«Альфред Нобель: милосердному доктору следовало бы пресечь его существование при рождении.
Основные добродетели: держит ногти в чистоте и никому не бывает в тягость.
Основные недостатки: не имеет семьи, наделен дурным характером и плохим пищеварением.
Величайший грех: не поклоняется Маммоне.
Важнейшие события в жизни: никаких».

Такую анкету Альфред Нобель (Alfred Bernhard Nobel,1833–1896) написал для своего брата Людвига (Ludvig Nobel, 1831–1888) в ответ на его просьбу прислать автобиографию.

Людвиг хотел составить историю простой шведской семьи, которая трудом и дарованием достигла успеха и выбилась в крупные промышленники. Но, получив такую анкету, забросил свой замысел. Людвиг собирался воспеть радость созидательного труда. И первым примером должен был стать Альфред — самый богатый и успешный член семьи, король динамита. А у него, видите ли, меланхолия и никаких событий в жизни.

Альфред Нобель не писал нравоучительных книжек. Он в одиночестве работал в своей лаборатории. Будучи первым женихом Европы, он не познал ни взаимной любви, ни семейной жизни и нажитый капитал оставил не своей сытой родне, а завещал в награду людям, которые трудились так же самоотверженно, как и он сам.

При жизни Нобель мало рассказывал о себе, зато его посмертная слава стала поистине мировой. Сочетание этих двух обстоятельств оказалось прекрасной почвой, на которой стали в изобилии рождаться многочисленные легенды об этом знаменитом гражданине мира: якобы секрет динамита он украл у русских химиков, учредил премию мира из-за угрызений совести, мучивших его после изобретения пороха, работал в Париже на итальянскую разведку, а Нобелевской премии по математике нет потому, что какой-то математик отбил у Альфреда любимую девушку. Молва гласит, что Нобель и известный шведский математик М. Г. Миттаг-Леффлер (1846-1927) любили одну и ту же девушку, но она предпочла более молодого, и будто бы поэтому "динамитный король" обиделся на всех математиков.

Даже родственники ученого плохо представляли состояние его дел. К началу XXI столетия вокруг этого человека нагромоздилось столько слухов, что им можно посвятить отдельную книгу.

Альфред Нобель вырос в Петербурге. Его отец, изобретатель Эммануэль Нобель (Emmanuel Nobel, 1801–1872), основал первую в Швеции резиновую фабрику. Однако дело не пошло, и Эммануэль бежал от долговой тюрьмы в Российскую империю. Нобель-старший предложил Морскому министерству конструкцию подводных мин. После испытаний российское правительство выделило изобретателю 65 тыс. рублей на развитие дела. В 1846 году на левом берегу Большой Невки около Сампсониевского моста было открыто предприятие «Литейные заводы и механические мастерские. Эммануэль Нобель и сыновья».

Сыновья — это Роберт (Robert Nobel, 1829–1896), по мнению отца «склонный к спекуляции», «гениальный» Людвиг и Альфред, «отличающийся работоспособностью». Все они получили домашнее образование, поскольку не могли посещать школу по слабости здоровья. Альфред так и остался болезненным на всю жизнь. Его организм был настолько ослаблен, что в 45 лет, живя в Париже, — мировой столице гурманов — он умудрился заболеть цингой.

Эммануэль Нобель, гениальный самоучка, считал среднее и высшее образование ненужным. Раз средства позволяют, надо учиться у первых специалистов в своём деле. Так, Альфреду давал уроки на дому самый известный русский химик — Николай Зинин (1812–1880). А в 17 лет Альфреда отправили в Париж попрактиковаться в лаборатории Теофиля-Жюля Пелуза (Théophile-Jules Pelouze, 1807–1867).

В 1836 году Пелуз установил состав глицерина, который мыловары получали в больших количествах как отход производства. В свою очередь, итальянец Асканио Собреро (Ascanio Sobrero, 1812–1888) — ученик Пелуза — обработал глицерин азотной кислотой. Получилась маслянистая жидкость — нитроглицерин. Он оказался взрывчатым веществом огромной силы. Легенда гласит, что Собреро ужаснулся мощи нитроглицерина и скрыл его «способности», чтобы спасти человечество от нового страшного оружия.

