Последняя из «Молодой Гвардии»

Инна Макарова: «Фадеев застрелился из-за того, что в своём романе заклеймил достойных людей как предателей? Неправда! Думаю, причина другая: когда он увидел весь ужас того, что творилось, его идеалы разрушились»

За 70-летнюю карьеру народная артистка СССР Инна Макарова снялась «всего» в пятидесяти двух картинах. Зато каких! «Молодая гвардия», «Дело Румянцева», «Высота», «Дорогой мой человек», «Девчата»… Эти шедевры – без преувеличения – воспитали сразу несколько поколений. Это сейчас звания «лауреат Сталинской премии», «народная артистка СССР» звучат несколько туманно. Уже нет большинства её блистательных партнёров – Сергея Гурзо, Николая Рыбникова, Георгия Юматова, Василия Шукшина, Евгения Леонова…

А раньше таких актёров – народных любимцев – просто обожали. Их появление на улице останавливало движение, они собирали стадионы, получали письма со всей страны (даже была такая мера измерения писем поклонников – «мешками»), созданные ими образы – спасали, вдохновляли своим примером на трудовые и военные подвиги, были у всех на устах. И Инна Макарова однозначно – одна из самых ярких звёзд той советской эпохи.

…Этим летом она «тихо» отметила девяностолетие. По собственному признанию, «в кругу родных, близких – в абсолютно творческой атмосфере». Родня – это дочь Наталья Бондарчук – знаменитая актриса и режиссёр, внук Иван Бурляев – известный композитор… «Раньше-то мы в дни рождений то с Нонной Мордюковой, то с Лялей Шагаловой или Славой Тихоновым перезванивались, а сейчас уже нет в живых никого. Одна я из той герасимовской «Молодой гвардии» осталась…»

 Танкисты с обожжёнными лицами кричали мне: «Не уходи!»

– Инна Владимировна, согласитесь, строчка из вашей биографии звучит очень романтично: «Я родилась в Тайге»…

– Так оно и есть. Только не в самой тайге, а в посёлке Тайга Кемеровской области. Суровые сибирские края, но для меня родные. В детстве и юности я очень любила бегать по таёжным тропам. Убегала далеко-далеко.

– Эти края знамениты золотыми приисками, а значит, там полно всевозможных авантюристов, беглых уголовников, да и волки с медведями… Разве не было страшно?

– Я ничего не боялась. Моя мама была журналисткой, часто брала меня с собой в поездки, командировки, и мы по дороге в какой-нибудь посёлок или тот же прииск, бывало, ночевали в лесу. В бескрайней тайге – вдвоём! Разводили кос-

тёр, стелили сосновые ветки на холодную землю и спали спокойно… Помню, лет в семь я с корзинкой пошла по тропинке гулять, загляделась на лесные красоты, а навстречу – медведь. Вдруг вижу: стоит на четырёх лапах огромный зверь и в упор смотрит на меня. А я на него… Почти нос к носу! Принюхался, видимо, ничего вкусного не учуял, повернулся и медленно побежал в сторону чащи. Причём никакого страха у меня в тот момент не было. Нет, я была совсем не рафинадным ребёнком! Может, потому и сбылась моя мечта стать артисткой, что я закалённая сибирячка.

– Родители рассказывали, как ваша семья оказалась «во глубине сибирских руд»? Кто были дедушки, бабушки?

– Знаю, что папины родители – переселенцы из Вятской губернии. Дедушка, Степан Родионович, всю жизнь мастерил гармони, и мастер был знаменитый, за его гармонями приезжали отовсюду. А мамин отец был ссыльный поляк-католик Ван Людвиг Арман. Чтобы жениться на моей бабушке, переселенке из-под Бронниц, он принял православие с именем Иван Михайлович Герман, и с тех пор все его звали Иваном. Бабушка Ирина Самсоновна Варакина была неграмотная, но интеллигентная. Вот такая моя родословная. Но у меня же и родители были героические.

– Чем же?

