешила отправить его в психиатрическую лечебницу… Навестившая его там Юлия Борисова рассказывала, будто он не сразу узнал её, но быстро спохватился: «Юлечка, прости, пожалуйста!» Никто, по крупному счёту, не озаботился тем, чтобы помочь Гриценко, вызволить его из клиники. Гениальный актёр умирал всеми покинутый и забытый. После вспыхнувшей ссоры с соседями по палате сердце Николая Олимпиевича не выдержало. Он умер 9-го декабря 1979-го года. Его последними словами было: «Я только теперь понял, как надо играть Мышкина...»
В тот вечер в театре ещё не знали о несчастье. И своим чередом шёл спектакль. Но, когда он завершился, из зала на сцену вдруг вылетел голубь, неизвестно откуда явившийся в закрытом помещении. Голубь опустился на сцену и, когда актёры вышли на поклон, стал кланяться вместе с ними…

Глава 7. Актёр на все времена

Меня всегда восхищал, и не только меня, гениальный артист Николай Олимпиевич Гриценко. Думаешь, вот перевоплощался-то, как это может быть? И все-таки мне кажется, что это был всегда он, хотя он был абсолютно разный. Великий артист, величайший артист. Пальчики оближешь! Мы говорим, американцы… Так вот, сначала Гриценко, а потом все остальные, с моей точки зрения...
Валентин Гафт, актёр

