Домой    Кино    Музыка    Журналы    Открытки    Страницы истории разведки   Записки бывшего пионера      Люди, годы, судьбы...

 

Актеры и судьбы

   

Список страниц раздела

 

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56

 

   

 

Гостевая книга    Форум    Помощь сайту

 


 

Ирина ПЕЧЕРНИКОВА

 

Ирина ПЕЧЕРНИКОВА: "Я пила, чтобы отключиться, никого не видеть и не слышать. Это было лекарство. Но потом поняла, что становлюсь зависимой от алкоголя, и испугалась"

2 сентября одной из самых загадочных актрис исполняется 60 лет

 

 

Ее помнят и любят по многосерийному фильму "Два капитана", тургеневской "Первой любви", по картине "Города и годы". И конечно же, по культовой, обожаемой миллионами ленте "Доживем до понедельника".

Наверняка на день рождения к этой хрупкой, неземной красоты женщине с огромными, в пол-лица карими глазищами придут друзья. Возможно, помогут организовать творческий вечер. Мы ее вспомним, мысленно поздравим и разбежимся по своим делам. А ей, прошедшей все круги ада в этой жизни и чудом выстоявшей, придется возвращаться в пустую, одинокую квартиру...

Хорошо бы остановиться, оглянуться, задуматься, в чем-то даже помочь. Ведь нас много, а их - ярких на экране, но не самых счастливых и удачливых в зазеркальной жизни звезд ушедшего кинематографа - так мало.
 

 

 

 

 

 

Бабье лето. Ирина Печерникова

 

 



"ОНА НЕ ПРОМАХ — СПИТ СРАЗУ С ДВУМЯ", — ГОВОРИЛИ ОБО МНЕ НА ВТОРОМ КУРСЕ"



— В вашем послужном списке значатся МХАТ, "Ленком", Театр имени Маяковского, Малый театр... Говорят, вы покидали их из-за настойчивых домогательств мужчин и проблем с алкоголем.


(С явной обидой). Пожалуй, в этом перечне не хватает любовной связи с Брюсом Уиллисом и увольнения из Голливуда по профнепригодности. Добавьте, не стесняйтесь — получится полный боевой набор. Черпая информацию из желтой прессы, вы вряд ли задумываетесь о том, сколько горя принесли эти измышления нашей семье. Я покидала театральные коллективы по совершенно другим, трагичным причинам.

Началось с того, что на втором курсе Школы-студии при МХАТе меня пригласили на интересную и сложную роль в один из мхатовских спектаклей. Это было престижно, ответственно, и я впала в детскую эйфорию, наивно полагая, что в театре все безумно рады моему приходу. Но однажды случайно услышала — между гримерками оказались тонкие перегородки — разговор двух артисток. Они гадко меня обсуждали: "Конечно, кому же, как не ей, дать роль в этой пьесе? Наша девочка не промах. Успевает жить сразу с двумя — с Массальским и с Пузыревым".

— Господи, для вас эти корифеи староваты были!


В
культовой картине Станислава Ростоцкого юная Печерникова и немолодой Тихонов сыграли нетипичных учителей советской школы


— О чем вы говорите! Я к тому времени ни с кем ни разу даже не целовалась. Услышав такую злобную характеристику, ахнула и кубарем, путаясь в ступеньках, скатилась с третьего этажа на второй. Забилась в кучу декораций и давай реветь. Это была не истерика — шок!

Мой безудержный вой услышал педагог по изобразительному искусству и учитель по жизни Борис Симолин. Увидев мои слезы и сопли, узнав истинную их причину, он расхохотался. Затем достал из кармана маленькую фляжечку с коньяком (она, кстати, всегда была при нем), уточнил: "Пила когда-нибудь?". Я отрицательно замотала головой, а он улыбнулся: "Ну надо когда-то начинать". Налил полную крышечку и велел выпить залпом. Это была первая в моей жизни рюмка.

"Запомни, — напутствовал меня этот добрый гений, — если о тебе говорят, значит, есть в тебе нечто раздражающе особенное, и женщина ты яркая, запоминающаяся, с искоркой. А вот когда перестанут говорить, налей несколько капель коньячку, встань перед зеркалом и хорошо подумай: "Что же произошло? Почему обо мне больше не сплетничают, почему никого в любовники не приписывают?".

— Почти как у Людмилы Целиковской: "Что-то давно меня б... не называли. Наверное, старею".

— Похоже. (Смеется). Помню, от выпитого меня крепко повело, зато я быстро успокоилась. Вот только "совет учителя" впоследствии использовала не по назначению, по-дурному.

— После ухода из МХАТа о вас продолжали судачить. Значит, можно было спать спокойно?

"Доживем до понедельника"— Можно-можно. (Смеется). Представьте, что я даже не знала имен своих недоброжелателей. Вернее, не хотела знать. Интриги обычно плетут те, у кого нет ролей, кто выходит в массовке. Вот они свободное время коротают в буфете или за кулисами, изрыгая яд и злобу. А у меня в театре была колоссальная загруженность, здесь не до досужих разговоров.

После МХАТа случился в моей жизни "Ленком". Но после увольнения Анатолия Эфроса я не сочла возможным оставаться в том коллективе.

— Анатолия Васильевича тоже записывали в ваши покровители?

— А как же! Да Бога ради, пусть говорят. Главное, чтобы не скучали.

...Работая в "Ленкоме", мы по выходным играли свои спектакли на сцене Театра имени Маяковского. Вот тогда-то главный режиссер Андрей Гончаров меня и заприметил. Пригласил в труппу, дал интереснейшие роли в классическом репертуаре.

Ирина ПЕЧЕРНИКОВА- студентка Школы-студии при МХАТе— В это время начался ваш роман с Борисом Галкиным, который увенчался свадьбой. Кстати, почему вы раcстались?

— А потому что не надо было замуж выходить. Кстати, первый мой брак был не с ним — с талантливым польским музыкантом и композитором. Встретились, влюбились... И нет чтобы ограничиться красивым романом, зачем-то в загс отправились.

Чтобы с мужем съездить в его родную Польшу, отпросилась я у Андрея Гончарова на целое лето в отпуск. Режиссер был категорически против. Во-первых, на мне держалось несколько спектаклей, во-вторых, Андрей Александрович опасался, что я могу остаться за границей, а это принесло бы немалые проблемы театру и ему лично.

— Как вас в Польше приняли?

— Я даже и представить себе не могла, что меня там хорошо знают и любят. В то время фильм "Доживем до понедельника" имел мировую известность, был призером многих международных кинофестивалей. Поэтому меня приняли как кинозвезду: постоянно брали интервью, печатали мои фото на обложках журналов, предлагали работу в театре.

— Как же языковой барьер?