– Папа – Владимир Степанович Макаров – был писателем. Публиковал стихи, поэмы. В Союз писателей вступил в 1934 году, до сих пор с гордостью храню его писательский билет с факсимиле Максима Горького. Но это не все – мой отец был обладателем потрясающего голоса, работал диктором в Новосибирском радиокомитете. Спустя много лет я однажды встретила Юрия Левитана и спросила, знал ли он Владимира Степановича Макарова. «Ещё бы! У него был уникальный тембр», – ответил мне Левитан. Из Сибири папу хотели пригласить работать на радио в Москву, но не успели. К несчастью, он очень рано ушёл из жизни – в 34 года. Поехал создавать радиокомитет в Улан-Удэ, и какая-то строительная крошка попала ему в лёгкие, начался абсцесс. Спасти его не смогли – в то время не было антибиотиков.

А мама – Анна Ивановна Герман – до войны окончила Литинститут, работала литературным редактором и собкором, во время войны была фронтовым корреспондентом. Так что, когда я сказала ей о своём желании стать артисткой, мама не возражала. Она же литератор, журналист, образованный человек, понимающий, какая это замечательная профессия.

– А в каком возрасте у вас появилось такое желание?

– Сколько себя помню, мечтала о сцене! Лет в шесть я уже давала концерты прямо на крыльце дедушкиного дома. В «программе» были стихотворения, затем я танцевала матросский танец «Яблочко» и объявляла следующий номер – «Балет с пением». Что это такое, я толком не знала, но импровизировала. (Смеётся.) Я же была очень весёлая, озорная – энергия так и била ключом. А когда в Доме художественного воспитания детей открылся драматический кружок, я сразу в него записалась. Это было такое счастье – бежать вечером по морозу в нашу студию. Я надевала валенки, ушанку, поверх неё бабушка накидывала свою огромную шаль, оставляя только маленькую щёлочку для глаз. А под шалью на груди – книжка и тетрадка с ролью. И невозможно было пропустить ни одной репетиции. Мне казалось, что пропущу самое главное в жизни.

– Взрослые сразу заметили ваш талант?

– Мне кажется, да. Однажды я своей ролью всех просто «убила»! Перед каким-то ответственным театральным смотром мне доверили сыграть девчонку Паньку в пьесе «Кухаркины дети». Почему-то я решила: раз смотр такой важный и мы очень волнуемся, то надо выпить валерьянки – для храбрости. Мы с девочками тайно забрались в буфетный закуток. Имея смутное представление о том, как пьют валерьянку, я на всякий случай хлебнула четверть стакана – чтобы лучше подействовала. Очень подозрительно приглядывалась, почти принюхивалась к нам буфетчица, когда мы с большим достоинством проходили мимо неё. Но ни о каком успокоении и речи быть не могло. Наоборот, я ошалела – и на спектакле с таким самозабвением и грохотом била по ходу действия посуду, что после этого показа в школе за мной прочно утвердилось – «артистка»!

– Когда началась Великая Отечественная, вам не было 15. Что больше всего запомнилось?

– Самое большое потрясение, что вместе со взрослыми в первые дни войны ушли выпускники нашей школы, ребята из нашей студии. Ушли и не вернулись… До сих пор перед глазами, как мы ездили со спектаклями по госпиталям, выступали перед ранеными. Как они нас ждали! Бывало, их увозили на каталке из палаты, а они так мне в глаза влюблённо смотрели… Прямо аж мурашки по коже! А ещё никогда не забуду «Тартюфа», где я играла Дорину. В зале – танкисты с обожжёнными лицами, забинтованные так, что под повязками только одни юные глаза горят. Но как они нам аплодировали! Кричали мне: «Не уходи!»

– Война не повлияла на вашу мечту стать актрисой?

– В какой-то степени даже наоборот. Новосибирск, где тогда жила наша семья, – традиционно очень театральный город, а во время войны и подавно – туда из Ленинграда были эвакуированы Александринский театр, ТЮЗ, филармония. Вот представьте себе: на наши репетиции в драмкружке приходили народные артисты и выдающиеся мастера сцены Екатерина Павловна Корчагина-Александровская, Юрий Михайлович Юрьев, Николай Константинович Симонов. Кстати, именно Николай Константинович первый посоветовал мне поступать в театральный. И он не просто, а довольно настойчиво это сказал. Заметил, что для меня играть – это было всё. Во многом поэтому летом 1943 года я решилась ехать в Алма-Ату, где в то время находился в эвакуации ВГИК.