На самом деле Собреро был племянником директора туринского арсенала. Его специально командировали в Париж — узнать про новые взрывчатые вещества. Он никогда не скрывал собственных опытов и в 1847 году даже опубликовал их результаты. Сам Собреро взрывчатку из нового вещества не делал. Он нашел нитроглицерину более гуманное применение, открыв его свойство расширять артерии. Альфред Нобель, сделавший состояние именно на взрывчатой силе открытого Собреро вещества, снимал им приступы стенокардии. «Разве не ирония судьбы, — писал Нобель, — что мне прописали принимать нитроглицерин! Они называют его тринитрином, чтобы не отпугнуть фармацевтов и пациентов».

Перед началом Крымской войны (1853–1856) Альфред вернулся в Санкт-Петербург и продолжил работу на отцовском предприятии. Нобели как раз получили заказ на мины для защиты Кронштадта. В 1854 году английская эскадра уже готовилась начать бомбардировку крепости, но после того, как один из кораблей подорвался на ударной мине, выпущенной на заводе Нобелей, оставила свои намерения и подойти к Кронштадту не решилась.

В это же время учитель Альфреда — Зинин — безуспешно пытался найти применение нитроглицерину в артиллерии. Вещество оказалось слишком капризной и опасной жидкостью, детонирующей от лёгкого сотрясения, взрывающейся не всегда, когда нужно, и горящей без взрыва

После войны, в обстановке строжайшей секретности, опыты продолжил инженер-полковник Василий Петрушевский (1829–1891). Его идея использовать для подрыва нитроглицерина большой заряд пороха была настоящей находкой, но после того, как 17 июля 1866 года в Кронштадте взорвалось двадцать пудов нитроглицерина, экспериментальные взрывы на всякий случай запретили.

Чтобы сделать нитроглицерин менее опасным, Петрушевский стал смешивать его с магнезией. В результате он получил порошкообразный продукт, названный «русским динамитом». Эта взрывчатка была упакована в мешки и благополучно пролежала в кронштадтских подвалах 12 лет.
Пока мешки с русским динамитом лежали мертвым грузом, Альфред Нобель уже разъезжал по миру, продавая динамит собственного изготовления. Если бы российское правительство запатентовало нитроглицерин и динамит Петрушевского — не было бы ни нобелевского состояния, ни премии. Но все работы в этой области были засекречены.

После войны завод Нобеля и сыновей остался без заказов. Нобель-старший обанкротился и уехал в Швецию. Своим сыновьям он оставил по 2 тыс. рублей на развитие дела. Роберт и Людвиг с этими деньгами сумели основать российскую нефтяную промышленность.
Альфреда же интересовали взрывчатые вещества, тем более что они были очень востребованы: кругом строили железные дороги и шахты, а для прохождения тоннелей и выемок нужна была взрывчатка. Вот тут-то и понадобился нитроглицерин, обладающий ударной силой, в 20 раз превышающей мощность пороха. Обратить внимание на это вещество Нобелю подсказал все тот же Зинин.

Однако в России частным лицам запрещалось проводить опыты со взрывчаткой и, тем более, патентовать её. Тогда Альфред и его младший брат Эмиль (Emile Nobel, 1843–1864), родившийся в Петербурге, решили работать у отца в Швеции. 14 октября 1863 года Нобель подал патентную заявку на пороховой заряд, усиленный нитроглицерином. С этой заявкой он отправился в Париж и взял в банке братьев Перейр ссуду в 100 тыс. франков.

Нобели сняли полуразрушенный дом, в котором устроили свою лабораторию и фабрику. Вскоре Альфред показал шведским офицерам взрыв чугунной бомбы, наполненной смесью пороха и нитроглицерина в равных пропорциях. Зрители были так поражены, что доложили начальству об опасности нового вещества, которое, по их мнению, лучше было бы запретить. Нитроглицерин принес беду и самим Нобелям. 3 сентября 1864 года в лаборатории взорвалось 100 кг нитроглицерина. Погиб Эмиль Нобель и три сотрудника. С этих пор Альфред стал работать только с одним ассистентом.
Секретные опыты Зинина Альфреду были неизвестны, поэтому некоторое время он изобретал то, что уже было изобретено (способы безопасного производства и хранения нитроглицерина). В чём Нобель пошёл дальше своего русского учителя, так это в решении проблемы управления взрывом. Он придумал детонатор. Начал Нобель, как Петрушевский: приложил к капсуле с нитроглицерином другой заряд, находящийся в капсуле с запалом. Потом эта капсула стала меньше и превратилась в металлическую гильзу с капелькой гремучей ртути вместо пороха. Этот «детонатор № 8» можно было поместить в заряд.