— Я от природы легко усваиваю языки. Спокойно могла репетировать, играть на польском и английском. Но у мужа свой график работы, и нам пришлось надолго уехать сначала в Швецию, затем в Англию. Увы, шведский язык я не одолела, поэтому занималась там исключительно домашним хозяйством и жутко тосковала по родине.

— Нежная, воздушная, беззащитная на экране, какова вы в быту? Безропотная хозяйка или скандалистка-белоручка: "Не хочу, не буду. Сам мой посуду и стирай свои носки"?

— Я к домашним хлопотам отношусь легко, не зацикливаюсь на стирке или уборке — просто не замечаю сделанного. Все выходит само собой. За границей я освоила кухню многих стран, включая африканскую, готовить очень люблю. А главное — ну какой у музыкантов быт? Комната, до потолка забитая аппаратурой, чемоданами. Все время в боевой готовности: едем — не едем.

"ПОДВЫПИВШАЯ АНГЛИЧАНКА ПРЕДЛАГАЛА МНЕ ЗА МОЕ ПЛАТЬЕ СВОЙ СЕРЕБРИСТЫЙ "ЯГУАР"

— Говорят, из-за границы вы привезли безумно дорогие наряды и диктовали в Москве свою моду?


— Ну что вы?! У нас и денег-то не было. В Швеции меня научили вязать крючком, и мне это занятие понравилось, к тому же в магазинах была пряжа любых цветов и оттенков, — невиданный в Союзе выбор! — а у меня богатая фантазия. Я начала придумывать для себя свитера, платья: вышивала-вывязывала на них не просто узоры — сюжетные картины, и фасоны были смелые. В Англии из-за этого чуть было в историю не влипла.

"Два капитана" Мария ВасильевнвПригласили нас с мужем на крутую вечеринку, где собрался весь лондонский бомонд. Я надела стильный наряд, выполненный в нежно-сиреневых тонах. А одна подвыпившая англичанка давай меня насиловать: "Продай платье за любые деньги". Носилась за мной по всему залу, руками хватала, чуть ли не силком платье стаскивала. А после очередной рюмки выдала: "Меняемся! Ты мне эту красоту, а я тебе — свой серебристый "ягуар". Пришлось бежать в ночь.

— Зря. Сделали бы ченч, заполучили классную машину, а себе со временем 10 туалетов связали бы.

— Этого ни в коем случае нельзя было делать. Протрезвев наутро, богачка обнаружила бы вместо своего "ягуара" какую-то тряпку и подняла бы скандал. А мы и так с огромным трудом получили визу в Англию. Из-за ерунды у всех бы возникли проблемы: у Гончарова, театра, моего мужа, его коллектива и, естественно, у меня.

— Сколько вы пробыли за границей?

— Долго. Но в Москве меня не забывали, звонили, приглашали на съемки. А я очень тосковала по дому и по работе, вот и вернулась в родную "Маяковку".

— Вы сразу вышли замуж за Бориса Галкина?

— Нет, конечно же. Года через четыре... Там смешная история получилась. Борис собирался ставить на сцене "Маяковки" спектакль, подбирал актеров. Увидев в фойе мой портрет, начал у всех допытываться, кто такая и где ее найти. При этом я ежедневно раз 100 проходила мимо, но он меня не узнавал.

А я репетировала в одном из спектаклей Гончарова роль чилийской революционерки. Как-то утором, сама не знаю почему, надела свое легендарное сиреневое платье, сделала шикарную прическу, накрасилась и во всеоружии явилась на репетицию. Галкин, который сидел в зале, обалдел: "Боже мой — глаза, фигура! Как фамилия этой актрисы?". Над ним все уже потешались в открытую: "Да это же та самая Печерникова, которую ты месяц разыскиваешь". Он рванул в фойе сравнивать оригинал с портретом. Так мы и познакомились.

— Отношения развивались стремительно?

— И весьма.

— Из-за вас он оставил семью?

— Видит Бог, я о его грандиозных планах даже не догадывалась. Когда узнала правду, было поздно — Боря все решил сам. Это уже с годами я поняла, что мы оба тогда здорово поторопились, наломали дров. Права народная мудрость: "На чужом несчастье счастья не построишь".

— А что стало причиной вашего развода?

— Да просто между нами никогда не было любви. Понимаю, что это звучит высокопарно и старомодно, но тогда моей единственной и главной любовью был театр.

У мужа была своя работа, у меня — своя. Уходила рано утром, возвращалась за полночь. Из "Маяковки" я перешла в Малый театр, где мне предложили главные роли в классическом репертуаре. Ведь у Гончарова я потеряла из-за долгого пребывания за рубежом серьезные работы в "Трамвае "Желание", "Детях Ванюшина", "Дон Кихоте". По возвращении играла в основном адресные постановки. Если это Чили — значит, я чилийка, если нефть — нефтянка. А в Малом меня сразу ввели в спектакли "Ревнива к себе самой", "Красавец-мужчина" плюс дали заглавные роли в премьерах.

"ДАЖЕ БЛИЗКИЕ ДРУЗЬЯ НЕ ДОГАДЫВАЛИСЬ, ЧТО Я ПЬЮ В ОДИНОЧКУ""Княжна Мэри"

— Это правда, что кто-то из актрис бросил в ваш адрес: "Пришла вот ЭТА... И сразу все хапнула"?

— Я сама о себе так сказала. Представьте — огромнейшая труппа! А репертуар в Малом обновляется медленно, спектаклей ставят мало, занятость у актеров минимальная. И тут приходит некто Печерникова и отбирает у людей последнее. Меня действительно ввели на все премьерные роли, оставив целый пласт актрис моего возраста на ближайшие годы (!) без работы.

Приглашая в театр, Михаил Иванович Царев меня предупреждал: "Готовься. Тебя будут есть не год и не два — дольше". Так оно и вышло. Кто я для них такая? Звезда из "Доживем до понедельника"?". Подумаешь!.. Эти актрисы отдали Малому театру всю жизнь. И вдруг на тебе — какой-то киношмакодявке все преподнесли на блюдечке с голубой каемочкой.

— Коллеги с вами здоровались?

— Очень холодно. Часть труппы (смеется) демонстративно отворачивалась.

— И вы решили снимать стрессы алкоголем?

— Это произошло во время работы в Малом театре, но позже.

Я тогда жила в вакууме, а так как по натуре крайне эмоциональна, все принимаю близко к сердцу, началось нервное истощение. Я практически перестала спать, есть тоже не могла — кусок в горло не лез. Тогда-то и вспомнила, что существует прекрасное лекарство от всех бед — алкоголь.

— Среди актеров "жидкий анальгин" весьма распространен. Многие топят неурядицы, нереализованные творческие амбиции в вине.