– Не страшно было ехать так далеко от дома? А вдруг впустую?

– Нет, не боялась ни капельки. Быстро собрала чемоданчик с самым необходимым, и – на поезд. Верила, что моё. Так все и получилось – меня прослушали и приняли практически сразу. А вскоре ВГИК вернулся в Москву.

Когда во ВГИКе вслух читали «Молодую гвардию», тишина стояла гробовая

– Легенда или нет то, что ваш руководитель курса Сергей Герасимов, узнав, что вы однофамилица его жены Тамары Фёдоровны, сказал: «Ещё одна Макарова? Посмотрим, оправдает ли фамилию»?

– Всё точно – слово в слово. И я старалась его не разочаровать. Помню его первую похвалу. Мы играли этюд по Джеку Лондону. Все сокурсники – на сцене, а у нас с Женькой Моргуновым (он тогда был худенький, очень красивый кудрявый мальчик!) была задача – за кулисами гавкать за целую свору собак. Мы вдвоём устроили такой собачий переполох, что единственные в этом этюде получили «отлично» от Герасимова. «Лаяли вы гениально!» – сказал он. (Смеется.)

– До сих пор многие думают, что в кино вы дебютировали в «Молодой гвардии»…

– Но это не так. В 1945 году я снялась в картине Леонида Лукова «Это было в Донбассе». Главные роли играли красавица Татьяна Окуневская и Иван Переверзев. Мы с моей однокурсницей Музой Крепкогорской снимались по ночам, тайно – чтобы об этом не знал Герасимов. Я играла партизанку, а лента рассказывала о том, как молодёжь Донбасса борется за мир, справедливость, семейные ценности, любовь. Представляете? И когда я слушаю сегодняшние новости, то вспоминаю этот прекрасный фильм… Грустно!

– Знаменитый режиссёр Марлен Хуциев, вспоминая о театральной жизни Москвы конца 1940-х, заметил: «Это было то время, когда по ВГИКу ходили легенды о «Кармен» с Инной Макаровой в главной роли»…

– Герасимов устраивал курсовые показы на сцене Театра киноактёра для общественности, для узкого круга – только для творческих людей. Сначала «Кармен», а потом мы показали несколько сцен из только что поставленного Герасимовым студенческого спектакля «Молодая гвардия», где я играла Любку Шевцову… И действительно ажиотаж был невиданный! В первых рядах сидели Тарасова, Грибов, Яншин, Ливанов, Марецкая, Плятт. Было столько народу, я помню, как великого тенора Ивана Козловского с женой не пускали, потому что они на пару минут опоздали.

– Подвиг молодогвардейцев был действительно у всей страны на устах?

– Сегодня невозможно представить, какой был резонанс. Ещё в 1943-м мама мне прислала открытку с фронта, где написала, что в Краснодоне геройски погибли молодые ребята, члены какой-то подпольной организации. Поэтому я запоем прочла роман Александра Фадеева «Молодая гвардия», и это было настоящее потрясение. Чтобы вы понимали атмосферу тех лет… Когда мы во ВГИКе читали его вслух, тишина в аудитории стояла просто гробовая. Воздух «не шевелился»!

– Правда, что, когда в «тюремной сцене» вы запели «Дивлюсь я на небо…», Фадеев зарыдал?

– Мне об этом потом рассказали. Во время этой кульминационной сцены плакал весь зал. Я видела, как смотрели на нас влажными от слёз глазами – Бабочкин, Раневская, Мордвинов, Крючков … Как они аплодировали нам, долго не отпускали!

– Задумав экранизировать «Молодую гвардию», Герасимов сразу решил, что в главных ролях сыграют те же его студенты. Только роль Любки была под вопросом. Почему?

– Сергей Аполлинариевич знал мои возможности. Но он не мог принимать такое ответственное решение в одиночку – ждал, что скажет Фадеев. А после просмотра отрывков из «Кармен» Фадеев сказал Герасимову: «Я не знаю, какая в жизни была Кармен, но то, что Макарова – вылитая Любка Шевцова, сто процентов!» Так всё и решилось.