Когда не стало Николая Гриценко, в советских газетах появились некрологи. Довольно скудные по количеству строк и без портретов. Видимо, для официоза актёр представлялся не столь значимым, как «истинные» короли экрана и сцены, чьи портреты, по случаю кончины, к некрологам прилагались всенепременно…
«Любимцем народа он не был, - отмечает театральный критик Вера Максимова. - Он был другим актером - любимцем театрального люда. Самая высокая квалификация дается театральным людом. Театрального человека - актера, режиссера - обмануть нельзя. Сказать о Гриценко, что он чем-то отличается, это ничего не сказать. Будет мало сказать, что он единственный, что пустота, которая осталась после того, как он ушел, никогда в жизни не будет заполнена.
В каждом театре есть свой гамбургский счет, он гораздо выше оценок зрителя и, конечно, оценок критика. Актеры лучше всего знают, насколько хорош их партнер. В Вахтанговском театре нет ни одного человека из крупнейших актеров, из тех, кто с ним работал еще совершенно молодым, которые не сказали бы, что Гриценко - гений. Причем это не восторженное определение, это определение по справедливости».
«…хотя список сыгранных Николаем Олимпиевичем Гриценко ролей не исчисляется трёхзначными цифрами, зато каждый из созданных им образов – творение подлинного Мастера, - пишет в уже упомянутой статье Дарья Орлова. - Как умело огранённый талантливым ювелиром бриллиант, переливаются они богатством граней. И сияние их уже не один десяток лет радует зрителей».
Николай Гриценко был похоронен на Новодевичьем кладбище. Там же, рядом с братом, спустя десять лет, нашла последний приют Лилия Олимпиевна. Судьба её также сложилась несчастливо. После потери голоса она поступила в Московский драматический театр имени К.С.Станиславского, в котором проработала до 1957-го года. Музыкальность и поэтическая проникновенность дарования принесли ей успех и признание в ролях Инессы ("День чудесных обманов" Р.Б.Шеридана), Лауры ("С любовью не шутят" П.Кальдерона), Ларисы ("Бесприданница" А.Н.Островского), Нины ("Грибоедов" С.Ермолинского). С 1960-го года актриса работала в Московском драматическом театра имени А.С. Пушкина. Одной из её примечательных и своеобразных ролей 60-х годов была Тереза ("День рождения Терезы" Георгия Мдивани). Как режиссёр Гриценко поставила спектакль "Метель" Леонида Леонова, где сыграла роль Катерины. Лилия Олимпиевна была замужем за режиссёром Борисом Равенских, но этот брак вряд ли можно назвать счастливым. Равенских был из тех мастеров, которые, создавая тот или иной шедевр, были непременно влюблены в своих главных героинь. Известно, что у Бориса Ивановича был роман с актрисой Верой Васильевой, пишущей об этом в своих воспоминаниях. Васильева отмечает, что, несмотря на свою огромную любовь к Равенских, наверное, не выжила бы, если б стала его женой.
Лилия Гриценко снялась в нескольких десятках фильмов. Зрители запомнили и полюбили её в роли Натальи Сергеевны из замечательной картины «Верные друзья». В последние годы жизни актриса осталась в полном одиночестве, нигде не работала. Лишь изредка её видели во дворе: старая, седая женщина медленно доходила до памятника Эрнсту Тельману у метро "Аэропорт" и с ненавистью грозила ему клюкой…
 На могиле брата и сестры установлено одно на двоих надгробие – скромная мраморная плита с фотографиями. Редко-редко появляются здесь свежие цветы – практически никто не навещает давно ушедших из жизни актёров.
Сегодня о Гриценко вспоминают очень мало. А, если вспоминают, то, большей частью, о его странностях. А, между тем, он — не просто величайший актёр 20-го века, но явление уникальное по масштабу и диапазону таланта, непревзойдённого до сей поры никем. Неразгаданная тайна гениальности. «У Вахтангова есть определение гениального актера, - говорит театровед Вера Максимова. - Он делает очень точное разграничение: чем гениальнее актер, тем больше в нем иррационального, таинственного и тем меньше в нем разума, расчета и всего остального.
Это было то вахтанговское сущностное обретение формы, через которое очень многое открывалось. Гриценко работал таинственно. Чем больше гениального, тем больше тайны в актере. Это про него. Вахтангов написал нам это, и мы до сих пор голову ломаем. Каким-то другим путем он шел, чем Станиславский. Мне иногда кажется, что мы забываем, что Вахтангов - это не просто следующая ступень за Станиславским, а это ступень высшая».
Сегодня имя Николая Гриценко практически забыто. Даже в родном театре Вахтангова не слишком беспокоятся о сохранении памяти о нём, с непонятной небрежностью относясь к своему достоянию. Даже студенты театральных училищ, молодые артисты, смотрящие в сторону запада и тамошних кумиров, не знают имени великого русского актёра, который должен был бы стать первым образцом мастерства для них. «Образец немыслимого таланта - Николай Гриценко. Но когда спрашиваю молодых актеров, те даже не слыхали о нем, - сетует Ольга Остроумова. - Джигарханяну задали вопрос: «А что все-таки останется после актера?» И он ответил: «Ничего. Я снимался с великим Меркурьевым, а молодежь не знает, кто это такой».
Критик Андрей Плахов в уже упомянутой нами статье справедливо отмечает: «В отличие от того же Михаила Ульянова, или Иннокентия Смоктуновского, или Олега Ефремова Николай Гриценко не стал выразителем идей и духа своего времени. Просто потому, что он был актером на все времена. (...) Однако на большом отрезке времени видно, что актер никому и ничего не уступил. Он был стайером, мастером длинных дистанций. Ему было наплевать на "актуальность" трактовки, и сегодня его техника впечатляет гораздо больше, чем усилия некоторых "горнистов времени"».
Режиссёр Евлахишвили с укоризной пишет в своих воспоминаниях: «Написано о нем (Гриценко – авт.) крайне мало. И мне кажется, святой долг всех, кто работал с ним бок о бок много лет, кто считался его другом, исправить эту несправедливость, написать о Гриценко, рассказать о нем и тем самым, возможно, приоткрыть неразгаданную тайну его таланта». Этот долг мы, как умели, старались исполнить при написании данной работы. Николай Олимпиевич Гриценко был актёром от Бога, актёром, каких не бывало прежде, нет и навряд ли будет в нашем мельчающем мире. Сегодня невероятно обесценились слова «великий» и «гениальный», эти эпитеты присваивают друг другу направо и налево. Николай Гриценко – это больше, чем великий и гениальный актёр. Это целая вселенная, непостижимая и необъятная, тайну которой не дано разгадать. И об этом следует помнить в первую очередь, вспоминая этого необыкновенного актёра.