— Да!.. Но большинство людей умудряются с помощью выпивки расслабиться, успокоиться, подогреть веселье. А я... Первое время, приняв на грудь, и впрямь чувствовала себя хорошо. Появлялась легкость, кураж, пофигизм, отступали проблемы. Но эйфория быстро улетучивалась, и тогда камнем наваливалась невыносимая тоска.

"Вариант "Омега"Сейчас я, как никто другой, знаю, что алкоголь дает лишь кратковременную иллюзию, а не решение вопросов. Но по молодости искала в нем спасение, утешение и защиту.

— В таком состоянии вы срывали спектакли, репетиции?

— Никогда! Более того, никто из друзей-приятелей не догадывался, что я пью в одиночку. Подшофе никогда никому не звонила, не появлялась на людях.

— Как часто случались срывы?

— Несколько раз в месяц обязательно. Я пила тогда, когда душу железным обручем стягивала безысходность: хочешь — волком вой, хочешь — головой об стенку бейся. Много ли я принимала? Ровно столько, чтобы отключиться и уснуть, убежать от реальности. Среди ночи просыпалась, наливала еще и вновь вырубалась. В такие дни я не подходила ни к телефону, ни к двери. Практически не ела, да и не хотелось.

— Вы пили коньяк?

— Вначале шампанское — мне хватало. Потом перешла на более крепкие напитки. Так продолжалось два года.

Из Малого театра ушла в разгар перестройки. Когда написала заявление, у руководства был шок. Во-первых, я играла весь репертуар. Во-вторых, никто не понимал, как можно покинуть такой театр добровольно. А я ведь уходила в никуда. Это как прыжок с трамплина — толком не знаешь, где и как приземлишься.

Я тогда здорово пила. Понимала, что становлюсь зависимой от алкоголя и, ежели буду продолжать в том же духе, быстро потеряю все на свете, сойду с ума, но остановиться не хватало силы воли. Решила лечиться по методу Довженко. Знакомая журналистка из Крыма помогла устроиться в его феодосийскую клинику и попасть к нему на прием.

"В ЦЕНТРАЛЬНЫЙ МОРГ Я ПРИШЛА, ДЕРЖА ФОТОГРАФИЮ СОЛОВЬЕВА. ОКАЗАЛОСЬ, САША БЫЛ ТАМ"

— Вас сильно мучили?


— Нет, что вы! (Смеется). Правда, я мало что помню, поскольку находилась в прострации. Знаю точно, что это был гипноз. Мне показалось, что Довженко обладает некой магической силой. Во всяком случае, заглянув из любопытства в его книжный шкаф, я там увидела литературу по колдовским вопросам. Для лечения понадобился ровно один сеанс.

Довженко поставил мне защиту на пять лет. Рюмкой-другой меня уже не соблазнить. Максимум, что могу себе позволить, — бокал пива в жаркую погоду. До сих пор даже вид алкоголя вызывает у меня стойкое отвращение.

— Я знаю, что в этой клинике вы познакомились со своим будущим супругом Александром Соловьевым. (Красавчик из "Зеленого фургона". — Авт.)

— Да, это так. Саша — последняя, самая главная и самая страшная страница в моей жизни...
 

Ирина со своим последним мужем Александром Соловьевым
Я шла на сеанс кодировки, а он по тому же поводу оформлялся в регистратуре. Обрадовались друг другу несказанно, хотя в Москве лишь здоровались. За несколько лет до этого Саша пришел в Театр имени Маяковского на спектакль "Два товарища". В финале, когда мы вышли на поклон, я сразу заметила молодого человека, стоящего у края сцены. Он трогательно прижимал к груди цветок, который, как выяснилось, предназначался именно мне. Кто-то из актеров решил помочь — передать цветочек по адресу, но Саша не отдал. Он смешно опустил свои наивные глаза с длиннющими ресницами и еще крепче прижал подарок к груди. Хотел вручить лично.

Как выяснилось после, он многие годы был тайно в меня влюблен и знал абсолютно все — где я, с кем, когда. Какое-то время он работал в "Маяковке", затем ушел в Детский театр. Наши пути разошлись. Но после встречи в регистратуре я неожиданно для себя полюбила по-настоящему. Впервые в жизни. Увы, Саша был женат.

— Ради вас он не рискнул оставить жену?

— Не жену — ребенка. Я же, учитывая предыдущий горький опыт, не хотела разрушать чужую семью. Тем не менее подсознательно его ждала. Восемь лет жила соломенной вдовой — ни семью создать, ни романа завести.

Роскошную родительскую квартиру на улице Тверской пришлось сдать: нужны были деньги. Взамен купила малюсенький домик-развалюшку в Ярославской области — один в один как в мультике о Простоквашино: старый, гнилой, в нем давно никто не жил. Мне очень хотелось отвезти туда своего старенького отца. Папа — ему было 90 лет — плохо себя чувствовал, практически ослеп. Я начала своими руками приводить хатку в божеский вид. Не было у меня в помощниках ни кота Матроскина, ни собаки Шарика, ни дяди Федора — вообще никого. Сама стены сносила, покрытия стелила, гвозди забивала. Когда все более-менее наладила, вернулась в Москву окрыленная — оказывается, я все могу, никто мне не нужен. И надо же — именно в тот день позвонил Саша. По телефону он сообщил, что навсегда порвал со своей супругой, что сын вырос, поступил в институт, Саша с ним серьезно поговорил. Парень все понял и отпустил отца без обид.

— Вы официально расписались?

— Конечно. Мы очень любили друг друга, никогда не ссорились — не из-за чего было. Саша обожал наш деревенский домик, с удовольствием выполнял по хозяйству всю мужскую работу. Затем брал собаку, и они вдвоем надолго уходили на рыбалку. Улов готовил только сам, меня к плите не допускал.

Это были три самых счастливых года в моей жизни, хотя жили мы, как цыгане, пока не приобрели пусть небольшое, но свое жилье. Успели его обустроить, сделать ремонт, даже мебель купили. Осталось только елку поставить. Не поставили... Домой на Новый год Саша не пришел.

Я искала его шесть дней. Объездила все больницы. В центральный морг пришла, держа в руках его фотографию. Медсестра лишь руками всплеснула: "Да что вы, голубушка, разве мы своих любимых артистов не знаем? Сами посмотрите: у нас тут трое лежат — молодой парень, бомж и старик". Как оказалось, Саша был там. Вот только значился он как неизвестный, поскольку его дорогая кожаная куртка со всеми документами и удостоверением члена Союза кинематографистов исчезла. Еще день-два, и его похоронили бы в общей могиле как бродягу.

— Причины гибели Александра Соловьева до сих пор неизвестны?

