Михаил Глузский
|
С последнего спектакля Михаила Глузского вынесли на руках: ночью ему ампутировали ногу, а через день он умер 
Тем не менее на счету уроженца Киева, народного артиста СССР более 150 фильмов, часть из которых сегодня с полным правом можно назвать культовыми. Михаил Андреевич работал с лучшими режиссерами своего времени — Всеволодом Пудовкиным, Сергеем Герасимовым, Петром Фоменко, Михаилом Швейцером... Озвучивал популярные зарубежные ленты — «В джазе только девушки», «300 спартанцев», «Троих надо убрать», «Невезучие»... Голосом Глузского говорят по-русски Луи де Фюнес и Бурвиль. Его последняя театральная работа — Сорин в «Чайке» Акунина — сыграла мистическую роль в жизни самого артиста. Подобно герою, усаженному режиссером в инвалидную коляску, Глузский страдал от тяжелой болезни ног — каждый шаг доставлял ему немыслимую боль. Но Михаил Андреевич до последнего дня снимался в кино и выходил на сцену. Он просто не умел жить без своей проклинаемой и такой любимой работы. Когда в 1997 году ему вручали «Нику» в номинации «За честь и достоинство», он сказал: «Я никогда не чувствовал себя звездой, я — всего лишь рабочая лошадка».
КИНОРЕЖИССЕР ЕВГЕНИЙ ТАТАРСКИЙ: «КАК ЛЮБОЙ ХОРОШИЙ АРТИСТ, ОН БЫЛ УВЕРЕН, ЧТО МОЖЕТ СЫГРАТЬ ВСЕ»
Известный режиссер («Приключения принца Флоризеля», «Джек Восьмеркин — американец», «Менты», «Убойная сила») до сих пор с сожалением вспоминает, как «обидел» Михаила Глузского.
— Евгений Маркович, почему на роль полковника Зарубина в фильм «Золотая мина» вы пригласили именно Михаила Андреевича? — Мне нужен был крепкий профессионал. До этого я с Глузским не работал, но мне казалось, что его человеческие качества совпадают с характером героя: он достаточно резкий, твердый, даже жесткий — в общем, кадровый милиционер. Глузский точно так себя и вел — как на съемочной площадке, так и вне ее. Его присутствие в кадре меня, молодого режиссера («Золотая мина» была моим дебютом в большом кино), дисциплинировало. Для него детективная лента не была халтуркой — он всегда знал текст, был собран, готов к съемке. Не могу сказать, что мы отработали душа в душу, но с ним я чувствовал себя комфортно. Дело в том, что картина была импровизированной: я не ставил точных мизансцен и просил актеров вести себя так, как им удобно в предлагаемой ситуации, а камера просто за ними следила. Думаю, этим в значительной степени был определен успех «Золотой мины».
— А Глузскому она понравилась? — Настолько, что Михаил Андреевич даже решил ее продвинуть. Он в то время был председателем какого-то совета московского Дома кино. Когда закончилось озвучание, Глузский позвонил мне: «Я прилагаю все усилия для того, чтобы премьера фильма прошла в Москве». И он таки добился, чтобы она состоялась в Доме кино, хотя телефильмы, которые считались вторым сортом, туда не брали априори. Зал был набит битком, люди проходили с боем, многие желающие не попали. Мне как режиссеру этот ажиотаж был очень приятен. А потом вышла еще и громадная рецензия в газете «Правда», написанная в хвалебных тонах, что само по себе было редкостью. Просто фантастика!
— Почему же вы не пригласили Глузского в свою следующую работу? — Во второй моей картине «Приключения принца Флоризеля» я не видел для него роли. Прошло много времени, я приехал в Москву и в коридоре «Мосфильма» увидел Михаила Андреевича. Поскольку я всегда относился к нему с большой симпатией, то очень этой встрече обрадовался. Глузский же буркнул что-то в ответ и быстро ушел. Мне такое приветствие показалось странным, но я не придал этому значения: мало ли что у человека с настроением. Несколько месяцев спустя мы снова столкнулись в коридоре «Мосфильма», — очень узком, в котором почти невозможно разойтись! — и ситуация повторилась. Тут уже я не выдержал: «Михаил Андреевич, что-нибудь случилось?». — «Случилось! — выпалил он. — Почему вы всех актеров из «Золотой мины» взяли во «Флоризель», а меня нет?!». А я действительно из того состава не пригласил только его и Ларису Удовиченко. «А кого бы вы хотели там сыграть?» — спросил я. «Ну как это кого? — продолжал возмущаться он. — Того, которого Банионис играл!». — «Извините, Михаил Андреевич, — мягко ответил я, — но это не ваша роль».