 

 Николай Гриценко

 

 Get Adobe Flash player

 

Полная фильмография

1942 Машенька  ::  Коля
1946 Старинный водевиль  ::  Антон Петрович Фадеев  ::  главная роль гусар
1950 Кавалер Золотой звезды  ::  Артамашев
1951 Прощай, Америка! (не был завершен)  ::  Арманд Хауорд
начальник отдела информации американского посольства
1953 Вихри враждебные  ::  Шредер
1953 Судьба Марины  ::  Терентий Тихонович, агроном
1954 Большая семья  ::  завклубом Вениамин Семёнович
1954 Шведская спичка  ::  Псеков, управляющий Кляузова
1955 Дорога  ::  капитан
1957 Жилец (короткометражный)  ::  Халявкин
1957 Хождение по мукам. Сестры  ::  Вадим Петрович Рощин
1958 Хождение по мукам. Восемнадцатый год  ::  Рощин Вадим
1959 Фортуна
1959 Хождение по мукам. Хмурое утро  ::  Вадим Петрович Рощин
1961 Барьер неизвестности  ::  Лагин Вадим Семёнович
зам. главного конструктора
1961 Вольный ветер  ::  Георг Стэн
1963 Русский лес  ::  Грацианский
1963 Понедельник - день тяжелый  ::  Стряпков
1963 Крыса на подносе (короткометражный)
1964 Мать и мачеха  ::  Федор Антонович Журбенко,
          председатель   колхоза
1965 Человек без паспорта  ::  Измайлов Пётр Епифанович,
          агент иностранной разведки, бывший полицай
1966 Два года над пропастью  ::  полковник Миллер
1967 Места тут тихие  ::  Фисюк
1967 Анна Каренина  ::  Алексей Александрович Каренин  ::  главная роль
муж Анны, сановник, который живёт «без поспешности и без отдыха».
1968 Журавушка  ::  Маркелов Василий Куприяныч
председатель колхоза
1969 Семейное счастье (киноальманах)  ::  Ваксин, новелла "Нервы"
1969 Развязка  ::  Александр Петрович Терехов
учитель рисования
1969 Адъютант его превосходительства, Викентий Павлович Сперанский
1970 Счастье Анны
1971 Принцесса Турандот (телеспектакль), Тарталья, Великий канцлер
1971 Тысяча душ (телеспектакль)  ::  князь Иван
1971 На всякого мудреца довольно простоты (телеспектакль)  ::  Мамаев 
1972 Веселые Жабокричи  ::  старшина Василь Миронович  ::  главная роль
1973 Черный принц  ::  Ананий Дмитриевич Мытников
старший товаровед
1973 Человек в штатском
1973 Таланты и поклонники  ::  князь Ираклий Саратоныч Дулебов
1973 Семнадцать мгновений весны  ::  немецкий генерал в вагоне
монолог о фанатизме
1973 Земля Санникова  ::  Трифон Степанович Перфильев
золотопромышленник
1973 Докер  ::  Иван Степанович
1974 Время ее сыновей  ::  Антон Гуляев
1974 Память сердца (телеспектакль)
1975 Конармия (телеспектакль)  ::  Степан Вытягайченко
1976 Стажер  ::  Александр Александрович
1976 Преступление  ::  Пётр Егорович
1976 Мартин Иден (телеспектакль)  ::  муж Гертруды
1976 Ну, публика! (телеспектакль)
1976 Жизнь и смерть Фердинанда Люса  ::  Фридрих Дорнброк
1976 Два капитана  ::  Николай Антонович Татаринов  ::  главная роль
1976 В горах мое сердце  ::  Джаспер Мак-Грегор
1977 Враги  ::  Печенегов
Генерал в отставке, дядя Бардиных
1978 Отец Сергий  ::  князь
1978 Мятежная баррикада
1979 Ссыльный N11  ::  Варламцев

 

источник- http://m-llekolombina.livejournal.com/291658.html#cutid1