— Об этом можно только догадываться... Что греха таить, у Саши иногда случались срывы на почве алкоголя. Я-то давно не пила, а он иногда позволял себе лишнее... В тот роковой вечер, 31 декабря, он получил удар по затылку тяжелым предметом, похожим на милицейскую дубинку. Падая, ударился головой о бровку, разбил череп. Умер 1 января, не приходя в сознание.

— Кто помог с похоронами?

— Судя по всему, друзья, поскольку я ничего не помню. На следующий день после похорон Саши ушел из жизни мой отец. А затем и наша любимая собака. Веселый и добрый коккер-спаниель терпеливо ждал хозяина, не отходил от двери, скулил, а потом лег и умер. Ветеринары сказали — разрыв сердца...

А я замерла, застыла, будто бы заледенела. Ни с кем не общалась. На полгода попала в клинику неврозов. В палате вместе со мной лежали пациенты с точно таким же диагнозом — сильнейший стресс. Три месяца нас лечили препаратами, которые помогают отключиться, успокоиться, как бы вырубают человека из его прошлого. Затем следует восстановительный период. И надо же такому случиться — только начала вычухиваться, как "добрые" люди подсунули газету "Московский комсомолец", где экс-супруга Саши Соловьева поливала нас с ним грязью. Я вновь слегла. Предыдущее лечение пошло насмарку, все пришлось начинать сначала.

Я отвыкла от людей, паниковала даже в небольшой толпе. Не могла толком объяснить продавщице, что хочу купить, сильно ослабла. Спасибо подруге, она со мной повсюду, словно поводырь, ходила.

Но время лечит. Постепенно, со скрипом, но болезнь отступала. В период реабилитации мне очень помогал наш домик в деревне — красота там необыкновенная. Да, собственно, какая там деревня? Хуторок на три избушки! Одна из них — моя. Кстати, в тот страшный год ее умудрились полностью обчистить. Вынесли все, включая электропроводку.

— Вам не страшно там жить одной?

— Нет, я ведь специально такую глушь выбрала. Объездила много деревень — все не то, везде много людей. А для своей семьи мне хотелось полнейшего уединения. Сын соседки по хутору, который отсидел в тюрьме, наш местный авторитет, и несет за меня ответственность. Спрашивается, кого мне бояться? В свою деревушку я приезжаю в мае и уезжаю в октябре.

— Чем вы там все это время занимаетесь? Вряд ли дрова колете.

— Для этой работы нанимаю людей. Мне и по дому хватает хлопот. Продолжаю его благоустраивать, есть у меня небольшой огородик. Недавно с подругой увлеклись разведением цветов. Накупили кучу литературы и теперь создаем в саду свой цветочный театр. Порой лишь к шести вечера вспоминаю, что маковой росинки во рту не держала.

— Огород огородом, но нужны ведь и другие продукты. Где, к примеру, хлеб покупаете?

— До ближайшего магазина пешком более двух километров. Но я хожу туда нечасто. Дело в том, что на наш холм очень трудно взобраться, даже грузовик проехать не может. Приходится трактор нанимать. Такие вот дела.

Вечерами, когда темнеет, сажусь за книги. Читаю, пишу книгу...

"ВЫСОЦКИЙ НЕ ПРОСТИЛ МНЕ ОТ ВОРОТ ПОВОРОТ. ОН ПРИВЫК ОТ ЖЕНЩИН УХОДИТЬ ПЕРВЫМ"

— Вспоминаете молодые годы? Я слышала, вы были своенравной и дерзкой студенткой, отказали самому Гайдаю, который хотел пригласить вас на главную роль в "Кавказской пленнице".


— Дело здесь не в капризах. Вы знаете, как за участие в съемках фильмов "Баллада о солдате" и "Летят журавли" исключили из театральных вузов Жанну Прохоренко и Татьяну Самойлову? Вот и решила не рисковать.

— А как же "Доживем до понедельника"?

— К тому времени я уже получила диплом. Фильм снимался конкретно под Вячеслава Тихонова. Под него и набирались актеры. Я знала, что, проходя пробы, понравилась Вячеславу Васильевичу, и немедленно, как все женщины на съемочной площадке, в него влюбилась. Их с Ростоцким сроднила страсть к рыбалке.

Помню, в перерыве между съемками мы всем скопом отправились на Валдай. Стучусь как-то к ним в номер и наблюдаю картину: Вячеслав Васильевич и Станислав Иосифович ползают на четвереньках по полу, который сверкает и переливается от неимоверного количества крючков, поплавков, блесен, лесок. Я что-то про роль спрашиваю, а Тихонов отмахивается: "Ирочка, да какое к черту кино?! Ты лучше посмотри, какие нам удалось удочки-красавицы купить". (Смеется).

— Говорят, за вами ухаживал Владимир Семенович Высоцкий...

— Опять желтая пресса постаралась! Это было не так. Познакомились мы еще во МХАТе, где молодые актеры, в их числе Володя и его друг Сева Абдулов, создавали свой маленький театр. Помню, Высоцкий мне жутко не понравился — дерзкий, хамоватый, ко всем задирался, лез на рожон. Бр-р-р! А через несколько дней, придя на репетицию, услышала, как кто-то хрипло, на нерве рвет струны: "Парус, порвали парус!". Пробралась сквозь толпу слушателей и обомлела — исполнителем оказался тот самый нахал. Помню, я ему потом брякнула: "Какой противный, а как хорошо поет!". Володя рассмеялся.

Встретились мы лет через пять в одном из коридоров "Мосфильма", когда я вернулась из-за бугра. Он шел мне навстречу весь такой роскошный, уверенный в себе, в супермодном расклешенном джинсовом костюме. Я, тоже заграничная штучка, была в такой же джинсе расклешенной. Мы обрадовались друг другу, разговорились. И я не нашла ничего умнее, как поинтересоваться: "Помните, пять лет назад вы про парус пели? Скажите, с тех пор вы написали еще хотя бы одну песню?". В то время Высоцкого обожала и пела вся страна, но я ничего об этом не знала, поскольку долго жила в Англии, Швеции... Он искренне расхохотался и пригласил в гости. И уже дома в течение полутора часов пел все свои песни: новые и старые...

Мы подружились, стали часто видеться. Но это были отношения хороших друзей, не более. Однажды он попросил нас с Севой Абдуловым посидеть с ним пару ночей. Высоцкий работал над пластинкой "Алиса в стране чудес", а процесс почему-то застопорился. В одиночку ему тяжело писалось, надо, чтобы обязательно кто-нибудь был рядом. Мы сидели с Севкой на кухне тихонечко, чтобы не мешать, слушали музыку, пили "Хванчкару". А хозяин периодически врывался к нам, поправляя взъерошенные волосы, читал новые строчки.