— Смело для молодого режиссера! — Видимо, ему тоже так показалось, потому что он фыркнул в ответ: «Всего доброго!» — и быстро ушел. Увы, это была наша последняя встреча с Глузским...
— Может быть, все-таки стоило тогда дать ему эту роль? — Несмотря на мое глубокое уважение к Михаилу Андреевичу, я по-прежнему уверен в своей правоте. Мне нужен был именно такой председатель Клуба самоубийц, как Банионис, — актер, за которым тянулся громадный шлейф положительных ролей, этакий добрячок с пухлыми щечками, а в душе — хладнокровный убийца. Глузский же, известный ролями, скорее, отрицательными, не смог бы создать нужный мне контраст. Но, как любой хороший артист, он был уверен, что может сыграть все.
Острова. Михаил Глузский
АКТРИСА ОЛЬГА АНТОНОВА: «ПОНАЧАЛУ Я ГЛУЗСКОГО ОЧЕНЬ БОЯЛАСЬ»
Актриса петербургского театра «Приют комедианта» Ольга Антонова играла с Михаилом Глузским в телевизионном фильме Петра Фоменко «Почти смешная история» о любви двух немолодых людей — чудаковатой Илларии Павловны и угрюмого, нелюдимого Мешкова.
— Ольга Сергеевна, насколько в жизни Михаил Андреевич соответствовал своему экранному образу?
— Поначалу мне казалось, что полностью, я его даже боялась — он был такой замкнутый, серьезный. Даже когда мы начали вместе работать, я долгое время видела в нем человека сдержанного, сердитого, себе на уме. И только пару месяцев спустя (а снимали мы довольно долго, все-таки две серии) я поняла, что Глузский просто очень стеснительный. Иногда он срывался, ругался, но потом сильно страдал по этому поводу, долго и мучительно извинялся. Во время этих извинений мне было так его жаль! Я его крики и сердитость переносила гораздо спокойнее и не тратилась так, как он, переживая свои срывы. Но, даже взбешенный, он никогда не позволял себе ни одного скабрезного или матерного слова. Более того, молодежь, которая изъяснялась нецензурно, он умел притушить одним только взглядом. Ему достаточно было только повернуться и посмотреть в ту сторону, и на площадке сразу же воцарялась тишина. Была у него еще одна милая, подкупающая особенность: обидевшись на кого-то, Михаил Андреевич не хотел разговаривать с человеком и общался с ним... посредством записок. Это было как-то старорежимно и очень смешно.
— Что могло вывести Глузского из себя? — Плохая работа, лень, незнание текста, то есть непрофессионализм. А когда Михаил Андреевич вдруг сам забывал текст и я начинала поддразнивать его, он реагировал совершенно по-детски — искренне, наивно, с юмором. Глаза хитрые! Просто к нему надо было найти подход, расколоть его. Когда я это поняла, перестала его бояться и у нас получился настоящий актерский тандем: нам легко стало работать вместе, импровизировать. Михаил Андреевич играл замечательно, но я все равно чувствовала, что это не предел его актерских возможностей, что в глубине у него таятся нерастраченные ресурсы.
— Глузский ведь не сразу принял вас в качестве своей партнерши? — Он действительно поначалу говорил режиссеру и оператору, что я не подхожу на роль Илларии Павловны: «Уж очень она молода!». На что наш замечательный оператор Феликс Кефчиян, смеясь, отвечал: «А в старую тетку ты бы и не влюбился до потери сознания!». Хотя особо молодой я в то время уже и не была, просто меня, как принято говорить у киношников, «любила камера».
— А каким он был в повседневной жизни? — Прежде всего рыцарем. Мужчин такой породы в нашей жизни все меньше и меньше. Это сказывалось даже в мелочах: он был очень внимателен — всегда открывал дверь, подавал руку, помогал донести чемодан. Причем его рыцарство было не наносным, а вполне естественным.
