7 ноября 2013 года исполнилось сто лет советскому разведчику Анатолию Гуревичу – Антонио Гонсалесу, Кенту, майору Соколову. Заслуги этого человека до сих пор не признаны ГРУ

 

Анатолий Гуревич, его личность и биография давно привлекали мое внимание. Я был с ним знаком, он успел мне многое рассказать, я не раз писал о нем – в том числе для «Совершенно секретно».

 

От Гуревича до Кента

 

Осень 1938 г. Кисловодск. Анатолий Гуревич по направлению РККА находился на лечении в одном из санаториев после возвращения из Испании

1991 г. Анатолий Гуревич с семьей сына. Первая встреча после февраля 1945 г.

1986 г. Президиум СКВВ. Собрание посвящено 50-летию национально-революционной войны в Испании. Анатолию Гуревичу вручают «Памятный знак СКВВ

1996 г. Испания. Лидия Васильевна и Анатолий Маркович находились в Испании и Франции по приглашению французского издательства

Он родился 7 ноября 1913 года в Харькове, в семье аптекаря. После переезда в Ленинград учился в Институте иностранного туризма. В 1937 году добровольцем уехал в Испанию. С 1939 года – в военной разведке. Оперативные псевдонимы: Антонио Гонсалес, Кент, майор Соколов.  Владел испанским, немецким, французским, английским, украинским языками. В 1939 году находился на нелегальной работе в Бельгии, с 1941 года – в качестве резидента. В 1940–1941 годах по заданию ГРУ посетил Швейцарию, Чехословакию, Германию.

В 1941 году перебрался на юг Франции, создал в Марселе разведгруппу, но в ноябре 1942 года был захвачен гестапо. Под контролем немцев участвовал в радиоигре «Гестапо – Центр», о чем сумел сообщить в ГРУ. Будучи узником гестапо, выполнял важные задания Москвы, в частности, по вербовке высокопоставленных сотрудников этой организации, а также работников военных и правительственных учреждений. Некоторые операции, выполненные Кентом, уникальны для разведки.

Гуревич вернулся в СССР в июне 1945 года. Был обвинен в измене Родине и в 1947 году осужден на 20 лет лагерей. Вышел на свободу в 1960 году, и только в 1991-м Генеральная прокуратура СССР сняла с него все обвинения и полностью реабилитировала.

Во время войны женился на венгерке Маргарет Барча, у них родился сын Мишель. В 1945 году Гуревича официально уведомили, что Маргарет, ее сын от первого брака и Мишель погибли во время бомбежки. Но, как выяснилось, они были живы, и после смерти матери Мишель продолжал поиски отца. И нашел. Мишель с семьей успел приехать в Санкт-Петербург, чтобы повидаться с отцом.

Вторым браком Гуревич был женат на Лидии Кругловой. Опубликовал в 2007 году воспоминания «Разведка – это не игра. Мемуары советского резидента Кента». Анатолий Маркович скончался 2 января 2009 года и похоронен в Санкт-Петербурге.

…Мне давно хотелось встретиться с кем-либо из сотрудников Главного разведывательного управления (ГРУ), чтобы прояснить многие неясные для меня моменты в биографии Гуревича. Это оказалось непростой задачей. Но вот не так давно я получил письмо из ГРУ: моя просьба по поручению начальника ГРУ рассмотрена и принято положительное решение. Конкретные дата и время встречи будут согласованы по телефону. Вскоре последовал звонок, и в назначенный час я был в Союзе ветеранов военной разведки.

Прежде чем рассказывать о беседе, продолжавшейся почти два часа, необходимы некоторые пояснения.

 

Реабилитирован, но не оправдан?

 

Когда Анатолий Гуревич был полностью реабилитирован, выяснилось, что для ГРУ его как бы не существовало. Судите сами: Анатолия Марковича не поздравляли с праздниками, не приглашали на торжественные собрания, в том числе и по поводу событий, связанных с разведкой. Не говорю уже о материальной помощи, хотя, наверное, коллеги по службе знали, что из мордовских лагерей зеки возвращались отнюдь не миллионерами.

Я не понимал причин этого невнимания к заслуженному человеку. В августе 2007 года в «Совершенно секретно» (№ 8/219) появилась моя статья «Кто вы, товарищ Кент?» с подзаголовком «Великий разведчик, так и не признанный ГРУ». Главное Разведуправление тогда никак не отреагировало на публикацию.

Я решил, что причиной такого отношения к Анатолию Гуревичу  стала его критика подготовки советских разведчиков. Еще до возвращения на родину, ожидая в освобожденном Париже в советской миссии самолета из Москвы, Гуревич написал доклад для руководства ГРУ об этих недостатках. Было это в мае 1945 года. 6 июня Кент и завербованные им гестаповцы с чемоданами архисекретных документов оказались в Москве. Офицеры СМЕРШа знали свое дело, Гуревича и немцев прямо с аэродрома доставили на Лубянку. А доклад, предназначенный ГРУ, очутился в личном сейфе начальника СМЕРШа – всесильного тогда Виктора Абакумова.

Потом помощник Абакумова генерал-лейтенант Москаленко, используя многие сведения из этого доклада, составил обширную «Справку о недочетах в подготовке, заброске и работе с агентурой за границей со стороны аппарата Главного Разведывательного Управления Красной Армии». А Абакумов направил ее начальнику ГРУ Кузнецову.

Я знакомился с этой «Справкой», когда с нее сняли гриф «совершенно секретно». В ней почти каждый абзац начинается словами: «Как показал арестованный Гуревич…» И далее шли факты. Убий-ственный документ. Виновных полагалось не только снимать с работы, но и сразу тащить в Особое Совещание.

Не знаю, получили ли копии «Справки» Берия и Сталин, но можно представить себе состояние начальника ГРУ. Тем более что он помнил: одного из его предшественников на этом посту – Ивана Проскурова – расстреляли без суда и следствия.

Словом, я посчитал, что нынешние руководители ГРУ из корпоративной солидарности с прежними Директорами (так именовали в переписке начальников ГРУ) продолжали игнорировать Кента, не замечая его уникальной деятельности.

Мои собеседники из ГРУ категорически опровергли эти предположения. И заявили, что Анатолий Маркович остается сотрудником разведки.

Однако они настаивали: у Центра были серьезные претензии к разведчику Гуревичу. И одна из главных – он не сумел сообщить в Москву, что после ареста в ноябре 1942-го работал под «колпаком» гестапо. Другому разведчику, арестованному вместе с Кентом, Леониду Трепперу удалось это сделать, подчеркнули они, а Гуревичу – нет.

 

Обстоятельства времени и действия

 

Не все между тем было так просто. В гестапо затеяли игру с Москвой «Гестапо–Центр». Цель: вбить клин в союз СССР и западных стран, поссорить Сталина с Рузвельтом и Черчиллем, добиться сепаратного мира с Западом, а в идеале создать антисоветскую коалицию и обрушиться на СССР. Были и другие задачи: дезинформировать командование Красной Армии, а также попытаться выявить еще оставшихся разведчиков-нелегалов.

Была создана специальная группа под руководством шефа гестапо Мюллера, которая должна была готовить радиосообщения от имени разведчиков, якобы находящихся на свободе. Аресты Гуревича и Треппера – крупная удача гестапо. Оставалось уговорить их принять участие в радиоигре. Последовало строжайшее указание: никакого насилия. При допросах разведчиков даже угощали коньяком.

Треппер сразу согласился, Гуревич отказывался. С ним долго беседовали. На одном из допросов ему продемонстрировали радиограммы, посланные в Центр от его имени. И объяснили: если не будешь участвовать в радиоигре – расстреляем, слишком большие потери понесли от твоей деятельности. И еще добавили: Маргарет Барча и ее маленький сын от первого брака попадут в лагерь. И Кент согласился. Было это в феврале 1943 года.

В гестапо понимали, что одних радиосообщений Москве мало, она должна убедиться, что Треппер и Кент на свободе. Подготовили записку от имени Отто (псевдоним Треппера), который тот должен передать связной Французской компартии (ФКП) Жюльетте, работавшей в кондитерской.

К встрече с Жюльеттой готовился и Треппер. Он понимал, что это был единственный шанс передать Центру информацию об арестах.

В назначенный день в конце января 1943 года Треппер умудрился передать Жюльетте сразу две записки – гестаповскую и свою, адресованные Директору (то есть руководителю ГРУ). В тот же день письма оказались у Жака Дюкло – секретаря ЦК ФКП, руководившего отрядами Сопротивления. Оттуда эти документы начали долгий путь в Москву. Считается, что они попали в Центр только в первой половине июля 1943-го. Именно тогда, утверждают некоторые историки, радиоигра пошла по сценарию Москвы.                                                  

Надо отметить, что каналом связи через ФКП владел только Треппер, у Кента такой возможности не было. Зато он нашел собственный способ оповестить Центр о том, что произошло. Он дал согласие на участие в радиоигре в феврале, а уже 5 марта попросил гестаповцев дописать к подготовленной ими от его имени радиограмме невинную фразу с поздравлениями Сталину в день рождения Красной Армии. Телеграмма ушла в Москву. Аналитики Центра, в отличие от немцев, сразу оценили абсурдность текста: рядовой разведчик поздравляет Верховного Главнокомандующего! Стало очевидно, что это знак: агент находится под колпаком.