Еще он очень подружился с моим папой, подарил ему свою пластинку военных песен. И сказал: "Виктор Федорович, тут, кстати, и про ваше чадо есть строчки: "Он не в такт подпевал, он всегда говорил про другое". Это был камешек в мой огород...

— Какая же черная кошка между вами пробежала?

— Наши отношения я называла "чуть-чуть над обычными". Поэтому, когда по-женски, интуитивно почувствовала, что он начинает относиться ко мне не как к другу, а намного серьезнее, резко все оборвала. В лоб спросила: "Ты любишь Марину Влади?". — "Конечно, люблю", — голосом, не терпящим возражений, ответил Высоцкий. "Вот и люби. И успокойся". Он жутко обиделся, поскольку не привык, чтобы его оставляли женщины. Обычно уходил первым.

Представляете себе мою реакцию, когда через несколько лет нам предложили вместе сыграть любовную сцену в фильме "Сказ о том, как царь Петр арапа женил"? Конечно, перед камерой мы изобразили африканские страсти, но в реальной жизни так и не помирились. Наверное, он мне не смог простить от ворот поворот. (Улыбается).

"СМОКТУНОВСКИЙ ОЧЕНЬ СТЕСНЯЛСЯ ЖОКЕЙСКОГО КОСТЮМА, КОТОРЫЙ ПОДЧЕРКИВАЛ ЕГО МУЖСКИЕ ДОСТОИНСТВА"

— Я слышала, к вам неровно дышал Иннокентий Михайлович Смоктуновский...


— А вот это и вовсе глупость! Мы вместе снимались в фильме "Первая любовь" по Тургеневу. Я его боялась и, честно говоря, плохо воспринимала. Он постоянно ворчал, ерничал, желчно подшучивал. Работать было трудно. Когда мы готовили сцену прогулки на лошадях, вдруг почувствовала, как мой длинный газовый шлейф сзади кто-то дергает. Не оборачиваясь, сказала: "Не трогайте меня". Ноль эмоций. Второй раз: "Отойдите, не мешайте". Никакой реакции. В полной уверенности, что надо мной глумится Смоктуновский, резко обернулась и остолбенела. Оказывается, это огромный лось с аппетитом пожирал мой наряд. А в кустах корчился от хохота Иннокентий Михайлович.

Это приключение разрядило обстановку, сблизило нас. Уже потом актер признался, что очень стеснялся жокейского костюма, который излишне подчеркивал и обтягивал его мужские достоинства. Поэтому на всех и отрывался. Он, как и Высоцкий, очень подружился с моим папой. Обожал сельдь в его исполнении. Частенько звонил по телефону и выдавал следующий спич: "Ви-тень-ка! Это Кэ-э-ша. Ты мою селедочку уже приготовил? Готовь побыстрее, водочка-то уже со мной!". (Смеется).

— Сегодня вам поступают предложения сняться в кино?

— Нечасто. В сериалах работать не хочу, мне они неинтересны. Жду серьезную, глубокую пьесу и такую же роль в кино. Так получилось, что в свое время высоко подняла планку, и опускать ее не хочется.

— На что живете?

— Получаю пенсию. Кроме того, помогает Гильдия киноактеров — выплачивает деньги за Сашу.

— Хватает?

— С головой. (Смеется). О чем вы говорите?! Нет, конечно. Но я давно отвыкла жаловаться. Есть хорошее выражение: "Бог дает человеку ровно столько, сколько он может выдержать".

 

источник- http://www.bulvar.com.ua/arch/2005/19/431474fe64f95/  № 19 (19), 30 августа 2005

 

 

Ирина Печерникова. Автограф по субботам.

 

 

 


 

 

Рядом с нами, на Ленинском, жила актриса Руфина Нифонтова, я часто ее встречала. Однажды купила букет цветов и пришла к ней домой: "Что надо, чтобы стать актрисой?" Она басом ответила: "Все". И тогда я начала записываться во все кружки подряд - фигурное катание, фехтование, гимнастика... И в театральную студию, где познакомилась с удивительной женщиной, ученицей Мейерхольда. Она была одержима театром, я таких просто больше не встречала. Это она сказала мне, что я должна сдавать экзамены в театральный, и непременно во МХАТ.

Поступила я случайно, даже не слишком готовилась. Решила посмотреть, как другие поступают, спросить что-то - и на год пойти в театр поработать, в "Маяковку": мне там "Гамлет" очень нравился. И вот пришла в Школу-студию МХАТ - смешная такая, в белых носочках, в школьной форме, из которой уже выросла, с огромными капроновыми бантами. Выглядела, наверное, лет на тринадцать. И зачем-то заглянула в учебную часть. Заведующая подняла голову от бумаг и спросила, сколько мне лет. Я соврала: "Семнадцать", прибавив себе год, и покраснела. "Ну, раз ты такая взрослая, иди". В аудитории хохот был, когда я вошла. А как начала читать... Стихотворение "Сеттер Джек" Веры Инбер. И опять все смеются... "Прозу, пожалуйста". Прозу? "Карел Чапек. "Дашенька, или История щенячьей жизни". Я обижалась, что надо мной смеются, проклинала себя. И не выпускала из рук портфель, чтобы не увидели, как у меня коленка трясется. Вот так они смеялись, смеялись... и неожиданно я поступила.

Какие у нас преподаватели были - по литературе, по изобразительному искусству! Я никогда не жила так жадно. Школу ненавидела, хоть и училась на отлично, а тут такая страсть к учебе появилась... Еще студенткой начала играть во мхатовском спектакле, потом снималась в кино...

 

- Вы, похоже, любимчик судьбы - начали с фантастического успеха.

 

- Сейчас вы спросите, помню ли я тот день, когда проснулась знаменитой? А этого не было - пик своей известности я благополучно проскочила. Вышел фильм "Доживем до понедельника", письма стали приходить мешками - а я как раз в этот момент сломала обе ноги. На съемках в Польше прыгнула в сугроб, а там пенек оказался. Лежу в гипсе, вся такая знаменитая, мне в больницу мешки писем привозят, а я их читаю... Приятно, конечно. Как только выпустили из больницы - опять начались съемки. И на улицах меня никогда не узнавали - я ведь в красивых и тогда не ходила. Была фотогеничной, поэтому на экране смотрюсь интересно.

И вся судьба моя такая косолапая. В самый пик популярности ломаю ноги, полгода валяюсь в больнице. Живу иллюзиями - а за спиной обо мне Бог знает что говорят. Это еще со студенческих времен тянется.