В открытый конец гильзы вставлялся бикфордов шнур. Пламя горящего шнура вызывало взрыв капсюля, который инициировал взрыв нитроглицерина. В наше время нитроглицерин уже не применяют, да и динамит большая редкость, но капсюли-детонаторы используются все так же широко.

В 1865 году шведский Государственный комитет по железнодорожному транспорту признал нитроглицерин пригодным для взрывных работ. Нобелю удалось найти инвесторов, и на заводе в Винтервикене (Vinterviken) впервые в мире началось производство взрывчатки мощнее пороха. На открытие пригласили кронпринца — будущего короля Оскара II (Oscar II, 1829–1907), которому предстоит вручать Нобелевские премии. На глазах у наследника престола небольшой заряд, заложенный в четырёхметровую скважину, смёл целый холм.
Шведский патент не защищал права Нобеля за границей. Ему приходилось оформлять документы, защищающие авторское право, по всей Европе и в США. Сразу после оформления он обычно обращался к местным промышленникам и предлагал организовать совместное предприятие, в котором доля самого Нобеля была не больше 30%. Альфред превратился, по выражению Виктора Гюго (Victor Marie Hugo, 1802–1885), в «самого богатого бродягу Европы».

Производители пороха сильно мешали ему. По их инициативе нитроглицерин запрещали как слишком опасную взрывчатку. Он в самом деле часто взрывался при хранении и перевозке. Нобель проанализировал все несчастные случаи и пришёл к выводу, что виной является нарушение техники безопасности. Сам Альфред всегда возил с собой образцы нитроглицерина в жестяных канистрах, и с ним ничего не случалось — ни в экипажах, ни в поездах, ни на пароходах. В конце концов, он пропитал нитроглицерином инфузорную землю и получил безопасный в обращении динамит.
Правда, на этом проблемы не закончились. Например, во Франции Нобель не мог открыть свое предприятие, так как производство взрывчатых веществ было монополией государства. Даже несмотря на то, что старые знакомые Нобеля — братья Перейр — представили Альфреда ко двору, его личная беседа с императором Наполеоном III (Napoléon III Bonaparte, 1808–1873) ничего не дала. Как и российский император, Наполеон боялся покушения.

В июле 1870 началась франко-прусская война, и оказалось, что динамит имел и военное значение. Немцы вовсю подрывали им мосты и крепости. Наполеон попал в окружение, сдался и отрекся от престола. Во Франции установилась республика. Новое правительство тут же попросило организовать производство динамита в тылу, на границе с Испанией.

Однако после капитуляции и Парижской коммуны (1871) динамит опять запретили. Покупать у Нобеля лицензию французское правительство не желало, как и отступаться от монополии на производство взрывчатки.

Все эти бурные события первой половины 1870-х годов заставили Нобеля погрузиться в глубокие раздумья. Он имел дело с самыми разными правительствами и узнал им цену. Но

 Парижская коммуна, едва не сжегшая его любимый город, ужасала его ещё более. Недаром он потом говорил, что народы безумны полностью, а их правительства — не более, чем наполовину. В конце концов, Нобель пришёл к парадоксальному выводу — дело мира нисколько не противоречит наличию военной промышленности. Напротив, если каждая армия будет иметь оружие, способное уничтожить противника за несколько минут, никто не решится воевать. Следуя этой логике, Нобелевский комитет должен был бы присудить премию мира создателям ядерного оружия.
В 1876 году Нобель поселился в Париже. Он тогда сильно увлёкся женщиной по имени Берта Кински (Berta Kinsky, 1843–1914). Увы, без взаимности. Она любила другого (не математика, а литератора!) и вскоре вышла за него замуж. Но Берта (теперь уже фон Зутнер) и Альфред остались друзьями на всю жизнь. Она была одним из организаторов движения пацифистов. Альфред помогал ей и даже выступал на конгрессах сторонников разоружения. Однако при всей симпатии он говорил им: «Пороховые заводы сделают больше, чем все ваши конгрессы».