Большая радиоигра «Гестапо–Центр» продолжалась. Обе стороны обменивались телеграммами почти ежедневно.

16 августа 1943 года  Центр сообщил Кенту, а через него и гестаповцам, данные о потерях немцев на Курской дуге. Последний абзац этой телеграммы был особенно важным. Москва дает указание Кенту: приступите к вербовке немцев! Можете давать «гарантии нашего покровительства в случае работы на нас».
Кент понял: телеграмма предназначается в первую очередь самим немцам.

Первым согласился работать австриец Стлука, первоклассный радист. Это была большая удача: Кент получил свой канал связи с Центром. По-прежнему в Москву шли телеграммы, подготовленные командой Мюллера. Но параллельно и подлинные сообщения Кента, о которых гестаповцы и не догадывались.

Беседы с одним из видных функционеров гестапо Паннвицем вылились в тяжелейший психологический поединок. И Кент его выиграл. Не удивлюсь, если этот эпизод фигурирует в учебных пособиях многих спецслужб.

Участие Кента в радиоигре расширилось. Появилась возможность больше узнавать о практических действиях германского руководства и информировать об этом Москву.

 

Победа как поражение

 

Почти весь 1944-й год Центр давал Кенту важные задания. В директивах не говорилось, но было ясно: это не инициатива ГРУ, а решения, принятые на высшем уровне. «Главная ваша задача – подобрать наиболее способных и влиятельных для привлечения к работе… Учитывая ваш опыт и умение работать самостоятельно… Зная вас как серьезного работника, я и доверяю вам выполнение этой крайне ответственной правительственной задачи… Вас я уполномачиваю вести лично переговоры… В случае невозможности связаться со мной принимать решения самостоятельно…»

Такие поручения и полномочия выдаются только особо доверенным и проверенным лицам. Едва ли еще какие-то разведчики получали подобные задания. И Кент старается скрупулезно и творчески их исполнить.

6 июня 1944 года союзники высадились во Франции. Кент направился в Париж, еще оккупированный немцами, и принял на себя личное руководство всеми агентами (теми, с кем должен был работать не подающий признаков жизни Треппер. Тому удалось в сентябре 1943-го бежать из гестапо и тщательно скрываться. Но с Москвой он почему-то не связывался до осени 1944 года). Кент смог установить связь с тремя агентами, которые находились в районе сражений в Нормандии, и четырьмя агентами, которые действовали в районах перед Нормандией и в Бретани. Вел работу с группой офицеров, среди них были три генерала…
И вот после всего этого генерал Суслопаров, представитель СССР в Контрольной комиссии Объединенных Наций по делам Италии и начальник военной миссии Союза ССР во Франции, 3 мая 1945 года получил шифровку из Москвы: «В Париже может появиться Кент и некоторые его друзья. При его появлении у вас ничего о ваших подозрениях ему не говорите, окажите ему хороший прием, но от себя не отпускайте. Если потребуется – заключите Кента под стражу…»

Что за неожиданный поворот? Когда и у кого появились какие-то  подозрения? До сих пор я не нашел ответа на эти вопросы. 

А 31 мая 1945 года, за неделю до прилета Кента в Москву, начальник ГРУ направил в Наркомат безопасности справку о предательской деятельности Кента-Гуревича. По собственной инициативе? Или по запросу СМЕРШа?

 

В списках не значится?

 

С тем, что у ГРУ были претензии к работе Кента, никто спорить не станет. Даже только в расшифрованных телеграммах Центр не раз указывал Кенту на недостатки. При этом Директор не очень выбирал выражения, называя полученную информацию чепухой.

Впрочем, кто-то знает такого разведчика, к которому у его начальников не было претензий? Я – нет.

Но и к руководству много вопросов. Например, в публичном обороте до сих пор нет секретных бумаг гестапо, привезенных Кентом в Москву в июне 1945 года. А их было несколько чемоданов. Правда, еще на московском аэродроме чемоданы перехватил СМЕРШ, хотя они предназначались ГРУ и были доставлены сотрудником ГРУ.

Официальный ответ, который я получил по этому поводу, поверг меня в немалое смущение. Мне сообщили:

«Каких-либо документов и материалов гестапо, привезенных Гуревичем вместе с группой Паннвица в СССР в 1945 году, в архивах Министерства обороны Российской Федерации нет…»

…И еще я напомнил своим собеседникам из ГРУ о наградах Кента – точнее, об их отсутствии. Судя по опубликованным документам, он трижды представлялся к правительственным наградам: за участие в гражданской войне в Испании на стороне республиканского правительства и дважды за время Великой Отечественной войны, при этом один раз по прямому указанию Сталина. Но ни одной награды Гуревич не получил (если не считать ордена Отечественной войны II степени, который к 40-летию Победы вручали всем участникам войны). Характерная деталь: массовые торжественные вручения проходили в 1985 году, Гуревича же наградили только спустя 8 лет. Любопытно и другое: его пребывание в гестапо, на Лубянке, в воркутинских и мордовских лагерях засчитали за стаж службы в армии. А воинское звание «капитан» как присвоили в 1943 году, так за ним его и оставили. Его сверстники и коллеги по разведработе давно стали полковниками и генералами.

Гуревич отправил письмо в Президиум Верховного Совета СССР. Оттуда пришел ответ на бланке ведомства: «На Ваше заявление сообщаем, что данных о награждении Вас орденами и медалями не имеется». На мое предложение обратиться еще раз Анатолий Маркович отреагировал резко: второго раза не будет.
Но меня, признаться, куда больше смутил ответ командира войсковой части, к которой был приписан Гуревич (я просил его по своим каналам узнать что-либо о наградах разведчика). Вот что он написал в марте 2013 года: «Что касается вопроса о его (Гуревича А.М.) награждении за период Отечественной войны, то, по мнению органа внешней разведки Министерства обороны Российской Федерации, оснований для этого не имеется».

Я спросил моих собеседников из ГРУ: пробовали ли они что-либо узнать о судьбе представлений к наградам. Пытались, ответили мне, но представлений к наградам не обнаружили. И осторожно предположили: может быть, само сообщение о представлении к награде должно было служить своеобразным поощрением?
Удивительный вывод, из которого следует: коллеги не намерены добиваться, чтобы Анатолия Гуревича наградили хотя бы посмертно. В связи с этим есть такое предложение: советам ветеранов военной и внешней разведок совместно поработать в архивах военных лет на этот счет. К 70-летию Победы это было бы очень кстати.

 

***

7 ноября 2013 года Анатолию Марковичу Гуревичу исполнилось бы 100 лет. На мой запрос в ГРУ пришел ответ: никаких мероприятий в связи с юбилеем не планируется.

 

источники - Владимир ШЛЯХТЕРМАН "Совершенно секретно", No.11/294  28 Октября 2013

 http://www.sovsekretno.ru/articles/id/3895/

http://www.a-gurevich.narod.ru/index.html

"Разведка- это не игра. Мемуары советского резидента Кента"

«Тайны разведки - Псевдоним 'Кент'» (Документальный, 2012)

Кто вы, товарищ Кент?

  Анатолий Гуревич, второй человек в "Красной капелле": великий разведчик, так и не признанный ГРУ

      Фирма "Симекско" процветала. Чистая прибыль составила за год свыше миллиона шестисот тысяч франков. Интенданты вермахта любили иметь с ней дело: ни одна встреча не обходилась без шикарных обедов и дорогих подарков. Со стороны фирмы, разумеется. Да и глава компании, уругвайский подданный Винсент Сьерра пользовался расположением властей: часто и беспрепятственно совершал деловые поездки в Голландию, Францию, Люксембург, Германию.

      Когда в конце 30-х годов он только приехал в Брюссель, то поселился на улице Беко, в одном доме с семьей Барча - молодой вдовой Маргарет и ее родителями. Уругваец был предупредителен, неназойлив, с ним было легко и спокойно. Вскоре родители Маргарет покинули страну, и Винсент перебрался с молодой женщиной на виллу. Впрочем, комнаты их располагались на разных этажах. Зато на этой вилле Сьерра устраивал роскошные приемы для брюссельского света.

      Он был сыном богатых родителей. Истинный джентльмен, хорошо Держался, недурно танцевал - благодаря драмкружку в Ленинграде. Говорил по-немецки (выучил в харьковской школе). Английским и французским овладел позже - в ленинградском институте "Интурист", где готовили гидов и переводчиков. Испанский? Не мог же лейтенант флота республиканской Испании Антонио Гонсалес (так его тогда звали) разговаривать на другом языке с военными моряками.

      Только оказавшись в гестапо, Маргарет узнала от своих истязателей, что ее Винсент вовсе не уругваец, а русский. И не предприниматель, а военный разведчик. Впрочем, смутные догадки у нее были еще там, на вилле. Правда, она не знала, что, когда расходились гости и прислуга, Винсент тщательно запирал двери, доставал из тайника передатчик и ловил позывные Москвы.

      Пальцы послушно выстукивали: "Директору от Кента". Шведский стол для сеньора Сьерра Винсенте Сьерра, Антонио Гонсалес и Кент - одно и то же лицо. А настоящее его имя - Анатолий Маркович Гуревич. И родной язык - русский, на котором он не говорил почти семь лет, пока находился, как было сказано в приказе по Главному разведывательному управлению Красной Армии, "в зарубежной командировке".