Однажды (я уже репетировала роль в мхатовском спектакле) сижу в раздевалке - там перегородки тонкие - и слышу разговор. Две студентки меня обсуждают: "Вот, ее уже во МХАТ взяли репетировать. Да она живет и с Массальским, и с Пузыревым!" А я тогда еще ни с кем даже не целовалась! Помню, как в танцевальной черной юбке бежала по лестнице, потом рухнула в какие-то декорации и рыдала там. Мимо проходил наш преподаватель Борис Николаевич Симолин - прелестный был человек, его весь ВГИК обожал и весь МХАТ. Он услышал, что в куче декораций кто-то воет, и вытащил меня оттуда. Посадил на стол, посмотрел внимательно и спрашивает: "Коньяк пила когда-нибудь?" Я помотала головой, тогда он достал маленькую фляжечку, налил мне немножко в крышку и заставил выпить. "Что такое?" Я все ему и рассказала. Он говорит: "Запомни на всю жизнь: если про тебя говорят, значит, что-то в тебе есть. Или ты женщина какая-то особенная, или талант у тебя. Вот когда перестанут говорить, тогда задумайся, сядь перед зеркалом, налей себе коньячку чуточку, вспомни меня и спроси сама себя: что пзошло? И еще - кого тебе приписывают, обязательно узнай". Замечательный урок, я его действительно на всю жизнь запомнила.

 

- И стали узнавать, кого вам приписывают?

 

- Узнавала... Приписывали всех партнеров, режиссеров, у которых снималась, и какие-то романы безумные.

 

- Партнерами вас действительно Бог не обидел. Тихонов, Высоцкий, Смоктуновский, Даль...

 

- Тихонова я стеснялась немножко. А с Володей Высоцким у нас странные были отношения. После окончания студии я очень дружила со старшекурсниками. Мхатовцы люди удивительные - они обладают способностью всегда создавать свой театр. И вот образовалась такая компания - Жора Епифанцев, Высоцкий, Сева Абдулов. Под руководством Геннадия Яловича они создавали театр, а я в этом участвовала. Часов в 11 ночи, после спектакля, приходила в клуб КГБ, где они репетировали. Я как сын полка у них была - все меня любили, звали, просто чтоб была рядом. Вот там я первый раз увидела Высоцкого - и возненавидела его всеми фибрами души. Он такой был... Все время цеплялся, острил, издевался. Я его презирала со всей моей детской категоричностью. Как-то раз пришла на репетицию и вдруг слышу - кто-то здорово поет хрипатым голосом: "Парус, порвали парус". Я влетаю - опоздала немножко, - все кучей стоят, слушают. Проползла между ними и вижу, что это тот самый, ненавистный мне... И ляпнула: "Ой, надо же..." Он как раз петь закончил, посмотрел на меня: "Ну, что?" Я говорю: "Надо же, такой противный - и такую песню спел". Он расхохотался.

А потом я перестала туда ходить, и встретились мы только лет через пять в коридоре "Мосфильма". Шли навстречу друг другу в совершенно одинаковых, тогда очень редких джинсовых костюмах, прямо как близняшки. И так обрадовались этой встрече! Он меня спрашивает: "Привет, ты откуда?" - "Из Стокгольма". - "А я из Парижа!" Сели, поговорили, все было очень мило. Я два года провела за границей, ничего о нем не знала, из вежливости решила задать вопрос: "Скажите, Володя, вот вы тогда свою песню пели, "Парус". А вы еще что-нибудь написали?" У него просто шок был. Он меня за руку схватил: "Слушай, тебя Бог послал. Ты вообще ничего не слышала?" - "Нет..." - "Ладно, у тебя время есть?" Я говорю: "Сценарий отдам и свободна. А что?" - "Мне нужно минимум три часа. Пойдем отдадим твой сценарий". Он повез меня к себе домой, куда-то в Матвеевское, и часа два, может быть три, пел. Я для него была как чистый лист. Подружились сразу - насмерть просто.

Помню, у него что-то не складывалось с "Алисой в Стране чудес", работа стопорилась, и мы с Севой Абдуловым часто у него ночами сидели. Слушали музыку, трепались, пили джин с тоником, а Володя сочинял. Иногда приносил листок: "Вот, родилась строчка". Так было замечательно, какое-то волшебное время...

Он приходил ко мне домой, смешил всех. Мама начальником отдела работала, и у нее осенью всех сотрудников снимали "на картошку". Когда Володя начинал петь "Товарищи ученые", она до слез смеялась. Папе он подарил первую пластинку с военными песнями. И смешно так сказал: "Виктор Федорович, тут в одной про ваше чадо есть целых три строчки. Интересно, угадаете или нет?" Папа послушал: "По-моему, угадал - "Он не в такт подпевал, он всегда говорил про другое..."

 

- Так это про вас?

 

- Он не про меня, конечно, писал, просто совпало. Я тоже всегда "не в такт". Однажды Володя приехал - и к папе: "Можете отдать мне ваше чадо на трое суток?" Папа удивился: "Как это?" - "Ну очень надо! Верну в целости и сохранности". - "Ну если очень надо - пожалуйста". Мы садимся в машину, едем в аэропорт. Я думаю: наверное, встречать будем кого-то. Потом почему-то садимся в самолет, летим. Я болтаю, он шутит, смешит меня. И вдруг самолет, как мне кажется, начинает падать - это ямы воздушные, и тут я спрашиваю: "Володя, а куда мы летим?" Он начинает хохотать: "Слушай, а почему ты сейчас-то спросила?" Оказалось, мы летим в Адлер, оттуда едем в Гагры, где они с Олегом Далем снимались в фильме "Плохой хороший человек". Меня Володя оставляет в каком-то домике, я сижу, жду, вечером он за мной заезжает и мы едем в Сухуми на его концерт. Для этого он, оказывается, меня и вывез. Потрясающий был концерт: смешные песни, на которых я закатывалась, он пел, адресуя мне, и весь зал оборачивался. А я сидела с пылающими щеками.

Но такие отношения, чуть-чуть "над обычными", не могли долго продолжаться. В конце концов Володя попытался их изменить, довольно-таки решительно, - и не получилось. Он был для меня как сказочник, а не-сказки мне не хотелось. Я очень долго все себе придумывала: и людей, и ситуации.<6nt>

Самое забавное, что после этого нам пришлось в фильме "Сказ про то, как царь Петр арапа женил" изображать в постели безумную страсть. Причем все должно было выглядеть очень смешно, сцена задумывалась как гротеск. Так мало того, что мы с ним даже не начали разговаривать, ему еще пришлось таскать меня по съемочной площадке на руках - я в очередной раз сломала ногу. Вся группа покатывалась со смеху, кроме режиссера. Митта был мрачен и громко возмущался: "Вы мне седьмой дубль запороли!" Сцену мы отыграли, но так и не помирились.

 

 

- По слухам, вы были очень близки с Олегом Далем...

