1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56  57  58  59  60  61  62  63  64  65  66  67  68  69  70  71  72  73  74  75  76  77  78  79  80  81  82  83  84  85  86  87  88  89  90  91  92  93  94  95  96  97  98  99  100  101  102  103  104  105  106  107  108  109  110  111  112  113  114  115  116  117  118  119  120  121

Список страниц

Вера Васильева. Оптимистичная пессимистка

Бенефис Веры Васильевой. 1974 год.

1956 год. Вера Васильева в своей гримуборной в Театре сатиры. Внизу: в роли графини в спектакле «Безумный день, или Женитьба Фигаро» (1977)
Лучшие роли Веры Васильевой
С любимым партнёром, Андреем Мироновым, в спектакле «У времени в плену» (1970)
В телевизионном «Бенефисе» (1974)
С Борисом Андреевым в фильме «Сказание о земле Сибирской» (1947)
С верным мужем, Владимиром Ушаковым, в фильме-спектакле «Свадьба с приданым» (1953) и в жизни (2003)
«Главные режиссёры» в творческой жизни актрисы – сверху вниз: Иван Пырьев, Борис Равенских, Валентин Плучек
2010 год. Корифеи Театра сатиры: Вера Васильева, Ольга Аросева, Михаил Державин

Вера Васильева – символ обаяния и женственности; актриса, вызвавшая эмоцию умиления даже у Сталина

– Вы коренная москвичка?
– Я родилась в Москве, около Чистых прудов, в Большевистском переулке. Теперь ему вернули историческое название, и он опять, как и до революции, называется Гусятников. Того двухэтажного домика, в котором мы жили, уже давно нет. Но сохранился соседний, с рыцарем, в подъезде которого играли в театр. Моя мама, Александра Андреевна, родилась в Твери, окончила там коммерческое училище, вышла замуж за деревенского парня Кузьму и уехала с ним в деревню. Крестьянскую жизнь мама не любила и вспоминала своё деревенское житьё без восторга. В годы коллективизации многим из деревни пришлось уехать в Москву, в том числе моим родителям. Папа стал работать шофёром, мама в основном работала по дому. Жили мы очень скромно, по теперешним понятиям просто бедно. Удобств в нашей коммунальной квартире не было, питались в основном картошкой и капустой, но жили дружно.

Шаляпин в шляпе

– А когда вы первый раз попали в театр?
– Это было в очень раннем возрасте. Мама любила дружить с женщинами не деревенского круга, а «культурного», и вот одна из них, Анна Юльевна Левитина, повела меня в Музыкальный театр Станиславского на оперу «Царская невеста», которая произвела на меня ошеломляющее впечатление. Всё было так красиво: и золотые ложи, и люстры, и бархатный занавес, и женщины в роскошных нарядах на сцене. Я пришла домой, села под стол, приподняла скатерть, как шатёр, сказала, что я теперь царская невеста, и запела. Это потрясение от первого посещения театра осталось на всю жизнь. Я для себя решила, что я буду только артисткой и буду жить только так, как в театре показывают, а не так, как живут мои родители и их знакомые.
Когда я чистила картошку, то всегда надевала какую-нибудь шляпку и пела арии из спектаклей. Поэтому во дворе меня прозвали «Шаляпин», а мне казалось, что они меня дразнят из-за шляпы. Я организовала свой «Театр волшебной сказки» на ступенях подъезда «дома с рыцарем». Стала бегать в библиотеки и читать всё про артистов. Особенно я любила старые дореволюционные журналы – «Рампа и жизнь», «Театр и искусство». Глама-Мещерская, Иванов-Козельский: мне необыкновенно нравились даже фамилии этих актёров. У меня появилась подружка, Катя Розовская, которая потом стала театроведом, мы с ней дружим до сих пор. Мы вместе носились по театрам, главным образом это, конечно, были Малый театр и МХАТ. Иногда продавали учебники, чтобы купить билет на галёрку. Восхищались Аллой Тарасовой, Алисой Коонен, Бабановой, Остужевым, по много раз смотрели их спектакли.
Неподалёку был Дом пионеров, и я поступила сначала в хоровой кружок, потом и в драматический. Когда Сергей Львович Штейн, наш замечательный педагог, оставил этот кружок и перешёл в Детскую театральную студию Дома культуры ЗИЛа, я тоже перешла туда. Хотя расстояние приходилось преодолевать порядочное – от Чистых прудов до ЗИЛа, но для меня играть в этой театральной студии было счастьем.
Когда мне исполнилось 15 лет, началась война. Нашу семью разбросало по стране. Я осталась вдвоём с папой в Москве. Я его очень любила. Это был кроткий человек, чем-то похожий на князя Мышкина, очень верующий. Всегда считался с моими мечтами. Я хотела играть на пианино, и вот папа решил копить деньги. Копил-копил и купил старую фисгармонию. Он считал, что это как пианино, и даже не предполагал, что фисгармония – другой инструмент.
Как и вся молодёжь, я была на трудовом фронте на торфяных разработках, училась на курсах медсестёр делать перевязки. Помню, что, когда нас была практика, пришёл артист Массальский перебинтовать пятку. Для меня это было событие: такой великий артист, и вдруг я ему перебинтовываю пятку.
В 1943 году я поступила в Московское городское театральное училище на курс Владимира Васильевича Готовцева, ученика Станиславского. У нас были очень хорошие студенты – будущая звезда Театра Маяковского Верочка Орлова, Евгений Лебедев, Таня Махова (в спектакле московского Театра драмы и комедии (ныне Театр на Таганке. – Ред.) «Дворянское гнездо» она гремела на всю Москву), Оля Аросева.