– Накануне съёмок вы в Краснодоне встречались с мамой Любови Шевцовой. О чем вы говорили?

– Я так волновалась, что, когда Ефросинья Мироновна меня обняла и поцеловала, я заплакала. Не смогла сдержаться! Потом она мне рассказала один довоенный эпизод, не описанный в романе. Однажды Люба решила проверить свой характер и прыгнула с обрыва в затопленную шахту. Помню, я как эту историю от Ефросиньи Мироновны услышала и тоже загорелась себя проверить. Забралась на обрыв – до воды метров десять. Герасимов кричит: «Не смей!» Закрыла глаза и – вниз… Вода холодная-холодная, сердце едва не выскакивает из груди. Первая мысль: выплыву или нет? Плыву и вижу: Нонна Мордюкова (в фильме она сыграла Ульяну Громову) к обрыву несётся. И с разбега – за мной!

– Как лично вы относитесь к версии, что Фадеев застрелился из-за того, что в своём романе он заклеймил достойных людей как предателей?

– Неправда! Так легко с жизнью не расстаются… Проблемы с «Молодой гвардией» он как раз пережил и написал вторую редакцию. Он был тяжело болен – у него был цирроз печени, и он был обречён, наверное. Это, я думаю, одна из причин. А другая… Фадеев был человек очень искренний, и он разочаровался в партии, видимо. Когда он увидел весь ужас того, что творилось, его идеалы разрушились.

– Вы лично встречались с ним, общались?

– Нет. Только в общей массе. Одно из самых ярких воспоминаний, как он Сталинскую премию за фильм вручал в 1949 году. Мне, Ляле Шагаловой, Володе Иванову, Сереже Гурзо и Нонне Мордюковой. Есть фотография. Ещё наградили Герасимова и оператора Рапопорта. Сто тысяч рублей поделили на всех – им по десять тысяч, а все остальное – нам.

Помню, на всю нашу премию мы с Лялей Шагаловой решили купить мутоновые шубы, которые только что завезли в ЦУМ. У нас-то одёжки зимней не было, а во ВГИКе, когда не топили, – в аудиториях настоящие сосульки свисали. Холодно было – ужас как! Но попробуй купи – за этими шубами стояли дикие очереди. Нам кто-то посоветовал обратиться в Моссовет. Какой-то большой начальник нас сочувственно выслушал, позвонил директору ЦУМа, и вскоре нам передали свёртки. Шикарная была шуба – я её носила лет десять.

– Этот фильм открыл для нашего театра и кино уникальных актёров…

– Да, Сергей Аполлинариевич пошёл на риск, доверив тогда своим ещё студентам главные роли. Наш курс называли «молодогвардейским», окончили его тринадцать человек, но зато кто – Сергей Бондарчук, Клара Лучко, Людмила Шагалова, Евгений Моргунов. Картина открыла Нонну Мордюкову, Вячеслава Тихонова, Сергея Гурзо, Георгия Юматова, Музу Крепкогорскую, Тамару Носову, Виктора Авдюшко.

– При каких обстоятельствах вы впервые ощутили: вот она, известность?

– При довольно забавных. Дело в том, что у меня не было паспорта, – ещё школьницей получила удостоверение личности, с ним и ездила везде. А так как в Москве не была прописана, получить паспорт не могла. И вот нас, артистов, сыгравших в «Молодой гвардии», пригласили в Кремль. А там строго: нужно предъявлять паспорт. Что делать? Но у меня была именная записная книжечка, которую подарили в типографии, с тиснением: «Инна Макарова». Офицер бросил взгляд на меня, потом на книжечку и сразу начал выписывать пропуск. Узнал!

– Наверное, на улицах все узнавали, проходу не давали. Тяжело это пережили?

– Когда напечатали мой портрет на обложке «Огонька», восторженные рецензии в «Правде», «Известиях», постоянно везде узнавали. И такая известность в чем-то даже мешала, я ведь была ещё студенткой. Так что не могу сказать, что я этим наслаждалась. Да ещё это моё нежданное-негаданное замужество с Бондарчуком…

 Бондарчук воровал для меня цветы

– Как вы познакомились с Сергеем Фёдоровичем?