 

- Мы с Олегом дружили. Я очень давно хотела с ним познакомиться, даже пошла сниматься в "Вариант "Омега", где для меня и роли-то не было - так, эпизоды. Пошла только потому, что там играл Олег Даль, мой любимый артист. Но он человеком был закрытым, и на картине мы почти не общались. Второй раз встретились на "Записках из журнала Печорина". Помню, с ним все время приходилось быть начеку, каждую минуту ожидая подвоха. А потом был дурацкий телевизионный фильм, очень слабый, хорошо, что все его забыли. Но именно на нем мы и сдружились. И все оставшиеся годы планы у нас были общие. Мы очень хорошо с ним молчали. Я всегда знала, о чем он молчит, сама же могла сколько угодно болтать, смеяться.

Веселым я его видела только один раз, когда они с женой Лизой получили квартиру, - до этого ютились в какой-то "хрущевке" страшной, в жутких условиях. Он ходил по дому такой счастливый, благостный, показывал, что успел там сделать: в холле - стена книг, а если нажать на кнопочку, она отъезжала в сторону, как в детективном фильме, а за ней - малюсенький кабинет. Олег радовался как маленький.

 

- Значит, с мужчинами вы дружили. Неужели влюбиться не хотелось?

 

- Очень хотелось. Я и влюбилась - в поляка, уехала с ним в Варшаву. Сейчас понимаю, что нам не надо было жениться, но так уж вышло. Как раз в тот год, когда я поломала ноги.

Я только-только ходить начала после своих переломов, и друзья повезли меня на польскую выставку, там выступала вокально-инструментальная группа, очень хорошая, "Бизоны" называлась. И я в самого главного из них, Збышека Бизона, влюбилась. Нам хотелось видеться, но оказалось, что для этого необходимо стать мужем и женой. Мы так и сделали: расписались и вскоре уехали за границу.

 

- И вы оставили театр?

 

- Все бросила - и театр, и кино. Сначала было очень интересно - в Польше я попала в музыкальную среду, джазовую. Наконец-то живьем увидела Эллу Фицджеральд, Брубека. Поляки ко мне хорошо относились, но до определенной дозы спиртного. Сидим, разговариваем - и вдруг они начинают на меня грозно посматривать и кричать: "Еще Польска не сгинела!"

Мы с мужем много путешествовали - Варшава, Штутгарт, Стокгольм, Лондон... Я ходила по музеям, учила языки. Но выдержала недолго: уже через год стала задыхаться без театра. Пыталась сняться в кино - и это не получилось.

В Лондоне мне предложили роль, довольно интересную, в телевизионном пятисерийном фильме: девочка попадает .в аварию, теряет память, и никто не знает, кто она такая, - говорит на пяти языках, но с каким-то неуловимым акцентом. Такой детектив с оттенком мелодрамы. Меня поселили в пансионате, велели не говорить по-русски и ходить в киноакадемию на занятия. Шел сентябрь, после новогодних праздников должны были начаться съемки. И в это время у мамы случился инфаркт. Я попросила отпустить меня в Москву хотя бы дней на десять, а когда прилетела, в аэропорту узнала новость - в отношениях между Великобританией и Советским Союзом возникла "напряженка". Кто-то из наших сдался англичанам и принес список - "ху из ху" в советском посольстве. На что наши предъявили свой такой же список и выдворили из страны каких-то сотрудников английского посольства. На этом закончилась и моя лондонская эпопея. Англичане меня ждали до середины декабря, пробивали визу, какие-то письма писали, а когда я наконец приехала, было уже поздно.

Через год я вернулась в Москву. Думала, еду ненадолго, мы так со Збышеком договорились, а когда из окошка поезда глянула на его перевернутое лицо, поняла, что уезжаю навсегда, и он это знает. Однажды он мне позвонил, чтобы узнать, как я живу, и спрашивает: "Тебе по-прежнему фиорды снятся?" Я много лет видела один и тот же сон: синяя вода и зеленые языки суши - безумно красиво. "Да, снятся". - "А паспорт у тебя все еще наш? Тогда займи денег и приезжай, я сейчас в Норвегии, посмотришь, как твои фиорды на самом деле выглядят". Я прилетела, правда, было немножечко грустно: знала, что у него намечается другая семья. Он меня позвал, чтобы попрощаться. Посмотрела я фиорды - вода серая, скалы серые. Больше я тот сон не видела и Збышека тоже. Сейчас он живет в Швеции, преподает, у него уже дети взрослые.

 

- А это правда, что каждый следующий муж лучше предыдущего?

 

- Они были очень милые люди - и первый мой муж, и второй. Оба очень талантливые: один писал музыку, другой - стихи. С Борей Галкиным мы познакомились в Малом театре, он там дипломный спектакль ставил. Потом поженились и прожили лет шесть. Или семь... Второй брак тоже оказался не слишком удачным, и только по моей вине. Мне, наверное, вообще не надо было замуж выходить, хорошим людям жизнь портить.

 

- Вы были плохой женой? Должно быть, морили мужей голодом?

 

- Нет-нет, я умею готовить и дом содержала в порядке. Но жила всегда другим. Театр - главное, все ему посвящалось. На сцене я страдала, умирала, а реальную жизнь ощущала как слабый отсвет последнего спектакля. Наверное, я урод какой-то. Но не я одна - многие артисты вам то же самое скажут: по-настоящему живешь только на сцене, все остальное - лишь ожидание.

Недавно мы вспоминали те годы, и выяснилась странная вещь: я вообще не помню, что происходило вокруг. Зато во всех подробностях могу рассказать, как выпускали тот или иной спектакль, как переживала оттого, что у меня не получалась "Федра" или "Король Лир"...

 

- Сейчас вы снова замужем, и счастливо, как говорят.

 

- Мне очень повезло. История эта давняя: в 69-м году мы играли в "Маяковке" премьеру, "Два товарища" по Войновичу. Вышли на поклоны, и вдруг я вижу: по залу бежит голубоглазый мальчик с одним-единственным цветком в руке. Кто-то из актеров наклонился, хотел его взять, а он не отдал и протянул мне. Спустя много лет я узнала, что это и был Саша Соловьев.

Он тогда совсем зеленый был, приехал в Москву из Норильска сдавать экзамены в театральный. Говорит, что уже тогда в меня влюбился. А я все уезжала, приезжала и вернулась в театр как раз в тот год, когда в труппу взяли Фатюшина, Соловьева и Костолевского - они у Гончарова учились. С Фатюшиным я где-то играла, с Костолевским тоже, а Сашу Соловьева просто встречала время от времени. Он как меня увидит, глазки опускает: "Здрасьте, Ирина Викторовна". Вот и все, что я о нем запомнила. Сейчас он злится на себя: "Ну почему же я тогда с тобой ни разу не заговорил, почему не решился, ведь мы уже тогда могли бы..." Но я-то думаю, что ничего бы не произошло, он в тот момент не смог бы меня удержать, мне еще через многое нужно было пройти, чтоб жизнь на сто восемьдесят градусов повернулась.

