Домой     Журналы    Открытки    Страницы истории разведки   Записки бывшего пионера      Люди, годы, судьбы...

 

Забытые имена

 

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37 38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56  57  58  59  60  61  62  63  64  65  66  67  68  69  70  71  72  73  74  75  76  77  78  79  80  81  82  83  84  85  86  87  88  89  90  91  92  93  94  95  96  97  98  99  100  101  102  103  104  105  106  107  108   109  110  111  112  113  114  115  116  117  118  119  120  121  122  123  124  125  126  127  128  129  130  131

 

   Гостевая книга    Помощь сайту    

  

Список страниц раздела

 


 

Илья Сельвинский

 

 

 

Море, море! Крымское море!
Юности моей зов…
И если очень захочется счастья,
Мы с вами поедем в Крым!

 

И.Сельвинский, Крым.

 

 

Он все же стал литератором, несмотря на значительные способности сначала к рисованию, а затем к музыке, замеченные в нем еще в раннем детстве…

В отличие от отца-романтика, мать его как женщина практического ума высказалась по поводу его талантов так: «Если уж быть художником (музыкантом), то обязательно выдающимся, иначе выйдет лишь бродяга (или станет пиликать на свадьбах). Но будет ли он выдающимся? Неизвестно! В конце концов, все дети рисуют (или поют)». В общем, не было никакого смысла рисковать ни судьбой сына, ни средствами на обучение (к слову сказать – весьма скудными

 средствами). Она видела сына с нормальным образованием и с нормальной профессией (лучше – врача). Илье ничего не оставалось, как срочно найти «менее затратную» творческую область, ибо потребность самовыразиться назревала и искала выхода. И выход был найден, тем более что и «инструмент» уже имелся – подаренное перо с оттиском профиля поэта Пушкина, ко всему и возраст был вполне подходящий – 11 лет. И хотя были еще кое-какие сомнения, но, как говорил потом сам поэт, их смыла «волна, которая хлынула в душу из залива Керкинитиды». Слепящая синева моря, лежавшего прямо за окнами гимназии, не оставляла никаких сомнений и так с детства и прошла сквозь всю его жизнь.

Владимир Маяковский потом, в 1928 году, побывавший и в этом городе, и в этой гимназии, удивленно говорил Илье: «Я бы не мог учиться в такой школе. Море лезет во все окна…». А ему-то как раз оно и помогало. Но у моря нужно было еще оказаться…

Дело в том, что вообще-то вполне обеспеченная и благополучная семья Сельвинских, состоявшая из папы, мамы и шестерых дочерей, жила в Симферополе. Там же 11 октября 1899 года и родился наконец-то мальчик – наш будущий поэт (о чем, конечно, никто пока не подозревал). А в 1905 году произошла катастрофа – отец разорился, превратившись вдруг из преуспевающего мехопромышленника сначала в скорняка, а потом и вовсе в простого рабочего. Три года жили буквально впроголодь, в полуподвальных квартирах. И лишь потом отправились в Евпаторию (отцу предложили неплохую работу). Поселились прямо у моря. Там же, неподалеку, было и начальное 4-летнее городское училище, в которое Илью отдали учиться. Это как раз в нем преподаватели заметили его художественные и музыкальные способности. И в нем же было написано напечатанное затем в местной газете «Евпаторийские новости» первое стихотворение, которое сделало его некоей «достопримечательностью города».