– На репетиции «Идиота», где я играла Настасью Филипповну. Уже при первой встрече стало понятно, что мы с ним невероятно разные люди. Он – фронтовик, взрослый, сформировавшийся человек на семь лет старше меня, я – школьница с некрашеными губами, косичками и ветром в голове. Какие взрослые отношения – я только что от мамы с бабушкой! Для меня это было ещё слишком рано. Кто-нибудь из мальчишек чмокнет в щёчку, а я возмущаюсь: «Какой ужас!» Это мне казалось настолько лишним, ненужным… Ухаживать – пожалуйста, но чтобы что-нибудь другое, да избавь Бог! И все же он влюбился, начал ухаживать.

– Как думаете, почему выбрал именно вас?

– Сама не понимаю! Ведь во ВГИКе

в то время учились такие красавицы, взрослые девушки, в него влюблённые все. К тому же у него первая жена была, Евгения, о которой я ничего не знала. Они вместе учились в Ростовском теат-

ральном училище, поженились перед войной, потом расстались. И вдруг она приехала в Москву, одну ночь переночевала с ним. И… забеременела. Захотела его вернуть. Я же вообще ничего не знала! Потом тяжёлые суды были – не знаю даже, как я всё это пережила. Давайте не будем говорить об этом.

– Вы поженились в 1948 году. Свадьба была знатная?

– А свадьбы как таковой и не справляли – мы даже подвенечного платья не купили. Лишних денег не было! Я Сергею много раз повторяла перед загсом: «Давай поживём пару лет просто так. Вдруг не получится у нас семья?! Тем более что всё равно жить нам негде». Но он был непреклонен! Моей маме письмо отправил, где просил моей руки и благословения. Это «послание в Сибирь» Сергей писал аж два дня. Было видно, что для него это взвешенный желанный шаг. Мама почувствовала это и разрешила!

– Ухаживал романтично?

– Очень! Каждый день меня провожал домой – я в то время снимала угол рядом с заводом «Серп и молот». На прощание целовал меня в щёчку, смотрел, как вхожу в подъезд, и шёл домой. Относился очень бережно. Зимой закутывал меня в своё пальто и водил на учёбу во ВГИК, боялся, что могу простудиться. И потом, настолько все уже привыкли, что мы вместе, что нас воспринимали как данность – нам даже паёк сразу выдавали на двоих. Цветов он мне сколько дарил. Откуда, думаю, берёт? Воровал, конечно, – откуда ещё столько сирени, черёмухи взять, да ещё красоты такой?! В результате мы все-таки расписались.

– Где же жили?

– Первое время ночевали на диване в Театре киноактёра. Затем снимали угол в ледяном, без всякого отопления подвале на Садовой-Триумфальной. Ужас! По ночам там бегали огромные крысы… А потом вышло продолжение «шубной» истории. Сергей снимался в Киеве в картине «Тарас Шевченко», а я пошла к тому самому начальнику в Моссовет – поблагодарить за шубу. Рассказала обо всех наших бытовых неурядицах и мучениях. «Как же так! – удивился дядечка. – Вы же сталинский лауреат! Пишите заявление, мы рассмотрим». Я написала – была уверена, что все впустую. И вдруг через пару месяцев получаю ордер! Я тут же помчалась к Сергею в Киев. Как же мы оба были счастливы в тот момент! На радостях я даже забеременела Наташей.

Брежнев был внешне интересный мужик

– Казалось бы – такой яркий дебют, всесоюзная слава. Но фильмов в те годы снималось мало – по шесть-семь в год на все киностудии страны. Как же вы, профессиональные актёры кино, жили без работы?

– Между прочим, неплохо жили. У нас был Театр киноактёра, где зрителей всегда было битком. Я там играла и водевили, и спектакли – мне этого хватало. А главное, что после роли Любки Шевцовой я всю жизнь не могла играть ерунды. И следующих больших ролей в фильмах «Высота» Александра Зархи и «Дорогой мой человек» Иосифа Хейфица я ждала почти 10 лет. Но такова вся актёрская жизнь – ожидание достойной роли!

– Правда, что Юрий Герман писал сценарий этого фильма специально под вас и Алексея Баталова?