Чтобы сделать сверхпорох, способный ужаснуть правительства, Нобель попробовал растворять в нитроглицерине пироксилин — главный компонент бездымного пороха. Изобретатель купил около городка Севран (Sevran) участок земли и организовал там лабораторию, где работал в течение семи лет. В 1888 году им был пущен завод в Онфлёре (Honfleur), выпускавший порох, который он назвал «баллистит». До сих пор баллиститы, которыми стреляют современные пушки, — потомки нобелевского детища.

Пустив завод, Нобель предложил французскому правительству испытать баллистит и купить свое производство. Но получил немотивированный отказ. Потом оказалось, что французские химики уже создали бездымный порох. Это тоже была смесь пироксилина и нитроглицерина, но с другими свойствами, и иной технологией производства. Любопытно, что завод, где её делали, тоже был в Севране, чуть ли не напротив лаборатории Нобеля. Но Альфред всё равно собирался вооружить баллиститом всех. Первым заинтересовалось правительство Италии.

Однако французское правительство совершенно не разделяло идеи Нобеля о поголовном вооружении и силовом паритете. Поэтому военный министр обвинил Альфреда в государственной измене в пользу Италии. Не видев пороха Нобеля, министр решил, что изобретатель построил себе лабораторию напротив государственного порохового завода исключительно в целях шпионажа. Министру было неважно различие состава и технологий: полиция закрыла и лабораторию, и завод в Онфлёре. Под страхом тюремного заключения Альфреду запрещалось работать во Франции.

В 1892 году Нобель был вынужден бежать за границу. В довершение ко всему, он узнал о чудовищных финансовых потерях его французских компаний. Их директора не только спекулировали при закупке нитроглицерина, но и занимались вульгарным казнокрадством при заключении сделок с партнерами. После своего увольнения они тут же включились в антинобелевскую кампанию. Альфреду сначала даже показалось, что он разорён. И он решил подстраховаться: подал в свою же немецкую динамитную компанию заявление с просьбой принять его на работу простым химиком, на случай, если он перестанет быть ее собственником .

После бегства из Парижа Нобель летом жил в шведском Бофорсе (Bofors), а зимой в итальянском Cан-Ремо (San Remo). Ассистент, с которым он много лет работал во Франции, отказался уехать из Парижа. На его место Нобелю рекомендовали молодого шведского химика по имени Рагнар Сульман (Ragnar Sohlman, 1870–1948). Они подружились, хотя так и не успели перейти на «ты».

Одна мысль не давала Альфреду покоя: кому достанется его гигантское состояние? Братья не бедствовали – объемы добыч бакинской нефти, принадлежавшей семье Нобель, в ту пору превышали объемы нефти, добываемой в США, и составляли больше половины всей мировой добычи. Дальних родственников Альфред не любил и не без основания считал бездельниками, ждущими его смерти. Поломав не один день и не одну ночь свою умную голову, Нобель решил создать специальный фонд. Тут сыграло роль, думается, и одно недоразумение. Однажды, а именно 13 апреля 1888 года, в утренней газете Альфред обнаружил некролог, в котором говорилось, что он… умер. Об умершем говорилось примерно в том духе, что он – «динамитный король» и «торговец смертью», а о доходах: «состояние, нажитое кровью». (Возможно, Альфред Нобель впервые тогда озадачился вопросом: что думают о нем люди во всем мире.) Он не сразу понял, что растяпа-автор спутал его с братом Людвигом… И вот как-то ночью Нобель сделал в завещании приписку. Король динамита пожелал, чтобы после смерти ему на всякий случай перерезали вены.

Осознание того, что нажитое в основном на динамите богатство, благодаря созданному по его завещанию фонду, станет служить прогрессу и делу мира, приободрило Нобеля.

Сульман был очень удивлён, когда после смерти Нобеля (1896) оказалось, что патрон назначил его своим душеприказчиком. Молодой человек должен был учредить Нобелевский фонд, утвердить его устав и ввести эту организацию в права наследования. Родственники Нобеля были очень разочарованы. Сульману пришлось тайком вывозить принадлежавшие Альфреду ценные бумаги из Парижа, чтобы остальные Нобели не успели их арестовать. Родственники действительно хотели наложить руку на наследство, но Сульман опередил их на два дня. Он вёз бумаги на вокзал в простом чемодане и с револьвером наготове — на случай ограбления.