«Васильевой всё подложили?»

– А как вы, будучи ещё студенткой, попали на съёмочную площадку к знаменитому режиссёру Пырьеву?
– Я иногда даже сержусь, когда меня об этом спрашивают. Я сыграла столько ролей, а вспоминают фильм «Сказание о земле Сибирской» и спектакль «Свадьба с приданым»! Но было это так: однажды у зеркала в раздевалке театрального училища я надевала много раз перешитый, смешной беличий капор. Ассистентки Пырьева, которые стояли у зеркала и разглядывали студенток, подозвали меня к себе. Прозвучал вопрос, который мечтает услышать всякая студентка театрального училища: «Девочка, ты хочешь сниматься в кино?» Не спав всю ночь от волнения, нарядившись во всё чужое, какое-то немыслимое платье и туфли своих сестёр, сделав высокую причёску, я предстала перед Иваном Александровичем Пырьевым. Он посмотрел очень внимательно. Сначала попросил расчесать меня как следует. Потом – принести два простых чулка. Подошёл ко мне, словно я была неодушевлённым предметом, и сунул в моё декольте по чулку в те места, где предполагалась пышная грудь. И потом, когда уже начались съёмки, он частенько спрашивал перед началом: «Васильевой всё подложили?»
Мне было 22 года, когда я снималась в этом фильме, а рядом были такие замечательные актёры, как Борис Андреев, Владимир Дружников, Владимир Зельдин, Марина Ладынина. На съёмочной площадке я вела себя очень скромно и пугливо. Я не надеялась даже, что меня кто-то заметит в этой картине.
– Заметил, как известно, Сталин. Это правда, что Сталинскую премию вам дали по его личному распоряжению?
– Думаю, эта версия не лишена оснований. Говорят, что Сталин, посмотрев картину, спросил про меня: «А где нашли вот эту прелесть?» И мне тут же дали эту премию, хотя на меня и документов в комитет по премиям не посылали. Я была даже напугана, когда узнала о награде.
– Как говорится в таких случаях, вы проснулись знаменитой?
– Конечно, появление этой картины переменило всю мою жизнь. Меня заметили и пригласили в Театр сатиры. Для великого Хенкина там ставился «Лев Гурыч Синичкин, или Провинциальная дебютантка», а дочку главного персонажа играть было некому. А я раньше в этом театре, по-моему, даже и не была. Там меня встретили необычайно тепло. Иных слов, кроме «душенька», «милая», «хорошая ты наша», я вообще не слышала. Я была обласкана всеми, кто работал тогда в театре. Театром руководил замечательный режиссёр Николай Васильевич Петров – лёгкий талантливый человек, который всегда радовался чужим успехам и был полностью лишён честолюбия. Вскоре после моего прихода появился новый режиссёр – Борис Иванович Равенских. Он был известен на всю Москву спектаклями, которые до этого поставил в Театре Станиславского, – «В тиши лесов» и «С любовью не шутят», где играла его жена, прелестная Лилия Гриценко. Он принёс к нам в театр пьесу Николая Дьяконова «Свадьба с приданым», которая всем очень не понравилась. Помню, он сказал: «Да, пьеса примитивна, как мычание коровы, но мы сделаем из неё шедевр». И поставил спектакль, имевший невиданный успех.
Борис Иванович был редчайшим режиссёром. Кроме огромного таланта, фантазии, юмора, темперамента, музыкальности, пройденной у Мейерхольда школы, у него была, как мне кажется, ещё какая-то сверхзадача, которую он потом очень полно реализовал в своих спектаклях в Малом театре. Он любил Россию и глубоко чувствовал русскую душу.
Я считаю, что мне повезло и с Пырьевым, и с Борисом Ивановичем Равенских. Конечно, я тогда не предполагала, что этого чуда никогда больше не повторится.