      Выучил наизусть пароли, адреса явок, время встреч. Его предупреждали: легенда безупречна, но всякое может случиться. Какие-то мелочи могли не предусмотреть.

      В одном из городов он должен был поселиться в указанной гостинице. Выйдя из здания вокзала и садясь в такси, назвал водителю адрес. У таксиста вытянулось лицо: хорошо одетый иностранец прямо с поезда просит отвезти его в публичный дом! Оказывается, отель уже несколько лет как стал борделем. В другом месте зашел в ресторан, заказал вино и стал ждать закуску. А ее не несут. Остальные посетители подходили к большому столу, на котором стояли блюда с яствами, накладывали в тарелки и расходились по своим столикам. Не дождавшись официанта, Кент потребовал счет, заплатил и ушел голодным. Никто в разведшколе не рассказал ему о "шведском столе", а у нас до войны о таком и не слыхивали.

      Сколько бедолаг попадалось на таких мелочах! Кент не попался и благополучно добрался до Брюсселя, где быстро завязал знакомства среди местных предпринимателей. А когда в Бельгию вошли германские войска - то и среди офицеров, главным образом интендантов. Однажды президенту "Симекско" Винсенте Сьерра принесли проект контракта на поставку полутора миллионов алюминиевых ложек.

      - Куда столько? - недоумевал президент. - Немецкий солдат не будет пользоваться такой ложкой.

      - Немецкий не будет, а русским пленным понадобятся. В ту же ночь информация о контракте ушла в Центр. В другой раз "Симекско" попросили поставить большие объемы горного снаряжения. - Массовое восхождение на Альпы? - невинно поинтересовался президент. - Альпы покорены, - ответили ему. - Есть и другие горы, Кавказ, например, Эльбрус. Кент смог сообщить Центру, что крупные части вермахта проходят основательную горную подготовку.

      Президента "Симекско" попросили подумать о поставке крупной партии легкой ткани.

      - Не шелка или шифона, - пояснили, - а такой, чтобы человеку было удобно даже в африканскую жару.

      Не знаю, поделилась ли Москва этими сведениями с Лондоном, но английский фельдмаршал Монтгомери хорошо подготовился к наступлению итало-германской армии "Африка" и в битве под Эль-Аламейном разбил войска Роммеля.

      В мае 1940 года немцы оккупировали Бельгию. Главе советской резидентуры Леопольду Трепперу и еще нескольким агентам, евреям по национальности, пришлось срочно уехать из страны. Кент остался: у него были надежные "уругвайские" документы и связи с промышленниками. По сути, он руководил агентской сетью, а потом и официально заменил Треппера.

      С началом войны Москва потеряла связь с двумя берлинскими группами. Треппер предложил направить в Берлин своего человека - узнать на месте, что произошло и как можно поправить положение. Центр согласился. Но выехать агенту не удалось: ему не дали визу в Германию. Тогда Гуревич предложил для выполнения этого задания себя. Пришлось президенту "Симекско" активизировать деловые связи с германскими партнерами. Очень скоро появилась потребность в визите президента фирмы в Берлин. Немцы приветствовали такое решение: новые контракты сулили германской стороне немалые выгоды.

      До войны в Берлине действовали две группы, снабжавшие Москву важной информацией. Одной из них руководила Ильзе Штебе (псевдоним - Альта). В советской разведке она состояла с 1931 года, во время войны работала в Информационном отделе германского МИДа и на заводе в Дрездене. На звонок Кента мама Ильзе ответила, что та в Дрездене и в Берлине появится нескоро. В Дрездене у "Симекско" никаких дел не было. Но у Кента был берлинский адрес радиста Альты - Курта Шульце. Несколько часов Гуревич обучал радиста работе с новой программой и новым шифром.
 

     Вторая группа состояла из немецких антифашистов, происходивших из родовитых семей и занимавших важные посты в германских ведомствах. Формально они не были советскими разведчиками, но их сведения имели исключительное значение.

      Группу возглавляли двое: Харро Шульце-Бойзен и Арвид Харнак. У Кента был адрес Харро, переданный Центром. Гуревич встретился с ним. Внучатый племянник гроссадмирала фон Тирпица, обер-лейтенант ВВС Харро Шульце- Бойзен произвел на Анатолия Марковича большое впечатление.

      - Я до сих пор восхищаюсь им, - говорит Гуревич. - Образован, интеллигентен, ненавидел фашизм. Умело использовал покровительство Геринга, доставал в его штабе информацию, и не только об авиации.

      Харро передал Кенту много материалов. Вернувшись в Брюссель, он днем шифровал телеграммы, а ночью ловил позывные Москвы и передавал. Там были исключительно важные сведения. Например, о том, что немцы узнали дипломатический код, которым пользовались советские представители в Финляндии. Или что изменились планы гитлеровского командования на весну 1'42 года: главный удар будет направлен на Кавказ, на нефтяные месторождения Майкопа, Грозного, Баку.

      Германия испытывала нехватку горючего. Скважины Румынии не могли удовлетворить все возрастающий спрос на нефть.

      Гильотина - цена ошибки Поток радиограмм в Москву беспокоил германское руководство. По распоряжению Гитлера создается специальная зондеркоманда "Красная капелла", которой предписывалось в кратчайшие сроки ликвидировать антифашистов, радировавших в страны антигитлеровской коалиции. (Со временем в литературе укоренилось название "Капелла" как для зондеркоманды, так и для самих антифашистов).

      В первой половине декабря 1941 года в Брюсселе опять появился Треппер. Не поставив в известность Кента, он встретился с некоторыми разведчиками, а на 13 декабря назначил - опять-таки без разрешения главы резидентуры - встречу группы агентов на вилле, откуда радист Макаров (Хемниц) по ночам проводил радиосеансы с Москвой. Непростительная ошибка!

      Здание, откуда шла передача, немцы вычислили, отключая дом за домом электричество в районе. На виллу нагрянула зондеркоманда. Гестаповцев ждала неслыханная удача: они захватили с поличным радиста, в их руки попали шифр, коды, ключи, черновики радиограмм, которые Хемниц почему-то не уничтожил. Ключи к шифрам помогли гестаповцам расшифровать более трехсот радиограмм, посланных из Москвы.

      В монографии "Взломщики кодов" американский исследователь Дэвид Кан пишет и о том, как немцы пытались расшифровать сообщения. Он рассказывает подробности облавы на брюссельской вилле:

      "В камине немцы обнаружили обугленный клочок бумаги, исписанный цифрами. Была там и фраза на французском языке. Немецкие дешифровальщики немедленно принялись за дело. В этой фразе присутствовало слово "проктор". Хозяйка квартиры перечислила 11 книг, которые читал ее постоялец Макаров. Внимательно перечитали их и на 286-й странице одного французского романа нашли действующее лицо с именем Проктор. Это дало возможность немцам расшифровать 120 сообщений".

      В одной из радиограмм они обнаружили адрес Харро Шульце-Бойзена. Гестаповцы схватили Харро, его жену, Харнака и других участников группы. "Был арестован подсудимый Шульце-Бойзен, чье имя и адрес были установлены контрразведкой из расшифрованной русской радиограммы", - говорится в "Приговоре военно-полевого суда именем немецкого народа" от 6 января 1'43 года. Антифашист Харро мужественно держался до последнего дня, невзирая на пытки. Приговор антифашистам утверждал Гитлер. Мужчинам - виселица, женщинам - гильотина. Без содрогания нельзя читать копии "Записей в книге регистрации смерти бюро записей актов гражданского состояния района Берлин - Шарлоттенбург": "Писательница Ильза Штебе...

      Умерла 22 декабря 1942 года в 20 ч. 27 мин... Записано со слов свидетеля... Причина смерти - обезглавливание..." "Стенографистка Клара Шаббель... Умерла 5 августа 1943 года в 1' ч. 27 мин... Свидетель известен... Причина смерти - обезглавливание". Всего по делу "Красной капеллы" в Берлине проходили 12' человек. 4' были казнены, 77 получили различные сроки заключения и каторжных работ, где многие погибли; трое во время следствия покончили с собой. Дэвид Кан подсчитал, что на "Красную капеллу" работали 300 агентов. Некоторые исследователи считают, что число агентов и источников достигало 500 человек. А глава немецкой военной разведки адмирал Канарис как-то сказал: деятельность "Красной капеллы" стоила Германии 200 тысяч погибших солдат.

      И Трепперу, и Гуревичу было ясно: облава на вилле означает ликвидацию бельгийской группы. Треппер уехал в тот же день, Кент принял меры к консервации резидентуры и передаче дел по "Симекско". Через несколько дней он выехал в Париж. Вскоре туда же перебралась Маргарет с Рене - сыном от первого брака. Кент и Отто передали в Центр сообщения о провале. Москва дала согласие на то, чтобы Треппер создал резидентуру в оккупированной части Франции, а Гуревич в свободной зоне. Кент переехал в Марсель. Но если у Треппера во Франции оставались агенты, то Гуревичу пришлось начинать с нуля.

      Не было таких средств, как в Бельгии, не было и радиопередатчика. Но все это компенсировалось огромной энергией, и всего за несколько недель Анатолий Маркович создал новую резидентуру. Вскоре Москва стала получать сообщения от Кента через Треппера, у которого был передатчик. Правда, в телеграммах имя Кента не упоминалось. Не потому, что хозяин рации его оберегал - просто Треппер подписывал информации только своим именем. Между шефами французских резидентур и раньше были непростые отношения. Споры, зачастую очень острые, возникали все чаще.