С Владимиром Стекловым Михаила Глузского, несмотря на значительную разницу в возрасте, связывали годы дружбы. — Владимир Александрович, вас с Глузским сдружила совместная работа в театре «Школа современной пьесы»? — Началось это с совместных репетиций, закрепилось благодаря спектаклям и гастролям. Мы дружили втроем — Михаил Андреевич, Женя Дворжецкий и я. Еще один наш большой друг, Леонид Ефимович Хейфец, не всегда сопровождал нас в поездках, но если это случалось, они с Глузским занимали одно купе, а мы с Женей — соседнее. Вообще, мы старались быть вместе при малейшей возможности и беспрерывно беседовали.
— О чем? — Да обо всем! Михаил Андреевич поражал всех энциклопедической образованностью. Он знал многое не только о кино или театре, но и о литературе, истории. При всей своей внешней суровости и хмурости был блестящим рассказчиком и очень общительным человеком.
— Он не жаловался на свою творческую невостребованность? — У него действительно была очень неровная актерская судьба. Долгие годы ему приходилось довольствоваться незаметными, проходными ролями. Первый успех пришел в 40 лет, когда он сыграл у Герасимова в «Тихом Доне» есаула Калмыкова. Вообще-то, это тоже был эпизод, но блестящий! Тогда о Глузском заговорили, казалось, что отныне все двери в кино для него открыты. Но время шло, а хороших ролей ему не давали. Так бывает, когда актер вдруг ярко себя проявляет, а потом — тишина! И не потому, что он больше ничего не может сыграть, просто судьба так распорядилась. К счастью, у Михаила Андреевича появились такие фильмы, как «Монолог» Ильи Авербаха и «Пришел солдат с фронта» Николая Губенко. Но, будучи актером невероятной работоспособности, Глузский мог сыграть гораздо больше. Мне посчастливилось сниматься вместе с ним в фильме Юлия Карасика «Без солнца» — экранизации пьесы Горького «На дне». Глузский играл одну из сложнейших ролей мирового репертуара — Луку. Его очень непростой монолог при мне снимали 16 (!) раз, и каждый дубль он играл блистательно, с вариациями. Несмотря ни на что, Михаил Андреевич никогда не плакался в жилетку и вообще избегал сочувствия. Он ходил в театр, испытывая адскую боль в ногах, и больше всего боялся, что кто-то об этом узнает и его станут жалеть.
В театре «Школа современной пьесы» под руководством Иосифа Райхельгауза Михаил Глузский сыграл свои лучшие театральные роли. С этой сцены актера увезли в больницу, откуда он уже не вышел.
— Иосиф Леонидович, когда Михаил Глузский ушел из Театра-студии киноактера, где проработал почти 40 лет, вы пригласили его в ваш театр «Школа современной пьесы». Почему? — Я всегда хотел с ним поработать. Михаил Андреевич играл в нескольких спектаклях. Мы с ним много гастролировали, провели сотни встреч со зрителями, нас принимали крупные политики и государственные мужи в тех регионах, где мы выступали. Мы беседовали на самые разные темы, и это всегда было очень интересно.
— Что вас больше всего привлекало в нем как в собеседнике? — Его ирония, способность живо и реально воспринимать окружающую действительность. Михаил Андреевич умел буквально двумя-тремя словами дать характеристику человеку, ситуации. И сразу становилось понятно, что все эти наши награды и звания, которыми мы так дорожим, ничего не значат по сравнению с вещами вечными — жизнью, смертью, чистой совестью. Кстати, Глузский очень любил Киев, где прошло его детство. Приезжая туда на гастроли, мы часто ходили вместе гулять, и он часами мог рассказывать мне о вашем городе — о Подоле, на котором родился, о Караваевых Дачах, где его отец впоследствии построил дом и посадил фруктовый сад. Говорил о своей семье, об атмосфере, которая царила в то время в городе, где после революции много раз менялась власть и простые люди жили, как на вулкане. Без преувеличения могу сказать: для меня Киев связан с именами прежде всего двух человек — Булгакова и Глузского.
Чтобы помнили. Михаил Глузский.
— Говорят, у Михаила Андреевича был непростой характер? — Есть закон, который я давным-давно для себя сформулировал: чем артист лучше, тем он требовательнее к себе, чем хуже, чем требовательнее к другим — режиссеру, драматургу, художнику, ассистентам, даже зрителям. Хороший артист во всех неудачах винит только себя, дескать, это у меня не получилось. Глузский был не просто хорошим, а выдающимся артистом. Получая роль, он тут же начинал ее сочинять, становился соавтором, будто присваивал ее... Он был одним из моих любимейших актеров и, главное, людей. А ведь мне есть с чем сравнивать: я много лет проработал в «Современнике», ставил спектакли в Театре на Таганке, в известнейших мировых театрах. А какое потрясающее чувство юмора у него было! Об одних только его, как говорит сейчас молодежь, приколах можно написать целую книгу. Многие из них стали уже театральными анекдотами и байками. Например, история о том, как мы с Михаилом Андреевичем ходили на стриптиз.