Лучшая роль Валентина Гафта

– А Валентин Николаевич Плучек, с которым вы проработали чуть ли не сорок лет?
– Я не была ему особенно интересна. Он очень любил Маяковского. А я Маяковского не любила, хотя и играла в его знаменитом спектакле «Баня». Я, конечно, играла в спектаклях Плучека, но только две роли принесли мне большое счастье – Анна Андреевна в «Ревизоре» и Розина в спектакле «Безумный день, или Женитьба Фигаро». А за последние лет двадцать работы он вообще ни одной роли со мной не сделал. Но я не хотела бы жаловаться, две замечательные роли – это тоже хорошо.
– Тем более в таких замечательных спектаклях, с такими партнёрами, как Миронов, Папанов…
– И не только они. Не все уже помнят, что первым моим партнёром в «Фигаро» был Валентин Гафт. Он играл графа Альмавиву совершенно по-особенному. Главным в его графе была не элегантность и не барственность, а этакая неуёмная страсть. Из него выпирало, если хотите, прямо-таки звериное начало. Это был человек бешеных страстей. Вспоминаю, как на репетиции, когда я пыталась быть чересчур светской и изнеженной, Валя взорвался и закричал, что эти все ужимки и прыжки ерунда, нет живого человека, нет плоти и крови. А ведь это прежде всего муж и жена, кричал он, которые любят и очень ревнуют друг друга, и уже только потом они граф и графиня. Он говорил о своём герое: «Я был весь ухоженный, благополучный в начале спектакля, а в конце – как легавая собака».
Ширвиндт играл более спокойно и завуалировано. Он был ленивым барином. Но это тоже было интересно. Если бы Гафт не ушёл из театра и эту роль они бы играли по очереди, то спектакль был бы ещё интереснее. Хотя, казалось, куда больше, публика этот спектакль безумно любила. И, конечно, главный секрет этого успеха был в Андрюше, который блистательно играл главную роль.

Герой нашего времени

– Вы наверняка помните, как Андрей Миронов появился в театре?
– Он был принят к нам сразу после театрального училища. Пришёл показываться с Валентиной Шарыкиной, они сыграли чеховский рассказ «Загадочная натура» и отрывок из «Похождений бравого солдата Швейка», и члены худсовета проголосовали за их приём. В первый же сезон Плучек сказал ему тот комплимент, который, по словам Андрея, запомнился ему на всю жизнь: «Наше солнце».
Вскоре после этого театр выехал на гастроли в Кузбасс, и там произошла весьма смешная история. Мы ехали в поезде большой шумной компанией. Мой муж вышел куда-то, а Андрей, совсем юный, начал шутя ухаживать за мной. Поцеловал мне руку, и в этот момент в дверях появился мой муж. Схватил его за шиворот и поволок куда-то из купе. Но очень скоро они появились, такие тихие и лирические, как два закадычных друга. Потом Андрей очень смешно рассказывал, что Владимир Петрович готов был его побить, но, увидев его наивные глаза, вдруг проникся к нему абсолютным сочувствием. И всю жизнь мой муж очень нежно, как к сыну, относился к Андрею, был влюблён в его творческую и человеческую индивидуальность.
А вообще каждой женщине, сколько бы лет ей ни было, Андрей готов был подарить своё восторженное внимание. Его глаза всегда говорили: «Какая же вы очаровательная!» Андрюша вообще был очень влюбчивый. И мне кажется, что ему очень нравилось, увидев любую девочку, проявить к ней нежность и внимание. Это был не грозный соблазнитель, а вечно влюблённый мальчик. Он забывал о своей влюблённости через минуту, а девочки проносили это чувство через всю жизнь.
– Вы дружили?
– Я не могу сказать, что мы дружили, потому что возраст был всё-таки разный. Но он был очень благодарным человеком. Андрюша был сильным человеком во всём, что касалось профессии, но очень ранимым в жизни. Он всегда чувствовал, кто его искренно любит. А среди коллег это особенно ценится. Я и особенно мой муж были влюблены в его талант, в его мальчишескую, почти детскую натуру. Он чувствовал, что мы радуемся его успехам, и отвечал добротой и вниманием. Я не могу сказать себе, что мы дружили, хотя он познакомил нас со своими родителями, с Марией Владимировной и Александром Семёновичем. Мы очень дорожили этим знакомством. Такой весёлой и артистичной во всём семьи я больше не видела. Это был фейерверк, какой-то сплошной концерт. Андрюша, когда уезжал (особенно когда не стало Александра Семёновича), всегда просил, чтобы мы были внимательны к его маме. И мы всегда делали это с удовольствием.
Он был очень хорошо воспитан, никогда не бывал заносчив. Не мог никого обидеть. Трудолюбив до безумия, но это не бросалось в глаза, казалось, что у него всё получается легко и само собой. Он был весь как пружина на репетиции, за всех всё переживал и проживал. С ним расслабиться было невозможно. Он был блистательный человек во всём.
Поначалу мы могли после репетиции сорваться, куда-то поехать погулять все вместе. Потом наша разница в возрасте немножечко нас развела. Наши тихость и спокойствие не совмещались с его бурностью.
Андрей не был человеком, который пойдёт на политическую демонстрацию, выйдет, что называется, на площадь, но через искусство он умел протестовать очень сильно против тех вещей, которые его возмущали в окружающей его жизни – против невежества, глупости, давления на свободу. Всё это он очень тонко выражал в своих спектаклях. Боль и неравнодушие сквозили во всех его ролях. И за это его любили не только обыватели, которые хотели развлечься его песенками и шутками, но и думающие люди, которые видели в нём героя нашего времени. Вот так я его воспринимала.