      Под колпаком Через своего человека Кент узнал, что абвер, гестапо и французские спецслужбы договорились о совместной деятельности. Гуревич сразу это почувствовал - за ним велась слежка. ' ноября 1'42 года его и Маргарет арестовали. Гестаповцы сразу поняли, какая птица попалась в их сети. На первый же допрос пожаловали начальник парижского гестапо и шеф зондеркоманды "Красная капелла". Кент понял, что гестапо знает о нем немало, что многие сотрудники бельгийской резидентуры арестованы. Его и Маргарет перевезли в Бельгию, в форт Бреендонк.

      В 1'61 году в составе туристической группы я побывал в этом форте. Немцы переоборудовали его в тюрьму для особо опасных преступников. Нам показали камеры, комнату пыток. Анатолий Маркович рассказывал, что когда Маргарет привели в камеру пыток и просто показали разные приспособления, она упала в обморок.

  На допросах Кент все отрицал, на очных ставках "не признавал" своих сотрудников. Но улики, главным образом расшифрованные телеграммы и протоколы допросов "расколовшихся" радистов, свидетельствовали против него. Глава зондеркоманды Гиринг показал Кенту копии телеграмм Центра и его отчет о проделанной работе.

      - Я увидел эти расшифрованные документы, - говорил Гуревич, - и чуть не лишился чувств: понял, что Харро и его друзья арестованы. А вскоре и меня повезли в Берлин.

      Кенту предъявили донесение Гиринга из Парижа о том, что 24 ноября арестован советский агент Жан Жильбер, который назвал свое имя - Леопольд Треппер - и заявил, что готов сотрудничать с абвером. Арестант только пожал плечами: это личное дело Треппера. А про себя подумал: за две недели Леопольд наверняка сумел сообщить в Москву о том, что Кент арестован.

      На очередном допросе Кенту предложили принять участие в масштабной радиоигре с ГРУ. Гуревич отказался.
      - Тогда мы вас расстреляем, - буднично сказал гестаповец. - Пострадают и ваши близкие. Треппер уже играет на нашей стороне.
      Было, над чем задуматься. Уходить из жизни, когда тебе еще нет и тридцати? С фронта доходят хорошие вести: в Сталинграде капитулировала армия Паулюса. И Кент дал согласие. Уже из Парижа от имени Кента в Москву ушла первая радиограмма. Передать сигнал, что он работает "под колпаком", Гуревич не мог: в его шифре такого сигнала не было. Грубая ошибка при подготовке в разведшколе! Но в третьей телеграмме 5 марта 1943 года Кент радирует в Центр: "Передайте поздравления товарищу Сталину в связи с присвоением ему звания маршала и 25-летием Красной Армии..." Гестаповцы не нашли в тексте ничего необычного.

      Была такая традиция: руководство ГРУ поздравляло разведчиков с праздниками, наградами, званиями. Разведчики в свою очередь поздравляли сотрудников Центра. Но чтобы рядовой агент поздравлял Верховного главнокомандующего?

      Такого никогда не было. И это, по мысли Гуревича, должно было насторожить Москву: необычность текста и почти двухнедельное опоздание с датой.

      Я спросил Анатолия Марковича: - Вы знали, включаясь в радиоигру, что Центру известно ваше положение? - Был уверен в этом. И еще был убежден, что сумею обмануть гестаповцев, сообщить, в каком я положении. И сделал это.

      Кент предупредил нового шефа зондеркоманды Хайнца Паннвица: информация военного характера должна быть абсолютно достоверной, у Центра есть возможность проверить ее, и если он убедится, что это деза, то радиоигре конец. Уже позже от Паннвица он узнал, что тому стоило немало усилий уговорить германский генштаб давать ему такую информацию.

      В одной из телеграмм Центр дал указание Кенту установить связь с одним человеком, которому "наши люди передали музыку (передатчик), но концертов (сеансов радиосвязи) он не давал". Сообщались адреса, фамилии, пароли.

      Гестаповцы торжествовали. Но быстро пришли в себя: это были адреса людей, уже покинувших Францию.

      16 августа 1'43 года, за неделю до окончания Курской битвы, Центр дает Кенту новое задание: в создавшейся благоприятной обстановке приступить к разработке новых людей: "При вербовке немцев можете давать гарантии нашего покровительства в случае работы на нас". Эта телеграмма предназначалась и для шефа зондеркоманды. Она должна была показать ему, что, если он желал сохранить себе жизнь, лучше соглашаться на вербовку.

      30 августа Директор пишет Кенту: "Перед вами стоит в настоящее время крайне серьезная задача - привлечь из числа крупных и интересных с нашей точки зрения колбасников (так в переписке разведчики называли немцев - В. Ш.).

      Зная вас как серьезного работника, я и доверяю вам выполнение этой крайне ответственной правительственной задачи. Все остальное должно быть поставлено на службу этого. Учтите, что вас я уполномочиваю вести лично переговоры с этими людьми и, в случае невозможности связаться со мной лично, принимать решения самостоятельно". (Выделено в оригинале).

      Уникальная вербовка 14 сентября 1943 года Паннвиц сообщил Кенту, что Треппер сбежал. Шефу зондеркоманды за это "светил" Восточный фронт. Но он сумел убедить свое начальство, что радиоигру стоит продолжить и что теперь Кент стоит вдвое дороже. Гестапо пошло на то, чтобы к Гуревичу переехала Маргарет. Анатолий Маркович объяснился в любви и признался, что он советский разведчик, но своей настоящей фамилии так и не назвал. Весной следующего года появился на свет мальчик, которого назвали Мишелем.

      Тем временем Кент усиленно занимался вербовкой. За продолжительное время он достаточно хорошо изучил характер шефа зондеркоманды.

      - Я понял, - рассказывал мне Анатолий Маркович, - что Паннвиц боится за свою жизнь, на его совести были расправы с жителями Чехословакии. Постепенно стал подталкивать гауптштурмфюрера к мысли, что его единственное спасение - в сотрудничестве с советской разведкой.

      - Шантажировали? - Ни - в коем случае! Это погубило бы дело. Я осторожно воздействовал на его психику. И в конце концов он сломался. Разумеется, сыграли свою роль победы Красной Армии. Паннвиц понял: Германия потерпела крах, его жизнь зависит от него самого.

      Но первым Кент завербовал радиста шефа зондеркоманды, австрийца Стлука. Передатчик поступил в распоряжение Гуревича, и он частенько пользовался им, минуя Паннвица. Легко пошла на вербовку и Кемпа, секретарша шефа. От Кента не ускользнуло, что она влюблена в своего начальника и готова на все, чтобы быть с ним. У Кемпы хранились многие важные документы. Кенту удалось убедить Паннвица отобрать секретные материалы гестапо и упаковать их в два объемистых чемодана. Уму непостижимо: узник гестапо завербовал шефа зондеркоманды и двух его помощников!

      События разворачивались стремительно. Кента перевезли в Берлин, Маргарет и Мишель очутились в лагере для интернированных. Зондеркоманду расформировали, а Паннвица назначили начальником отдела разведки, занимающегося созданием разведсети в Германии и прилегающих странах. Сеть должна была действовать во время занятия этих территорий союзниками и Красной Армией. Вчетвером они метались по Европе с чемоданами гестаповских бумаг, пока не добрались до Австрийских Альп, чтобы дождаться там прихода Красной Армии. Но первыми пришли французы. Гуревич представился майором Красной Армии Соколовым и потребовал связать его с командованием французской дивизии. Ему разрешили передать сообщение в Москву. Оттуда сообщили: майор Соколов - наш человек.

      Из Парижа позвонили в Австрию: доставить русского и немцев в штаб уполномоченного по репатриации от СССР. В Париж они прибыли на следующий день после капитуляции Германии.

      В штабе Кент составлял отчет о своей работе, помогал разбирать гестаповские документы, выполнял обязанности переводчика. За десять дней до отлета передал в Центр: вы должны оказать полное доверие и хороший прием моим немцам...

      Обеспечить мой немедленный прием ответственным представителем соседей (т. е. внешней разведки Наркомата госбезопасности). 6 июня 1'45 года самолет из Парижа приземлился на Ходынке. К Гуревичу и немцам подошли офицеры, пригласили в машины - каждого в отдельную. Автомобиль с Кентом прибыл на Лубянку. Он было удивился, но вспомнил, как сам просил о немедленной встрече. Въехали во двор, вышли из машины, вошли в здание, подошли к двери, и... сердце Анатолия Марковича похолодело: к двери была прикручена табличка "Прием арестованных".

      Дальше - одиночная камера, допросы, обвинения в предательстве, шпионаже, очные ставки. Кент не мог понять, почему им занялись органы безопасности, а не родное ГРУ. Правда, Разведуправление представило на него блестящую характеристику. Но это не помогло. 18 января 1'47 года Особое совещание вынесло приговор: 20 лет заключения с отбыванием срока в исправительно- трудовом лагере. Но еще почти год он находился в тюрьме на Лубянке, пока не прозвучала команда: "Гуревич, на выход с вещами!" Небыстрая дорога, и - здравствуй, Воркута...