– Да, мы же до этого работали вместе – на съёмках «Дела Румянцева». И Герману с Хейфицем, видимо, понравилось наше сочетание. А уж мне и подавно – когда Алёша только впервые появился на экране, я сразу подумала: какой хороший парень, ой, какой прекрасный партнёр! И вот так получилось, что мы сыграли вместе. Кстати, эта картина – одна и самых дорогих для меня.

– Много стран вы со своими лентами объездили?

– Очень много! Одна из первых поездок, к примеру, – в Карловы Вары с фильмом «Высота» – там мы получили главный приз. А когда я была в Америке, все почему-то спрашивали, правда ли, что мы с Колей Рыбниковым все трюки делали сами. И очень удивлялись, что Коля сам спускался с огромной высоты на канате, а я на этой верхотуре танцевала на одной дощечке и пела. Потом всю Европу объездила, Африку и не только. Везде принимали прекрасно.

Знаете, я хочу сказать, что популярность, которую мне принесли и «Молодая гвардия», и «Высота», и другие картины, возлагала на меня очень большую ответственность. Мне приходилось часто ездить по стране и проводить творческие вечера, потому что зрителям хотелось больше узнать обо мне и моих героинях. Поэтому жизнь моя была просто перенасыщена гастролями и выступлениями.

– Инна Владимировна, вам приходилось встречаться с первыми лицами государства – со Сталиным, Хрущёвым, Брежневым?

– Сталина я видела один раз в жизни – на первомайской демонстрации. Вгиковская колонна проходила очень близко от трибуны, меня Серёжа Бондарчук посадил коленками на плечи, и я шляпой с широкими полями махала стоящим на Мавзолее. И все они, включая Сталина, замахали мне в ответ… А с Хрущёвым мы встретились на одном загородном приёме, под Москвой, куда собрали со всей страны видных деятелей искусства. Помню, тогда меня поразили его глаза: как взглянул, а глаза у него такие пронзительные – как будто насквозь прошил… Когда все начали петь, они с Ворошиловым здорово подпевали. Потом пауза. И вдруг слышу крик: «Гришка Чухрай, иди купаться!» Мы все переглянулись, кто это такой смелый? А это Коля Рыбников! Брежнев ходил, руководил приёмом…

– Правда, что он в те годы красавец был?

– Он был внешне интересный мужик – подтянутый, в белой рубашке. Проходя мимо нас, говорит: «О, как они хорошо сидят…» Я говорю: «Присаживайтесь, Леонид Ильич!» А он: «Это всё для вас, а мне работать надо!»

– Не могу не спросить о вашем разрыве с Сергеем Бондарчуком. Ходили разговоры, что причина в его и ваших романах на стороне.

– Неправда! Не было у меня ничего. Причина совсем в другом.

– В чём?

– Со временем мы оба стали много сниматься – я уезжала в один город, он – в другой, и расставание длилось по нескольку месяцев. Увидимся на неделю, и опять нужно отправляться в путь… Разве это нормально? А актрисочки за моей спиной вовсю его охаживали. В результате одной из них (Ирине Скобцевой. – Прим. ред.) удалось прибрать его к рукам… Десять лет мы прожили вместе. Очень высоко друг друга ценили, любили друг друга. Но всё-таки у нас с Бондарчуком была не та любовь, с которой живут долго. Со временем я поняла: мы разные люди. И когда мне предложили сниматься в «Дорогом моём человеке», я, улетая в Ленинград, решила поставить в наших отношениях точку. Больше так жить я не могла и не хотела. Устала от пошлых слухов, звонков «доброжелателей», вранья, проявлений его тяжёлого характера!

– То есть решение приняли вы?

– Конечно! Знаете, Сергей Фёдорович не просто плакал, а рыдал, у него плечи ходуном ходили, когда я объявила ему о своём решении. Он вообще не собирался уходить из дома, умолял меня все начать заново. Но я осталась непреклонной. Хотя никакого романа у меня не было в тот момент, и уходить мне было не к кому. Я вообще долго не выходила замуж, работала, беспокоилась о том, чтобы у Наташи всё хорошо было, пока вот не встретила Мишу.

– Интересно, чем известный хирург, профессор-пульмонолог Михаил Перельман вас покорил?