В 1915 году Илья Сельвинский поступает в гимназию (тогда, конечно, ему и в голову не могло прийти, что она когда-нибудь будет носить его имя). Учится «на отлично», при этом очень любит читать, увлекается поэзией, за что получает пышное прозвище Байрон. Участвует с удовольствием во всех школьных концертах, постановках и литературных вечерах. Пишет стихи и даже пьесы. При всем этом Илья не субтильный и нежный юноша, а рослый, заметный и крепкий мальчишка. В Евпаторийском краеведческом музее вам покажут фотографию, сделанную 26 марта 1916г., на которой среди гимназистов сразу выделяется статный юноша с гордо вскинутой головой и серьезным, вдумчивым взглядом (ну чистый Байрон) – это и есть Илья Сельвинский. Он действительно был широк в плечах и атлетически сложен – считался «первым силачом соединенных классов». К слову сказать, в гимназии всячески поощрялись любые занятия спортом, но более всего уважался «морской спорт». Имелся даже свой маленький флот – три шлюпки-гички и шаланда, а также настоящая морская форма для ребят. И Илья умудрялся во всем участвовать: отлично плавал, преодолевая расстояния в 2-3 километра, был первоклассным гребцом, но особенно увлекался борьбой – французской, американской вольной и джиу-джитсу. Ну, не даром местные греки – все как один рыболовы и мореходы – втянули его в свое ремесло. Во время летних каникул он часто уходил с ними за рыбой к Тарханкутскому маяку и, как полагается, получал свой пай. А одно лето даже проплавал юнгой на парусной шхуне «Св.апостол Павел».

Все бы так и шло своим чередом, если бы там, далеко от Крыма, в Петрограде, не случилась революция… Докатилась она до Евпатории к 1918-му году, появившись на рейде в виде двух крейсеров – "Румынии"  и "Евфросинии", которые, дав пару залпов, отправили на берег шлюпку с матросами. Те, в свою очередь, войдя в контору «Русского общества пароходства и торговли», объявили об установлении в городе советской власти. Директор гимназии (с некоторыми еще жителями города из богатых) на броненосце эмигрировал в Турцию. В самом же здании устроили госпиталь. А еще в это время в Евпатории подвизался

 небольшой театрик под названием «Гротеск» – эдакий бродячий мюзик-холл (в нем был даже китаец с небольшим гималайским мишкой!). И поскольку занятий в гимназии пока не предвиделось, Илья поступил в труппу актером и отправился со всеми вместе по Таврике. Но со временем роль сторожа при индийском храме в пьеске «Жрица огня» парню поднадоела, тем более что, по слухам, германская армия оккупировала Украину и приближалась к Крыму. Сельвинский решает искать фронт и помогать «своим», пусть даже они и красногвардейцы. Долго искать не пришлось: на станции Новоалексеевка обнаружились евпаторийские знакомые – брат и сестра Немичи, состоявшие в большом объединенном отряде, в котором были и евпаторийцы, и симферопольцы, и ялтинцы. С их помощью и он оказался в отряде. Завоевать авторитет помогло знание приемов борьбы и смелость, проявленная в первом же бою мальчишкой в гимназической шинели. Но уже в следующем бою на Перекопе Илья получил первое ранение и контузию. Отряд ушел на Джанкой, а его оставили в маленьком городишке Армянске на попечение одного из жителей. Красных из Крыма все же выбили, а через неделю за ним приехал отец, и к концу лета Илья уже снова оказался за партой – в последнем, восьмом классе.

Окончив гимназию отлично, в 1919-м юноша отправляется в Симферополь учиться, как мечтали родители, на медицинском (на самом же деле посещать филологов). Однако при этом нужно было еще и самому зарабатывать на обучение (1тыс. в год) и на пропитание… Браться приходилось буквально за все: работал и грузчиком, и натурщиком, и судебным хроникером в газете, и даже борцом в цирке под именем Лурих III, сын Луриха I. Платили за борьбу хорошо, но об этом узнал ректор Таврического университета и поставил вопрос ребром: или Илья студент, или циркач, ибо первое со вторым несовместимо. А тут еще как-то обнаружилось его участие в «красном отряде», за что и арестовали. Сам же отряд, как оказалось, был расстрелян где-то под Керчью… Проведя сначала в симферопольской, а потом в севастопольской тюрьме около месяца, Илья был отпущен. Кое-как добрался до Евпатории, а там отец совсем больной и семья без копейки денег… Опять где только не пришлось работать: на сельхозработах в Мойнаксой немецкой колонии, потом на виноградниках, на водокачке в отеле «Дюльбер». Этот отель принадлежал артисту Художественного театра Дуван-Торцову, семья которого была центром интеллигенции той Евпатории, а с его сыновьями Илья учился в одной гимназии. В этот «Дюльбер» он еще вернется и будет в нем жить в 1929г. со своей женой – Бертой;

а еще многие события будут происходить в этом же «дюльбере» в его биографическом романе «О, юность моя!» о родной Евпатории… А пока, отработав в подвале отеля с 7 утра до трех дня, молодой человек быстренько переодевался в имевшийся костюм с галстуком «фантазии» и мчался на второй этаж «Дюльбера», где на пятичасовой чай собирались артисты, литераторы, музыканты, художники, искусствоведы. В те годы очень многие съехались в Крым, надеясь переждать «красную лихорадку», случившуюся со страной.