      Свадьба со второй попытки В лагере Анатолий Маркович не потерялся. Работал. И хорошо работал. Лагерное начальство переводило его из одного подразделения в другое. Правда, он не любит вспоминать лагерные годы. Поэтому сразу об амнистии. 5 октября 1'55 года после десяти лет и пяти месяцев пребывания в московских тюрьмах и воркутинском лагере Анатолий Гуревич собрал свои нехитрые пожитки и сел в поезд без зарешеченных окон.
 

      В поезде познакомился с Лидочкой Кругловой. Влюбился, что называется, с первого взгляда. В Ленинграде пригласил в кино, потом в театр. Стали встречаться, объяснились. Лидия Васильевна знала, что он отсидел десять лет, да еще по зловещей 58-й статье. Но это ее не остановило, они подали заявление в ЗАГС. Им надо было прийти на регистрацию 17 сентября 1'58 года. На этот же день назначили свадьбу, купили железнодорожные билеты в Сочи -там намеревались провести медовый месяц. Но 10 сентября Гуревича арестовали прямо на службе.

      Основание: указ об амнистии применили к нему ошибочно. Извольте, гражданин Гуревич, отсидеть положенное. Правда, срок изменили до 15 лет. Без суда отправили через "Кресты" в Мордовию.Он вернулся, освобожденный условно-досрочно, летом 1'60 года. Редкий случай в практике ГУЛАГа: лагерное начальство просило органы Ленинграда прописать Гуревича по прежнему адресу. И влюбленные опять отнесли заявление в ЗАГС. С тех пор прошло 47 лет. И только сравнительно недавно Лидия Васильевна узнала, что ее муж - военный разведчик.

      У Анатолия и Лидии детей не было. Но у Кента был сын Мишель. Был - так считал Гуревич, ибо в Германии получил известие, повергшее его в шок: Маргарет, а также ее сын от первого брака Рене и Мишель погибли во время бомбежки лагеря. Он наводил справки - бомбежка действительно была.

      И вот в конце ноября 1''0 года в квартире Гуревичей раздался междугородный звонок. Телефонистка сообщила:

      - Вас вызывает Мадрид. Незнакомый мужской голос попросил господина Гуревича. - Я вас слушаю. Мужчина в ответ закричал: - Папа, наконец-то я тебя нашел! Я твой сын Мишель! Старый разведчик на минуту опешил, потом попросил незнакомца позвонить через десять минут. А когда прозвучал повторный звонок, спросил:

      - Кто были ваши крестные? - Мадам Жиро и графиня Русполи, - последовал быстрый ответ. Сомнений не было - это Мишель! Анатолий Маркович опустился на пол. Ни в гестапо, ни на Лубянке он не падал в обморок, а тут потерял сознание. Через три месяца Мишель приехал в Ленинград, и ничего не надо было расспрашивать, все было ясно: отец и сын были похожи как две капли воды. Мишель рассказал, что Маргарет все время пыталась разыскать Анатолия Марковича, куда только не обращалась. Но она не знала настоящей фамилии Кента. Изредка получала холодно-вежливые ответы: "Извините, по этим данным разыскать не можем".

      В 1985 году Маргарет умерла, а Мишель продолжал поиски. Упорный, в отца. И разыскал-таки! Мишель с семьей - женой Каролиной, сыном Сашей, который невероятно гордится тем, что его дед был лейтенантом республиканской армии, ежегодно приезжает в Петербург. Анатолий Маркович и Лидия Васильевна побывали в Испании, где живет сейчас Мишель. Как-то им показали роскошный особняк с громадным садом и сказали: один из добрых друзей Мишеля пожелал подарить его вам. Супруги переглянулись, поблагодарили и отказались. А Анатолий Маркович шутливо проворчал:

      - Если бы это было по заданию, тогда да. 7 ноября Анатолию Марковичу Гуревичу исполнится '4 года. 7 ноября и день рождения Лидии Васильевны.

      Без вины виноватый В Центральном архиве Министерства госбезопасности СССР под грифом "Особый фонд" находилось "Дело на Треппера Леопольда Захаровича". Сверху другой рукой приписано - Гуревич А. М. Это был первый том, а всего их 11, и вело дело 3-е Главное управление контрразведки СМЕРШ.

      Появление на обложке одного уголовного дела двух имен, конечно, не случайно. Оба разведчика работали в одной резидентуре. И послевоенная их судьба, особенно в первые годы, похожа. Обоих судили, по сути, по одинаковому обвинению - в предательстве. Но было ли оно?

      На Западе вышли десятки книг, фильмы, телепередачи о "Красной капелле". Разведслужбы Англии, Франции проводили исследования об успехах этой советской разведсети и о причинах ее провала. И у нас вышли книги. Одни авторы обвиняют в предательстве Леопольда Треппера, другие виновником неудачи называют Анатолия Гуревича. Леопольд Треппер издал книгу воспоминаний "Большая игра".

      Вышла она в Москве в 1''0 году как перевод с французского. Приводится и обложка французского издания, увидевшего свет, как явствует из сноски, в 1975 году. Мемуаров Анатолия Марковича пока нет, но рукопись уже сдана в издательство.

      Треппер в "Большой игре" вспоминает, как на первом допросе между ним и руководителем зондеркоманды Гирингом произошел примечательный диалог:

      - Мы знаем, Москва считает, будто Кент на свободе, - отвечает Тиринг. - Кент перешел на вашу сторону? - Да. - Вы уверены? - Абсолютно, он зашифровывает все радиограммы, которые мы посылаем Центру. Вот, собственно, и все свидетельства предательства Гуревича. Доктор исторических наук, полковник запаса Сергей Полторак свою монографию "Разведчик Кент" снабдил почти сотней страниц документов. Они не оставляют камня на камне от обвинений Гуревича в предательстве. И вместе с тем показывают неблаговидную роль Треппера в этих обвинениях.

      22 июля 1''1 года заместитель Генерального прокурора СССР, главный военный прокурор генерал-лейтенант юстиции Александр Катусев утвердил "Заключение по уголовному делу Гуревича А. М." В нем сказано: привлечение Гуревича к уголовной ответственности и лишение его права на амнистию являются незаконными.

      И далее по пунктам доказывается несостоятельность обвинений против него. Обвинение Гуревича в том, что он на допросах в гестапо предал советских разведчиков, основано на предположительных, противоречивых показаниях Треппера.

      На допросе 27 мая 1946 года Треппер заявил, что "оговорил Гуревича". Другой разведчик, Шандор Радо, сетовал, что провал Кента больно ударил по его организации. Но из протоколов допроса Гуревича в гестапо летом 1943 года явствует, что он "точного адреса его (Радо) проживания не указал, шифры, которыми тот пользовался для связи с Москвой, не назвал... уклонялся давать по своей инициативе конкретные показания о деятельности советской резидентуры".

      Одно из главных обвинений, предъявленных Гуревичу, - его участие в радиоигре гестапо с ГРУ на стороне немцев. Генпрокуратура выявила, что после ареста Гуревич, несмотря на угрозу расстрела, долго не давал согласия немцам на участие в радиоигре с ГРУ. И только весной 1943 года дал согласие после того, как ему предъявили документы, свидетельствующие о проведении радиоигры с помощью Треппера и других арестованных разведчиков от его, Гуревича, имени. Ему была показана радиограмма ГРУ, в которой предлагалось использовать старый шифр. Значит, решил он, Центр знает о начавшейся радиоигре. В процессе ее Гуревич "неоднократно изменял стиль радиограмм, подготовленных немцами с его участием, зашифровывал их умышленно небрежно, однако в Центре, по всей видимости, не обратили на это внимание". Бывший начальник 4-го управления гестапо Панцигер, допрошенный в 1951 году в Москве, показал, что для немецкой стороны "от этой радиоигры существенных результатов получено не было".

      Пиджак без планок Почему же ГРУ так легко сдало своих лучших разведчиков? Почему даже в наше время Гуревич для ГРУ - "персона нон грата"? С ним никто из официальных сотрудников Разведуправления не общается, его не представляют к наградам, ему даже не выплатили причитающееся за службу в армии. Уже больше пятнадцати лет, как он реабилитирован. И все равно ГРУ "знать не знает" военного разведчика Гуревича А. М.

      Я нахожу только одно объяснение, если угодно - объяснение дилетанта, обывателя. Я предполагаю, что в ГРУ неприязненно относятся к Кенту потому, что... обиделись. Обиделись, что посмел вынести сор из избы, и куда - в СМЕРШ, в МГБ, то есть конкурентам!

      Вот совершенно секретное (ныне рассекреченное) письмо в Главное разведывательное управление генштаба Красной Армии товарищу Кузнецову (Федор Федотович Кузнецов возглавлял ГРУ с марта 1943 года по сентябрь 1947 года). Подписал письмо Виктор Абакумов (тогда, в октябре 1'45-го, начальник СМЕРШа, позже министр госбезопасности).

      - При этом направляю справку, - писал Абакумов, - о недочетах в подготовке, заброске и работе с агентурой за границей со стороны аппарата Главного разведывательного управления Красной Армии. Приложение - по тексту.

      Далее следует "Справка", тоже под грифом "Совершенно секретно", в которой сообщается об аресте германских шпионов Треппера, Гуревича, Радо и других.