– Просто он был человек из другого мира, неведомого мне, с удивительным мышлением, взглядами на жизнь – мне с ним было очень интересно и очень легко – у нас была абсолютная гармония. Именно этого мне так не хватало в браке с Бондарчуком. Самое удивительное, что до нашей встречи Миша не видел ни одного моего фильма, даже не знал о существовании «народной артистки СССР Макаровой».

– Как же вы нашли друг друга?

– Полумистическая история! Оказалось, что я встречала Мишу в Новосибирске ещё во время войны. Он оканчивал медицинский, а я выступала в госпитале, где он практиковался. Вот совпадение, да? Мы даже уехали одновременно – в 1943-м, так и не успев познакомиться. Я – в Москву, он – в Ярославль. А потом… спустя годы я искала хорошего врача для мамы, и мне порекомендовали чудо-доктора. Оказалось, что это он. Эта встреча всё и решила! И маму он тогда спас, да и меня вылечил от бронхиальной астмы и камня в почках. Мы сорок три года прожили вместе под одной крышей. До 88 лет он оперировал, очень много людей спас от смерти. А три года назад моего мужа не стало. Утром ушёл на работу – и всё… До сих пор не могу оправиться от этой потери. Стала болеть…

– После развода с Бондарчуком вы не очень часто снимались. Не с его ли подачи, ведь случаев такой режиссёрской мести бывшим жёнам немало?

– Действительно, в то время мне многие люди пытались делать гадости. Но я точно знаю, что Сергей здесь ни при чём. Просто вокруг него крутились разные сомнительные личности, которые, думая, что угождают ему, пакостили мне. Не брали на роли, например. Мне об этом не раз говорили. А потом я же сама очень часто отказывалась. Особенно в годы перестройки.

– Почему?

– Я очень разборчивая и жёсткая в этом плане. А причина одна: то, что мне предлагали, я не хотела играть. Например, в сериалах. Это неинтересно, поэтому я отказываюсь до сих пор, и ни разу об этом не пожалела. Для меня всегда было важно: кто снимает, что снимает, какой сценарий, кто партнёры. Если уж играть, то с удовольствием. А нет – зачем?

– Ваша дочь Наталья Бондарчук, так же как и вы, – ученица Герасимова и Макаровой. Случайность?

– Так совпало, что когда Сергей Аполлинариевич с Тамарой Фёдоровной набирали курс, она как раз окончила десятый класс. И Наташа сама пошла к ним сдавать экзамены. Мы с моей мамой от переживаний были в обмороке! А Герасимов сказал мне потом: «Я вначале подумал: «И что она, такая тоненькая и худенькая, сможет?» Но она через два месяца какую-то бабу им так сыграла на курсе, что все сомнения у него отпали… Ни Сергей, ни я делать карьеру ей не помогали. Между прочим, Наташа снималась зачастую не благодаря Бондарчуку, а вопреки. И вообще, то, что дочь начала сниматься, стало для него откровением. Ведь Андрей Тарковский снял её в «Солярисе» не потому, что она дочь Бондарчука.

– Наталья же ещё стала режиссёром – у неё немало прекрасных фильмов.

– Я сама снялась в нескольких её картинах, и могу сказать, что с ней работать легко и приятно, она тонкий, умный, талантливый человек. Кстати, не так давно, в 2015 году, Наташа сняла меня в своём новом фильме «Тайна Снежной королевы».

– С кем-нибудь из актёров – партнёров по съёмкам у вас сохранились дружеские отношения?

– У меня есть друзья. Но не из актёрского мира. С актёрами я чувствую себя в постоянном напряжении. Раньше мы перезванивались с Нонной Мордюковой, иногда встречались. Мне очень нравилось её своеобычие, её дарование. Ещё мы дружили с Лялей Шагаловой, вместе многие годы ездили в поездки, на концерты. Но, к сожалению, их уже нет с нами.

– Как проводите свободное время?

– Иногда люблю побыть на даче в Подмосковье, иногда – дома. Но у меня не бывает свободного времени. Если нормально себя чувствую, я ведь не сижу на месте – съёмки на телевидении, интервью, фестивали, встречи со зрителями в разных уголках страны. Очень много читаю и даже мечтаю.

– Интересно, о чём?