Так в процессе творческих дискуссий постепенно вырабатывался стиль юного поэта. Несмотря на все перипетии судьбы, Сельвинский продолжал писать, но фактически стиля не имел и желал совершенствоваться. Школой стал импрессионизм… Но тут настали горячие деньки, вирши пришлось отложить, в Крым вошла Красная Армия и, по-видимому, окончательно. Прямо от водокачки Илью Сельвинского назаначают зав.секцией Теа-Унаробраза, а затем направляют учиться в Москву, в коммунистический уже университет. «Социологию искусств» преподавал сам Луначарский, да так преподавал, что захотелось вдруг стать ни много ни мало – поэтом революции. Все поэтические умы столицы были тогда сильно взбудоражены (в те, 20-е, годы еще можно было «будоражиться»). Десятки литературных групп и течений объединял СОПО (Союз поэтов) во главе с председателем – самим Валерием Брюсовым. Как писал потом Илья Сельвинский: «В союзе было много разного, а объединял французский лозунг: «Ghanger tout cela!» (переменить все это!), ибо так была понята революция». И все завертелось…

Разной была потом жизнь поэта Ильи Сельвинского. Было много стихов, и поэм, и даже пьес. Удачных и менее

 удачных. Иногда обзывали формалистом, иногда очень хвалили. Была и странная работа. Например, по заведованию перо-пуховым заводом, а также инструктором по пушнине в Киргизии (заготовка – вы не поверите – «шкурок суслика»; потом, правда, перевели на «большие меха»). При этом усиленные занятия боксом… Но было и лидерство в группе поэтов-конструктивистов. В 1923-м окончил университет и вроде бы стал заниматься профессионально литературой. Наконец в 1926году вышел первый сборник стихов под названием «Рекорды», в который, конечно, вошла и «Крымская коллекция» – а как же без нее, как было обойтись без его любимого Крыма?! Но вдруг сам захотел и пошел на два года сварщиком на электрозавод – это ли не странно? А потом ездил на Камчатку в качестве «особоуполномоченного Союзпушнины». От газеты «Правда» был в арктической экспедиции: сначала с «Челюскиным», потом – с чукчами на собаках шел до самого Берингова пролива. Чего только не было с ним за его большую жизнь…

 

Нет, я не легкой жизнью жил,
Быть может, оттого что смел,
Но быть несчастным не умел
И потому счастливым был…

 

В Евпаторию Илья Сельвинский приезжает в августе 1941г., за два месяца до оккупации города фашистами, будучи корреспондентом газеты «Сын Отечества» 51-й Отдельной армии. А потом, уже подполковником, в декабре 1943г. принимает участие в освобождении его родного Крыма (в Керченском десанте).

Да, он навсегда осел с семьей в Москве: там писал, там преподавал. О своем творчестве с легкой горечью писал: «я существую в советской литературе очень прочно и все же… в порядке исключения», а один из сборников назвал по латыни «PRO DOMO SUA», что означает «в свою защиту». Потому что он больше защищался, чем просто жил. Но лишь любовью к Крыму отогревал душу, ведь недаром и главный роман его («О, юность моя!») был написан именно о Крыме, о Евпатории…

 

P.S. Дочь Татьяна и внук Кирилл не стали поэтами, как он, но стали очень хорошими художниками, как когда-то в детстве мечтал он сам.

 

источник-  http://www.perekop.info/ilyia-selvinsky-in-crimea/

 

 

Фильм посвящается ИЛЬЕ СЕЛЬВИНСКОМУ

 

 

 

Улялаевщина

 

Все стихи

 

 источник- http://rupoem.ru/selvinskij/