      В процессе следствия над ними выявлены недочеты в деятельности аппарата ГРУ. Гуревич показал, что "был подготовлен наспех, а переброска его в Бельгию была организована непродуманно". Так, он должен был ехать в Бельгию через Турцию, но турки визу не дали. Тогда за несколько часов (!) до отъезда ГРУ изменило маршрут. И он должен был проехать через Финляндию, Швецию, Норвегию, Германию и Францию под видом... мексиканского художника. Об Уругвае, подданным которого Гуревич, согласно легенде, являлся, он знал только названия нескольких футбольных команд и двух улиц в столице. "Я даже не знал фамилии президента "моего государства", так как по этому вопросу в Главразведупре имелись противоречивые данные".

      Гуревич и Макаров (кличка Хемниц) должны были находиться в Бельгии с уругвайскими паспортами. Оба документа были выданы в уругвайском консульстве в Нью-Йорке, один - в 1934 году, другой - в 1936-м. Номера же их шли последовательно!

      К тому же ГРУ "продлило" оба паспорта. Сделано это было в Париже, что категорически запрещено бельгийскими властями.

      В "Справке" СМЕРШа указывается, что ГРУ направило за границу большей частью неисправные рации, а подготовка радистов была плохой. В Бельгии, например, такую подготовку проходили Кент и Хемниц. "На практике оказалось, - показал Треппер, - что ни тот, ни другой подготовки не имели... Все полученные приборы оказались в неисправном состоянии". У Гуревича ушло много времени и сил, чтобы уже на месте овладеть передатчиком.

      В конце 1941 года в Бельгию и Голландию выбросили парашютистов с рациями. Немцам удалось схватить разведчиков, но воспользоваться захваченными аппаратами они не смогли: рации были неисправны.

      Генерал-лейтенант Москаленко, подписавший "Справку", обращает внимание начальника ГРУ на грубые промахи в организации работы резидентур. С началом войны с Германией ГРУ дало указание: резидентуры во Франции, Бельгии, Голландии, Швейцарии и Германии связать между собой. "Это привело к тому, что провал группы Хемница в декабре 1941 году в Бельгии поставил под удар все остальные резидентуры".

      - Мне бросилось в глаза, - показал Гуревич, - что резидентура в Бельгии насчитывает большое количество людей, находящихся на твердой зарплате, не проводящих никакой разведывательной работы и знающих о существовании нашей организации... Провал 1941 года произошел из-за неправильной организации разведгруппы в Бельгии и Франции под единым руководством резидента Отто (псевдоним Треппера. - В. Ш.) с большим количеством агентов и отсутствия конспирации в работе. Уже упоминавшийся шеф зондеркоманды Хайнц Паннвиц показал: - Провал начался с ареста агента Аламо (еще один псевдоним Михаила Макарова. - В. Ш.). Аламо проживал в Брюсселе и вел легкомысленный образ жизни, чем дал повод политической полиции заподозрить его в спекуляции. При обыске у него был найден радиопередатчик. Он знал многих агентов резидентуры Отто.

      После ареста Аламо передал в руки гестапо советский шифр. В одной из радиограмм к Отто имелось указание из Москвы - приехать в Берлин и по указанному адресу связаться с советским разведчиком Шульце-Бойзеном. В результате этого берлинская резидентура советской разведки была ликвидирована.

      Прервем показания Паннвица, зафиксированные в "Справке" КГБ. Шеф зондеркоманды неправильно указал, что офицер германских ВВС Харро Шульце- Бойзен был советским разведчиком. Нет, он лишь руководил патриотической организацией и сотрудничал с нашими агентами. Москва - непростительная ошибка!

      - сообщила его адрес, надеясь на неуязвимость шифра. Финал известен: расстрел и обезглавливание патриотов. Вот почему погибла "Красная капелла".

      Треппер и Гуревич показали, что провалу советской агентуры в значительной степени способствовало грубое нарушение правил конспирации в шифровальной работе. Разведчики, по указанию ГРУ, обучали друг друга работе на своих шифрах.

      - Главразведуправление, - рассказывал на допросах в КГБ Гуревич, - дало мне указание выехать в Германию и обучить моему шифру радиста в Берлине.

      Я ответил Главразведупру, что считаю неправильным такое указание. Телеграммы, направляемые мной в Москву, в случае провала агента-радиста, могут быть немцами расшифрованы. Москва подтвердила указание... Я передал в Берлине Шульце один из ранее использованных мною шифров.

      Добавим, что радист Курт Шульце два года пользовался этим шифром для связи с Москвой. Гуревич и Треппер показали: в их шифре отсутствовали условные сигналы на случай работы по принуждению.

      И о других грубых промахах, на которые указывал Гуревич, говорилось в "Справке", направленной начальнику ГРУ Федору Кузнецову. Что тот должен был подумать?

      В "Заключении" Генпрокуратуры от 1''1 года черным по белому написано: "На допросах на него (Гуревича - В. Ш.) оказывалось давление, показания в протоколах записывались неполно". Анализ материалов дела, констатировала Генпрокуратура, показывает, что заявления Гуревича о давлении и фальсификации соответствуют действительности.

      У руководителей разведки, у аппарата ГРУ, у разведчиков и их информаторов колоссальные заслуги перед страной. В истории навсегда останется немало имен наших разведчиков. Об иных написаны романы и повести, сняты фильмы.

      Но - из песни слова не выбросишь - были и черные, горькие страницы. Были случаи, когда агентов облыжно обвиняли, судили неправедным судом, отправляли в лагеря. Приходило время - разбирались, реабилитировали. Приносили извинения, награждали орденами. Но годы, проведенные на зоне, увы, не вернешь. У кого-то до сих пор сердце саднит от несправедливости. Есть в семейном альбоме Гуревичей фотография, на которую мне больно смотреть. Групповой снимок тех, кто сражался некогда в Испании. У каждого - десятки боевых наград: за Испанию, Халхин-Гол, за Отечественную. И только у одного - девственно чистый пиджак. Этот один - Анатолий Гуревич.

Владимир ШЛЯХТЕРМАН СПЕЦИАЛЬНО для "СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО"  http://www.pressmon.com/cgi-bin/press_view.cgi?id=1721524

Судьба резидента

Знаменитый разведчик Анатолий Гуревич почти восемь лет провел в лагерях Воркуты

О «Красной капелле» написаны десятки книг, снято множество документальных и художественных фильмов, а уж количество газетных и журнальных публикаций вообще не поддается счету. «Красной капеллой» принято называть советскую разведывательную сеть в Западной Европе конца 30-х годов и военного времени. Хотя немецкие авторы, например, в основном применяют это название к антифашистским подпольным организациям в Германии, которые работали в том числе и на советскую разведку.

Анатолий Гуревич (оперативный псевдоним Кент) в истории «Красной капеллы» занимает одно из ведущих мест. Он прожил очень долгую и сложную жизнь и до своей смерти 2 января 2009 года оставался единственным свидетелем трагических событий, связанных с «Красной капеллой». Его биография, казалось бы, разобрана и западными, и российскими авторами досконально. Однако лагерная страница в этой биографии до недавнего времени оставалась закрытой.

Осенью этого года вдова разведчика Лидия Васильевна Круглова предоставила в распоряжение нашей редакции машинописный экземпляр главы воспоминаний Анатолия Гуревича, посвященной его пребыванию в Воркуте, а также его лагерные письма.Глава о Воркуте в несколько сокращенном виде вошла в книгу воспоминаний А.Гуревича «Разведка – это не игра» (Санкт-Петербург, 2007 г.). Лагерная же переписка А.Гуревича нигде не публиковалась, и оригиналы писем хранятся в его домашнем архиве. Эти материалы легли в основу второй части сегодняшней публикации.

Чтобы читатель имел представление о судьбе разведчика, мы публикуем с небольшими сокращениями и уточнениями очерк автора «Независимой газеты» Виктора Литовкина, который был знаком и не раз встречался с А.М.Гуревичем.

В Воркуту осужденный «за измену родине» Анатолий Гуревич прибыл с этапом из горьковской пересылки в конце января 1948 года. «Мы прибыли на конечную станцию, нас выгрузили из вагона, построили в небольшие группы и повели... По пути снега было еще больше, чем в Горьком, и сильнее чувствовался мороз. Холод ощущался тем более, что я, как и почти все, был легко одет. Признаюсь, находясь на работе за рубежом, я уже давно забыл, что такое холод, а здесь стоял сильный, очень сильный мороз» – так начинаются воспоминания А.М.Гуревича о Воркуте.

Помощь пахана

Группу вновь прибывших заключенных, в  которой был Анатолий Гуревич, доставили в лагерь ПГС – промышленного и гражданского строительства. Уголовники, роющиеся в вещах «новобранцев»; поношенные бушлаты, ушанки и валенки, выданные не по размеру; алюминиевые ложки и кружки; щи и каша, непонятно из чего сваренные, тесные ряды нар и вонь в бараке... Все это казалось Гуревичу продолжением кошмарного сна, в который превратилась его жизнь после возвращения на родину. Гуревича зачислили в одну из лагерных бригад. Поскольку никакой строительной специальностью он не владел, на стройке ему доверили тачку – возить шлак. Шлак засыпали между досок, набитых с двух сторон на стойки – получались стены. Бригада строила жилые дома – бараки.