Жизнь прошла не в том театре

– Вы ведь, кажется, хотели сыграть Раневскую в том «Вишнёвом саде», где Лопахина играл Миронов?
– Я вообще мечтала об этой роли. Но когда в нашем театре вдруг началась работа над этой пьесой и Таня Васильева была назначена на эту роль, то даже и мечтать было глупо. Но вот она внезапно ушла из театра, и в какой-то момент я решилась, пришла к Плучеку и сказала, что мечтаю об этой роли. Но он даже слушать меня не стал, сказал, что у него уже просили эту роль и Аросева, и Архипова, но он лучше даст сыграть молодёжи. И дал роль молодой актрисе.
Конечно, это было грустно. Но потом случайно я встретилась с режиссёром Верой Ефремовой, руководившей театром в Калинине (ныне г. Тверь. – Ред.), у неё как раз ушла актриса, игравшая Раневскую. Мы разговорились, и
она предложила мне попробовать. Я подумала, решилась и приехала на репетиции.
Спектакль был уже сделан, и я в него входила. Дивная музыка, дивные декорации, дивные актёры – и Чуйков, который играл Лопахина, и Фирс – Рассказов…
Я чувствовала себя как рыба в воде. Мне ничего не надо было преодолевать.
Я играла эту роль десять лет. Каждый месяц ездила на два-три спектакля. Это было счастье. Мы ездили на гастроли и по России, и за границу. И встречали везде и слёзы, и понимание, и восторг.
Я вдруг приобрела веру в то, что могу это делать и что мне это далось, хотя, может быть, немного поздно.
И ещё всё это навело на мысль, что жизнь моя прошла, может быть, не в том театре.
А после этого случилось ещё одно чудо – меня пригласили в Орёл, где я сыграла Кручинину в спектакле «Без вины виноватые». Я очень любила эту роль и как-то очень её чувствовала именно в наше время, когда старики и дети так безумно обездолены. Этот ужас от нынешней жизни заставил меня сыграть женщину, всю жизнь страдавшую от того, что она не нашла даже могилы своего сына.
– А у вас были предложения из других театров перейти к ним из Театра сатиры?
– В общем, нет. Потому что считалось, что у меня благополучная судьба в моём театре. Я же всё-таки играла, любила свой театр, у меня были свои радости. Моя жизнь в нём шла очень естественно, и не было ничего такого, что бы меня из него вытолкнуло. Только мечты о многих ролях оказались похоронены.
Я очень любила спектакль «Ждать?», который поставил Юрий Васильев. Эта роль для меня была исповедальная. В ней есть всё: и унижение, и женское достоинство, и вечное актёрское желание играть – даже на самом краю.
Это был спектакль, выражающий меня и мой взгляд на прожитую жизнь. Он очень личный, не говоря уж о том, что у меня там были чудесные партнёры – Олег Вавилов и Антон Кукушкин.
А на будущее, как ни странно, у меня очень большие планы. В восемьдесят  с лишним лет, казалось, не о чем уже мечтать, но я так не могу.

источник- Галина СТЕПАНОВА  http://www.sovsekretno.ru/magazines/article/3029

...Очень смешно, когда люди думают: «Если это народная артистка и много лет работает, кто-то может считаться с ней». Я не помню, чтобы я могла что-то попросить, и слова «потребовать» вообще не существует. Что мне дают в театре, то я и играю...

Юбилей ВЕРЫ ВАСИЛЬЕВОЙ.

Свадьба с приданным (1953 г.)