— Это уже интересно! — Дело было в Томске, куда мы приехали с театром «Школа современной пьесы». Поскольку билеты на спектакли разошлись задолго до нашего приезда, организаторы гастролей были счастливы и буквально не знали, как нам угодить: принимали очень тепло, водили по приемам и ресторанам, возили на экскурсии — мне кажется, в городе не осталось ни одной достопримечательности, которую мы бы не посмотрели. В конце концов принимающая сторона пригласила нас в стриптиз-бар. Все бы ничего, но мы не знали, как отреагирует Глузский, все-таки он был самым старшим из нас и даже как-то неловко было ему это предлагать. Но неожиданно Михаил Андреевич с энтузиазмом согласился.
— Ему понравилось?
— Вот тут-то как раз и начинается самое интересное. Нас усадили за столик, чтобы мы могли, беседуя, наблюдать за молодыми девушками, демонстрировавшими разные части своих красивых тел. И только Михаил Андреевич не принимал участия в общем разговоре. Он вплотную придвинулся к подиуму, не сводя с танцовщиц глаз. А когда одна из стриптизерш, которой на вид было лет 14, призывно улыбаясь, наклонилась к нему, неожиданно спросил у нее: «Деточка, а твоя мама знает, чем ты здесь занимаешься?».
— Часто Михаил Андреевич так шутил? — Постоянно! Так он видел мир и так общался с людьми. Помню, после смерти Марии Владимировны Мироновой мы долго не могли найти исполнительницу главной роли в спектакле «Уходил старик от старухи» — нужна была актриса, равная Глузскому и по масштабу дарования, и по статусу. В конце концов, решили пригласить Вию Артмане. Довольно долго вели переговоры, утрясали какие-то
моменты. Но когда Вия Фрицевна наконец появилась в театре и они с Глузским начали читать пьесу, стало понятно, что легкой эта работа не будет. Дело в том, что Артмане читала текст медленно (сказывалось отсутствие практики в русском языке), каждую реплику долго обдумывала. Самым утомительным было то, что актриса постоянно вспоминала какие-то истории из своего артистического прошлого, из-за чего Михаил Андреевич ужасно раздражался. Несколько раз я с трудом переводил его гнев в шутку, чтобы избежать открытого конфликта между ними. В конце концов Глузскому это надоело. Вия Фрицевна как раз начала рассказывать о своих успехах на московской сцене: «Я тогда была молодая, меня пригласили в Москву, и министр культуры сказал, что я должна работать только в столице. Ну, помните, министр культуры... Кто тогда был министром культуры?». Изрядно от всего этого уставший, но не утративший чувства юмора Глузский подсказал: «Луначарский!». — Вы помните тот день, когда Михаил Глузский последний раз вышел на сцену в театре «Школа современной пьесы»? — Это было за сутки до его смерти. Тогда как раз должна была идти акунинская «Чайка», в которой Михаил Андреевич играл Сорина. Он к тому времени уже много дней лежал в больнице с дикими болями в ноге и температурой под 40, но я все-таки позвонил ему, чтобы предупредить об отмене спектакля. В ответ он взмолился: «Не надо!». — «Но, Михаил Андреевич, — говорю, — вы же не сможете играть!». И услышал в ответ: «Я постараюсь». Глузский сбежал из больницы и уговорил сына Андрея привезти его в театр на своих «жигулях». Сам уже не мог ни подняться по лестнице, ни выйти на сцену — мы везде носили его на руках. Весь спектакль он просидел в инвалидной коляске, благо это оправдывалось мизансценой (по версии Акунина Сорин не может ходить), но играл так, что в финале были просто сумасшедшие зрительские овации. Михаил Андреевич поднялся и вышел на поклон самостоятельно, а потом просто рухнул за кулисами. Опять-таки на руках мы донесли его до машины и отвезли в больницу. Той же ночью ему ампутировали ногу, а буквально через день его не стало. Он очень хотел жить, а жить для него значило играть...
источник- Людмила ГРАБЕНКО «Бульвар Гордона» http://www.bulvar.com.ua/arch/2011/22/4de747a6e075e/
"Почти смешная история" 1977 год
|