К концу рабочего дня у Гуревича едва хватало сил, чтобы доплестись до бараков: «С каждым днем я все больше ослабевал, терял силы и худел... Я уже почти не мог выполнять даже те легкие работы, которые мне поручил любезный бригадир». Однажды во время построения на стройплощадке Гуревич потерял сознание. Товарищи донесли его до лагеря на руках, доставили в санчасть. У Гуревича установили дистрофию, резкое понижение давления крови, значительные перебои пульса. Обострилась паховая грыжа, которую он заработал еще в Германии, вытаскивая вместе с гестаповцами из зондеркоманды «Красная капелла» машину, угодившую в кювет...

В санитарном бараке воркутинского лагеря ПГС доходяге Гуревичу несказанно повезло. Там он встретил своего попутчика по этапу из Москвы в Горький. Тогда, в арестантском вагоне, Гуревич помог этому молодому парню, и в санчасти «попутчик» отплатил ему тем же. Случайный знакомый свел Гуревича с человеком по фамилии Абдыш. Этот Абдыш оказался паханом всех уголовников лагеря. В санитарном бараке он «отдыхал», проще говоря – отлынивал от работы. Там Абдыш находился, как и полагалось пахану, на особом положении – не работал, получал сколько хотел продуктов из посылок, «реквизируемых» уголовниками в лагере. Абдыш был в авторитете и у лагерного начальства. Пахан проникся симпатией к Гуревичу, стал его подкармливать и, когда тот окреп, устроил санитаром.

Санитар – тоже работенка не ахти, но все же лучше, чем тягать на морозе тачки. Но пришло время выписки, и Гуревича вернули в строительную бригаду. И вновь помог Абдыш – выхлопотал Гуревичу новое обмундирование со склада, а затем и непыльную работу – в планово-производственной части лагеря. Там Гуревича определили в помощники экономиста лагеря. Его перевели в другой барак, где «было меньше народа, более чисто и тихо». Вскоре лагерная «карьера» пошла в гору. Гуревича привлекли к бухгалтерской, планово-экономической работе, а затем назначили старшим экономистом. Пригодились навыки, которые он получил еще в Ленинграде, когда в молодости руководил оргработой на строительстве объектов ПВО. Пригодилось и знание «экономики капитализма» – как-никак еще недавно он был президентом торговой фирмы в Бельгии.

Товарищи по несчастью

Постепенно Анатолий Гуревич стал привыкать к монотонной лагерной жизни, к барачному быту, пригляделся к товарищам по несчастью, с некоторыми крепко подружился. Среди солагерников Гуревича были и люди, которые постоянным читателям нашей газеты должны быть известны. Например, Сергей Щиров – Герой Советского Союза, бесстрашный летчик, угодивший в лагерь из-за Лаврентия Берии. В 1998 году в «Дыме Отечества» уже рассказывалось о его трагической судьбе. После войны Сергей Щиров жил с молодой женой в Москве. Однажды ее приметил сам Берия, которому она не решилась отказать, и жизнь молодоженов превратилась в кошмар. По приказу Берии Сергея Щирова арестовали, осудили и отправили в лагерь. Впоследствии он умер в психиатрической больнице.

Так совпало, что личность Берии стала роковой и для «первого истинного лагерного друга» Гуревича – Левана Готуа, в свое время известного грузинского писателя и драматурга. Готуа не привлекали к тяжелым работам, еще в юности он, большой любитель горных лыж, отморозил ступни и лишился пальцев на ногах. Выглядел он гораздо старше своих 43-х лет. В годы войны в грузинских театрах с успехом шли его исторические драмы «Царь Ираклий», «Давид Строитель» и пьеса о подвигах советских моряков «Непобедимые». Есть свидетельства, что эту пьесу оценил сам И.Сталин. Сведений о послелагерной судьбе Левана Партеновича Готуа мы не нашли. В одном из источников, правда, председатель грузинского общества «Мемориали» Гурам Соселия упоминает, что в лагере Готуа написал исторический роман. Рукопись он прятал в штольне, где ее съели крысы. Роман пришлось восстанавливать по памяти после освобождения из лагеря. Видимо, речь идет о романе «Удел героев», изданном в конце 50-х годов. Умер Л.Готуа в 1973 году.

Леван Готуа рассказал Гуревичу, почему оказался в лагере. Этот рассказ Анатолий Маркович приводит в своих воспоминаниях.

«Оказывается, известного грузинского писателя и всех его родственников арестовал Лаврентий Павлович Берия... Готуа сообщил, что Берии очень понравилась его, Готуа, сестра. Она была молода и очень красива. Попытки Берии «приручить» сестру Готуа оказались бесполезными, и вот тогда он арестовал свою «любимицу», а так как ее в отказе стать любовницей Лаврентия Павловича поддерживали члены семьи, то и они были арестованы. Так Готуа оказался в Воркуте, а его обращения в различные инстанции и в первую очередь лично к И.В.Сталину не возымели ожидаемого положительного результата».

Не возымели ожидаемого результата и обращения самого Гуревича к Сталину. Писать заявления и жалобы, просьбы о пересмотре дела на имя вождя, а также «Берии, Абакумову и другим» Гуревич начал еще в первый лагерный год. Этих писем в Москву за весь воркутинский срок он отправит не один десяток. Ответа, разумеется, не получит. Успехи в работе старшего экономиста Гуревича, очевидно, не остались без внимания лагерного начальства. «Прошло некоторое время, и совершенно неожиданно в нашем лагерном подразделении была сформирована группа заключенных, подлежащих переводу в другой лагерь. В эту группу был включен и я, – пишет в своих воспоминаниях А.Гуревич. – Нас доставили довольно далеко, на строящуюся угольную шахту №18. Рядом постепенно разрастался и лагерь для заключенных – строителей шахты. Территория лагеря и примыкающая к нему стройплощадка были больших размеров и огорожены колючей проволокой». Скорее всего, перевод на шахту №18 относится к осени 1948 года.

В бараке нового лагеря Гуревич провел только одну ночь – наутро его вызвал начальник лагеря, сообщил о назначении диспетчером строительства шахты. Начальник провел заключенного Гуревича к небольшому домику за железнодорожной линией, где размещалась диспетчерская служба.

«В домике нас встретил дневальный, молодой, аккуратно одетый заключенный. Смеясь, полковник (начальник лагеря), представляя мне дневального, сказал, что он будет моим «ординарцем». Помимо дневального в домике был еще один заключенный, которого мне представили как моего помощника, тоже диспетчера. Я должен был проживать вместе с дневальным в этом домике и отсюда выполнять порученную мне работу. Большую часть суток я должен был внимательно следить за расстановкой на всех участках стройки работающих заключенных, посещать все строительные участки будущей шахты».

Письма издалека

Теперь, живя не в общем бараке, а в отдельной комнате диспетчерской службы, Гуревич мог выкроить ночное время для чтения и переписки с родными, которых не видел уже десять лет. Многие их этих писем сохранились. В основном они адресованы матери Юлии Львовне и отцу Марку Осиповичу, есть письма сестре Вере. Понятно, что в условиях лагерной цензуры всего не напишешь, но некоторые детали лагерного быта, настроения, мироощущения заключенного Гуревича добавляются.

Вот, например, письмо от 17 декабря 1948 года:

«Живу я сейчас на шахте в специально отведенной, теплой и светлой комнате. Хорошая кровать, чисто и сравнительно уютно. Работаю тоже в хорошем кабинете. Приходится бродить по отдельным объектам строительства, но, несмотря на морозы минус -38, -40, шуба не дает мне мерзнуть. Я даже не надеваю жилета. Валенки, брюки и шапка, которую я все же достал, дополняют мой рабочий костюм. Руки тоже не мерзнут, ибо я достал хорошие рукавицы. Как видите, экипировался я как следует».

7 января 1949 года Гуревич пишет матери: «Опишу средний рацион моего питания: утром в 6 часов хлеб, горячее мясное или рыбное с картошкой, пирожок или пончик; в 16 часов суп, довольно жирный, мясная котлета или рыба с гарниром, пирожок с мясом, капустой или картошкой; в 19-20 часов чай, вернее кипяток, масло и жир, которые я получил возможность себе покупать. Как видите, это время я питаюсь неплохо. Следует, однако, учесть климатические условия, работу 18-20 часов в сутки и некоторую необходимость компенсировать незначительную скудность питания в прошлом».

По этим письмам можно подумать, что Гуревич работал не в лагере, а в каком-то вахтовом поселке. Тут надо иметь в виду, что он, будучи заключенным, все же относился к категории ИТР. К тому же наверняка чуть приукрашивал свое житье, чтобы успокоить мать. Например, о своих лагерных болезнях он не упоминает в письмах вовсе.

Надо сказать, до получения первого письма из лагеря родные Гуревича ничего не знали о его судьбе. На их запрос в наркомат обороны в октябре 1945 года пришел  ответ, что «лейтенант Гуревич Анатолий Маркович пропал без вести». Хотя в это время он находился во внутренней тюрьме НКВД на Лубянке.

В письмах из лагеря свое долгое отсутствие Гуревич объясняет туманно, намеками. Пишет, что якобы был в длительной командировке за границей, на дипломатической работе. Сегодня эти письма производят странное впечатление. С одной стороны – нескрываемая тоска по дому и свободе, что понятно для заключенного. С другой – многократные заявления преданности «нашей партии и ее руководителю», целые абзацы в стиле советского агитпропа: «Оперативные сводки с фронтов гигантских строек, строек коммунизма, пробуждают меня...» Но для того времени это было вполне естественно.