В конце 80-х умер Михаил Иванович Царев, мой ангел-хранитель. Когда он брал меня в Малый, сразу предупредил: "Наш театр особый, императорский. Готовьтесь: вас будут есть как минимум два года. А вы, по-моему, съедобная". И ели... Перед выпуском спектакля звонили мне по десять раз на дню, такими испорченными голосами. Обещали, что кислотой лицо обольют, что заговорят меня у какой-то бабки и я иссохну, и вся моя родня тоже.

 

- Откуда такая ненависть?

 

- А за что любить-то? Я ведь пришла и забрала все репертуарные роли. Актрис моего возраста в труппе достаточно, я у них не просто работу отняла - надежду. Взяла, все хапнула - великая киноартистка! Царев меня защищал. А когда его не стало - многое изменилось, да так, что мне в театр не хотелось идти. На сцену можно выходить только в том случае, когда с утра все в тебе поет: сегодня спектакль! А не так - ох, сегодня опять в театр... И я ушла. Просто так, в никуда. Я умею вовремя уходить. Из отношений, из театра. Это очень важно, потому что процесс умирания зачеркивает то хорошее, что было.

 

- Как же вы с Сашей Соловьевым нашли друг друга?

 

- У меня в это время был такой период, очень тяжелый. Я начала пить - и испугалась. Слишком много трагедий из-за этого случилось на моих глазах. Однажды решила: все, хватит. Узнала адрес доктора Довженко - и отправилась к нему в Феодосию. Сижу около регистратуры, вдруг открывается дверь и выходит Саша Соловьев. Мы друг к другу кидаемся, как будто всю жизнь дружили. Оказывается, у него тоже бывали такие периоды, как, впрочем, у многих актеров. Он никому ничего не сказал - ни друзьям, ни жене, купил билет на поезд и приехал.

Потом в Москве увиделись. Саша решил, что раз он так долго меня любит, мы должны быть вместе. Но разве можно на чужом несчастье?.. У него - семья, маленький сын. И мы расстались. Через два года опять встретились - и тоже ненадолго. Потом опять - и вновь в разные стороны. Однажды он показал мне видеокассету со своим фильмом "По Таганке ходят танки". Я сидела не дыша, да так и не решилась признаться, что уже видела его - сын моей подруги принес кассету со словами: "Фильм классный!"

Так восемь лет я и прожила - глупо, потому что поняла, что наконец встретила своего человека. Очень талантливого, неуправляемого, но абсолютно моего. Быть вместе мы не могли. А полюбить другого, даже роман завести не получалось: сердце-то занято. Долго я старалась вырвать это...

 

- Не удалось?

 

- Не-а. Тянулось - как жилы вытягивают, вытягивают без конца... А тут еще судьба очередной сюрприз преподнесла. Я играла в двух антрепризах, с ними объездила всю страну, а в 92-м вдруг все рухнуло - резко подорожали авиабилеты, гостиницы. И я осталась не у дел. Вроде бы никогда в жизни денег не водилось, но на сигареты хватало, и одеться я всегда могла. А тут собаку нечем кормить... Мне так страшно стало, я даже заболела - вегетососудистая дистония. В том году очень многие люди сломались. И я тоже совсем плохая была. А потом... Решила не скисать, не впадать в уныние. Сдала квартиру, купила дом в деревне. Такую развалюху... Но зато место райское: тишина, красота, двести километров от Москвы. На холме - четыре избы, и только в двух люди живут. Вокруг луга, внизу речка. Два километра от шоссе через лес - только пьяный пастух может забрести. Я даже матом научилась объясняться - иначе он не понимает. У меня в то время еще и папа упал, ослеп, вообще помирать собрался. Я говорю ему: "Папа, как это ты помирать надумал? У меня в доме мужика нет! Ну-ка давай посажу тебя в машину и поедем". - "Я же слепой, ничего делать не могу". А я ему: "Ты будешь советовать, я тебе все расскажу".

Папа, кстати, в деревне окреп, ему сейчас 92. Четыре года стройка шла - я потихоньку покупала то доски, то кирпич, воевала с рабочими. А когда уже дом начал подниматься, поняла, что я сильная, могу и одна прожить. Соберу у себя друзей - у меня их много, неприкаянных, бесприютных, - это мои любимые люди, я для них и построила дом. Возвращаюсь из деревни в Москву - а меня ждет он, Саша. И сообщает, что у него сын поступил в институт, они поговорили обо всем, и теперь нам ничего не мешает пожениться.

Самое смешное - я жутко испугалась замуж выходить! Когда хотела - было невозможно, за эти годы успела уже к одиночеству привыкнуть. И вдруг замуж? Не хочу... Но снова жизнь за меня решила. Мы разом потеряли все. Квартиру, которую снимали, залило, нижнюю тоже, и я должна была обе ремонтировать за свой счет. На следующий день меня обокрали - последние деньги унесли. А из моей квартиры жильцы сбежали и часть вещей вынесли. Сашка собирался квартиру покупать, но тут проект, в котором он участвовал, рухнул. У нас не было ничего, только долги.

Три месяца мы прожили в настоящей голодухе. Но зато так друг друга узнали, что я наконец решилась выйти замуж.

 

- И сразу все наладилось?

 

- Не сразу, конечно, но я уже стала понимать: самое главное - то, что мы вместе, по сравнению с этим все остальное менее важно. Совершенно незнакомое ощущение.

В детстве так бывает, что грудь спирает от впечатлений, от радости. Я сейчас себя чувствую как в детстве: все радости - они больше и полнее, оттого что мы вместе. А беды - наоборот, нестрашные.

Год назад в маленькой церкви на Арбате мы обвенчались - тихо, никому не сообщая. Не хотели, чтобы кто-то знал, это ведь не дань моде, а очень личное. У меня даже мечты стали не фантастические, а реальные. Хочется найти пьесу, сыграть, и обязательно вдвоем. Пока вот, к сожалению, не получается. А что будет дальше, не знаю. Я чувствую себя совершенно вне возраста - то молодоженкой, то неумехой, и впервые, кажется, проживаю свою жизнь по-настоящему. Я люблю - и это не на сцене, а в жизни. Оказывается, и так бывает...

Статья: Журнал "КАРАВАН ИСТОРИЙ", июнь 1999
 

Дата публикации на сайте: 08.08.2003  http://www.peoples.ru/art/theatre/actor/pechernikova/
 
 
Доживем до понедельника. (1968).