Разочарованы были и некоторые учёные. Почему Нобель не присудил ничего математикам или историкам? Да он просто выбрал те области науки, которые были ему близки. Однако первой родилась идея премии мира. Это дань уважения Берте фон Зутнер. Физикой и химией Нобель занимался всю жизнь. Медицина была важна, так как изобретатель все время болел. И к литературе Альфред был неравнодушен — писал стихи и прозу, хотя нам известна лишь малая часть его произведений, в основном они были уничтожены автором.

Разочарован был и король Швеции, которого попросили вручать премии. Но вручение самой «политической» из них — премии мира — Нобель доверил не ему, а норвежскому парламенту. Это все равно, как если бы российскую премию вручала украинская Рада. Сам он говорил: "Мне бы хотелось изобрести вещество или машину, обладающие такой разрушительной мощностью, чтобы всякая война вообще стала невозможной". Нобель давал деньги на проведение конгрессов, посвященных вопросам мира, и принимал в них участие.

Оскар II даже вызвал к себе главу российской компании «Братья Нобель» племянника Альфреда — Эммануэля — и просил опротестовать завещание: «Ваш дядя, — заявил он, — попал под влияние пацифистов, особенно женского пола». Но Эммануэль гордился размахом дядиного замысла. Да и сам король вскоре оценил его. В первый год Оскар не пошёл вручать премии сам, а направил кронпринца. Но церемония получилась столь грандиозной, что на следующий год король взял дело в свои руки. И с тех пор премия стала регалией шведских монархов, как мантия, держава и скипетр.
Интересы Нобеля были чрезвычайно разнообразны. Он занимался электрохимией и оптикой, биологией и медициной, конструировал автоматические тормоза и безопасные паровые котлы, пытался изготовить искусственные резину и кожу, исследовал нитроцеллюлозу и искусственный шелк, работал над получением легких сплавов. Безусловно, это был один из образованнейших людей своего времени. Он читал много книг по технике и медицине, истории и философии, художественную литературу (и даже сам пытался писать), был знаком с королями и министрами, учеными и предпринимателями, художниками и писателями, например с Виктором Гюго.

Нобель состоял членом Шведской академии наук, Лондонского королевского общества, Парижского общества гражданских инженеров. Упсальский университет присвоил ему звание почетного доктора философии. Среди наград изобретателя - шведский орден Полярной звезды, французский - Почетного легиона, бразильский орден Розы и венесуэльский - Боливара. Но все почести оставляли его равнодушным. Это был угрюмый человек, любящий одиночество, избегающий веселых компаний и целиком погруженный в работу.

Так почему же среди нобелевских номинаций отсутствует математика? Возможно, это как раз тот случай, когда принцип «шерше ля фам» работает. Ведь тогда, в Санкт-Петербурге, семнадцатилетнему Альфреду Нобелю пришлось действительно не очень сладко…
– Как вы относитесь к математике? – спросил неискушенного в светской жизни Нобеля на одном из Дезри-парти «салонный тореро» Франц Лемарж.

Простодушный Альфред гордо заметил, что его отец – Иммануэль Нобель – известный ученый и фабрикант. И похвалился, что постигал математику под руководством лучших учителей. Франц, готовившийся в ту пору держать по этой дисциплине экзамен в Сорбонну, предложил Альфреду решить задачу из числа тех, на которых успел хорошо набить руку. Нобель подвоха не увидел и согласился. Однако, будучи подавлен благосклонностью, выказываемой «его» Анной Лемаржу, бедный Альфред задачку не осилил (не смог сосредоточиться?). Соперник снисходительно обнародовал решение и не без иронии резюмировал: из вас, месье, возможно, получится литератор.

Нобели на свадьбу Анны Дезри и Франца Лемаржа приглашены были, но Альфред остался дома – с высокой температурой. Едва оправившись после горячечного бреда, он написал: «С этого дня я больше не нуждаюсь в удовольствиях толпы и начинаю изучать великую книгу природы, чтобы понять то, что в ней написано, и извлечь из нее средство, которое могло бы излечить мою боль». Цель сколь глобальная, столь и бредовая. Юность всегда придумывает себе подобные цели и даже преследует их, но не способна чаще всего побеждать на этом пути. Если только речь не идет о гении. А Альфред Нобель, безусловно, был гением. Он победил в этой своей борьбе. Хотя личного счастья победа ему не принесла.

источник- http://midnight.nnm.ru/a_nobel_samyiy_bogatyiy_brodyaga_evropy

Путь братьев Нобель