Видимо, на просьбы о посылках родные откликались часто, и Гуревич даже настаивает, чтобы мать и отец, и без того стесненные в средствах, не тратились на него. В основном он просит присылать побольше табаку – махорки и самосада, которые он раскуривает в неизменной трубке. Однажды сестра прислала ему настоящие сигары, и Гуревич был на верху блаженства. Вспоминая о своей заграничной «командировке», в письме от 2-3 октября 1948 года он пишет:  «Должен признаться, что в той обстановке, в которой я жил, у меня появились некоторые наклонности, которые я должен отнести к разряду далеко не положительных и от которых я стараюсь отвыкнуть.
К этим наклонностям относятся любовь к красивому и к комфорту, слишком развитый гурманизм, любовь к хорошему вину и главным образом к табаку, любовь к театру, к хорошеньким женщинам. В последнем все же я был весь prudent (осмотрительный, благоразумный – фр.) и сдержан, в то время как всем другим сильно злоупотреблял».

Еще в том же письме он в очередной раз вспоминает Клэр, свою заграничную любовь: «О ней я мог бы писать тысячи страниц. Ах, если бы вы ее знали или могли когда-либо с ней познакомиться. Увы, этого не было и никогда не будет». Загадочная Клэр постоянно появляется в письмах Гуревича, иногда он упоминает об их детях, оставшихся где-то в той, заграничной жизни. Тоска по этой женщине не покидала Гуревича все лагерные годы.

Под придуманным для лагерной переписки именем Клэр он «зашифровал» Маргарет Барчу.

Маленькие радости и большое горе

Лето 1949 года вновь принесло перемены. Гуревича перевели в другой лагерь – при шахте номер 40. Должность дали уже привычную – старший экономист планово-производственной части. Лагерь был еще больше, чем прежний – несколько тысяч человек.
У заключенного Гуревича появился даже отдельный кабинет и личный дневальный.

«В качестве дневального я подобрал себе испанца по фамилии Умбьерто. Мальчиком он был эвакуирован в Советский Союз из Испании и помещен в интернат. Совсем молодым он пошел защищать свою вторую родину и попал в фашистский плен. По окончании войны он был освобожден нашими войсками и... попал в исправительно-трудовой лагерь на Воркуту. Мы с ним много говорили на испанском языке. ...Часто вечерами мы говорили с ним, и, предупредив его о том, что услышанное от меня он должен держать в секрете, я признался ему, что в 1937-1938 гг. воевал на стороне Испанской Республики против фашизма, против Франко и итало-немецких интервентов. Умбьерто был моим дневальным около двух лет».

Вместе с другом – поволжским немцем Робертом Шютцем и еще одним заключенным – пожилым французом по фамилии Мулен Гуревич придумал обустроить в лагере теплицы. Теплицы действительно обустроили, в них выращивали овощи и даже цветы.

В его письмах этой поры появляется больше оптимизма: «Видел на днях еще раз кинокартину «Сердца четырех» и почувствовал, что я еще молод. Может быть, это хорошее предзнаменование. «Любви все возрасты покорны...» – писал А.С.Пушкин. Может быть, и я, старый воин, познаю ее еще раз. Любить я уже любил, и такая любовь не повторяется, но может случиться, что что-либо ее заменит». В одном из писем, 14 ноября 1949 года, Гуревич сообщает, что пишет книгу: «Пять глав – 201 страницу я сдал для направления в Москву, в МВС СССР. Остается еще шесть глав, примерно 250 страниц. План этих шести глав я направил также». Из письма не ясно, что это за книга, о чем она, и ответа на этот вопрос мне не нашли. Больше об этой работе Гуревич не упоминает, но можно понять, что связана начатая книга с каким-то его профессиональным опытом: «Она дает мне возможность принести еще некоторую пользу общему делу – укреплению обороноспособности нашей Родины».

В начале 1953 года Гуревича вызвал к себе лагерный цензор, ведавший проверкой переписки заключенных. «Я был удивлен, что он предложил мне выпить водки, дав закусить бутербродами. Заметив, что я был не только удивлен случившимся, но уже успел и охмелеть, после непродолжительной беседы на отвлеченные темы мой собеседник вынул из письменного стола конверт и, вручая мне, сказал: «Это письмо вашей матери, прочтите его спокойно и не переживайте». Я с некоторой тревогой взял письмо и прочел о том, что моя мама сочла необходимым сообщить мне, что умер отец. Это был для меня поистине тяжелый удар».

Перед освобождением

На некоторое время из лагеря при шахте № 40 А.Гуревича переводили в другие подразделения Воркутлага. В том числе и в штрафной лагерь, куда его на три месяца «бросили на подкрепление» – организовывать работу заключенных.

Гуревич вспоминает, что в последние годы заключения стал пользоваться пропуском на выход из зоны в любое время, а за свою работу стал получать зарплату. «Зная, что мать, пенсионерка, живет одна, я переводил ей основную часть моего заработка. Иногда переводы составляли от 300 до 1000 рублей», – вспоминает А.Гуревич.

Последние перед освобождением годы Гуревич работал на Воркутинской научно-исследовательской мерзлотной станции (ВНИМС) Института мерзлотоведения Академии наук СССР, которая была расположена на территории шахты № 40.

«На этой станции я проработал с ноября 1953 г. Вначале был оформлен рабочим, а затем старшим лаборантом экспедиции». По всей вероятности, и здесь А.Гуревич работал достойно. В октябре 1955 года ему выдали такую характеристику: «Термометрические наблюдения, проводимые т.Гуревичем, отличаются точностью и объективностью показания, журналы наблюдений ведутся с большой тщательностью. Все необходимые для работы приборы и инструменты т.Гуревич содержит в образцовом порядке, проводя им своевременно профилактический ремонт...

За время пребывания на работе во ВНИМС т.Гуревич проявил себя как исключительно добросовестный и исполнительный работник».

Характеристику подписали и.о. начальника ВНИМС Ф.Я.Новиков и мл. научный сотрудник А.В.Надеждин. Они же уговаривали Гуревича, когда пришло известие о его освобождении по амнистии, остаться работать в Воркуте уже вольнонаемным. Но Гуревич от такого предложения отказался.

5 октября 1955 года А.Гуревичу выдали справку об освобождении, билет на поезд «Воркута – Москва» и деньги на питание в пути – 15 рублей 15 копеек. «Я на свободе, скоро увижу мою мать!» – так заканчиваются его воспоминания о Воркуте.

На свободе ему было суждено пробыть меньше трех лет.

Вместо послесловия. Звонок из Мадрида

После освобождения из мордовских лагерей в 1960 году Анатолий Гуревич женился на Лидии Кругловой, которая была намного его младше. Лидия Васильевна стала настоящим «ангелом-хранителем» для Анатолия Марковича, поддерживая его во всех жизненных невзгодах, в борьбе за полную реабилитацию. До 1978 года А.М.Гуревич работал инженером  на комбинате «Росторгмонтаж», был награжден медалью «За доблестный труд».

До глубокой старости Анатолий Маркович был уверен в том, что Маргарет Барча и его сын Мишель погибли в лагере после войны. На самом деле они остались живы. И, в свою очередь, думали, что Винсенте Сьерра нет на этом свете. Но в 1965 году французский писатель Жиль Перро, автор знаменитой книги «Красная капелла», нашел Маргарет и Мишель, которые жили в Брюсселе, и сообщил им, что Винсенте Сьерра, он же Анатолий Гуревич, живет в Ленинграде. Все попытки Маргарет найти своего возлюбленного закончились ничем – в советских дипучреждениях ей не дали ни адреса, ни телефона Гуревича.

Маргарет Барча умерла от рака в 1985 году. А через пять лет, 29 ноября 1990 года, в квартире А.М.Гуревича раздался телефонный звонок. Вот как вспоминает об этом в своей книге сам Гуревич: «Мне и Лидии Васильевне сразу показалось, что звонит кто-то из-за границы. Сняв трубку, я услышал женский голос, предупредивший, что со мной будет говорить Мадрид... Я стал ждать соединения и вдруг услышал незнакомый голос и ошеломившие меня слова: «Папа, я Мишель!» Усомнившись, правда, не является ли это провокацией, я сразу же задал на том же французском языке вопрос: «Мишель, скажи мне, кто были твои крестные родители и где тебя крестили?» Ответ последовал немедленно: «Меня крестили в католической церкви во Фридрихроде...»

Услышав это, я, сидя на стуле у телефона, опустил трубку и больше не мог разговаривать».

Вскоре, в феврале 1991 года, Мишель приехал в Ленинград, затем стал приезжать каждый год – один или с женой Каролиной и сыном Сашей. Даже по фотографиям видно, насколько сын и внук похожи на Анатолия Марковича...

В свою очередь Гуревич с женой смогли побывать и в Испании, и во Франции, и в Бельгии – в тех местах, где когда-то происходили события, связанные с «Красной капеллой».

Анатолий Маркович Гуревич скончался на 96-м году жизни в ночь на 2 января 2009 года. Он похоронен на Богословском кладбище в Санкт-Петербурге.

Публикацию подготовил Евгений Хлыбов.  http://www.gazeta-respublika.ru/article.php/24125

Судьба Разведчика. "Красная Капелла"