"Едва Абеля обменяли на Пауэрса, мы выскочили с пистолетами..."

Ветеран разведки Павел Спирин рассказал "Сегодня" о подробностях знаменитого обмена, о предателях в среде нелегалов и о том, почему Клаузен не хотел ехать радистом к Зорге
Завтра первая годовщина Службы внешней разведки Украины. Конечно, разведка существовала и раньше, но в октябре 2004 была выделена из состава СБУ в самостоятельное ведомство. Интерес к разведчикам всегда огромный, но они свято хранят свои тайны, и если раскрывают их, то только по прошествию многих лет. Ветеран украинской разведки Павел Спирин, длительное время занимавшийся подготовкой коллег-нелегалов и их выводом в другие страны, тоже крайне немногословный человек. Но для "Сегодня" он, до недавнего времени активно занимавшийся созданием музея внешней разведки Украины, согласился рассказать ранее неизвестные факты и подробности.

"О нелегалах становится известно в двух случаях"

— Подготовка, вывод за границу и работа разведчиков-нелегалов являются своеобразным высшим пилотажем, — говорит Павел Александрович. — Необходимо много времени и средств, чтобы отработать "легенду", подготовить человека, а чаще — супружескую пару для работы, внедрить людей в страну. При этом ни у кого не должно было возникать вопросов ни к их документам, ни к произношению, а уж все биографические нюансы лиц, под видом которых забрасывались разведчики, необходимо было знать назубок. Иногда путь к месту назначения лежал через две-три страны, где нужно было определенное время жить и работать. И лишь окончательно убедившись, что все прошло благополучно, приступать к выполнению заданий центра. В управлении разведки КГБ УССР этими вопросами занимался специальный отдел, который мне одно время пришлось возглавлять. Без лишнего бахвальства скажу, что разведчики-нелегалы, подготовленные в Украине, были очень сильными. И вообще, сегодня мы можем говорить, что школа украинской разведки имеет хорошие традиции и всегда была на высоте. Не случайно многих кадровых сотрудников забирали из Киева в Москву и наиболее ценных наших закордонных источников замыкало на себя Первое главное управление КГБ СССР.

— С тех пор прошло немало времени. Можно ли назвать конкретных людей?

— О разведчиках-нелегалах становится известно в двух случаях: либо после громкого разоблачения, либо после смерти. Так было с Зорге, Абелем, Молодым и другими. Непосредственно мне приходилось контактировать с двумя парами раскрытых нелегалов, ранее подготовленных в Украине. Первая — супруги М. с двумя детьми, арестованные в Аргентине. Их предал Олег Гордиевский, работавший тогда в советской резидентуре в Дании.

Позже их передали американским спецслужбам. В советской прессе после раскрытия предательства Гордиевского сообщались подробности ареста М. и возвращения их на Родину. Второй случай произошел в начале 70-х годов в Англии. Тогда наши украинские разведчики были на волосок от провала. Их также предал Гордиевский. Наш разведчик вовремя заметил слежку.

Высокое нервное напряжение, боязнь за судьбу ребенка и жены, находившейся на последнем месяце беременности, стали причиной психического расстройства. Однако женщина, поняв все происходящее, не растерялась, прекратила оперативную работу мужа и свою, уничтожила все улики, прервала связь с центром и сумела вывезти семью из страны. Затем она поместила мужа в больницу, родила ребенка, еще раз сменила место проживания.

В конечном итоге все окончилось благополучно — им удалось вернуться в Советский Союз. Позже эта мужественная женщина помогала нам осуществлять языковую подготовку будущих нелегалов. Что же касается фамилий, то называть их не имеет смысла, они никому ничего не скажут. Знаете, ведь профессия разведчика-нелегала таит в себе еще одну парадоксальную особенность: что бы ты героическое ни совершил и сколько бы времени ни прошло, ты не имеешь права говорить, кто есть на самом деле. И награды твои будут храниться в сейфе в центре. Об этом знает каждый разведчик, и он не ищет почестей и славы.

— А Вы со своими подопечными встречались после их возвращения на родину? Поддерживали связь?

— С некоторыми из тех, кто возвращался в Киев, конечно, поддерживал. Хотя нужно иметь в виду, что иногда проходит десять или двадцать лет, прежде чем наступает такой момент. Или не наступает вообще. Кстати, бывают и занятные истории. Когда я находился в длительной загранкомандировке в Берлине, работая в аппарате Уполномоченного КГБ СССР при Министерстве госбезопасности ГДР, через меня осуществлялась связь с украинским разведчиком, работающем на нелегальном положении в одной из стран. Настоящей его фамилии я не знал, хотя мы с ним и встречались. Через много лет, когда я в Киеве работал начотдела, из Москвы пришел документ о необходимости вручить награду такому-то, находящемуся на пенсии. Фамилия для меня была неизвестной. Но когда я приехал к нему домой, то был приятно удивлен, увидев старого знакомого.

— А непосредственно с предательством приходилось сталкиваться?

— К сожалению, да. Несколько раз мне поручалось тайно организовывать поездки из Западного Берлина в маленький городок ГДР одного крупного советского разведчика-нелегала, работавшего в США. В Германии у него жила теща, и он иногда выкраивал время, чтобы ее проведать. Я лично возил его на машине. А через несколько лет стало известно о том, что он перешел к американцам.

"Абелю понравилась "Українська з перцем"

— Находясь в ГДР, Вы принимали участие в операции по обмену советского разведчика Абеля на американского летчика Пауэрса, сбитого над СССР и обвиненного в шпионаже. Расскажите, как это происходило.
— Обмен было решено проводить 10 февраля 1962 года на мосту Глиникер-брюкке, соединяющий Западный Берлин и Потсдам. Этот стальной темно-зеленый мост имел длину около ста метров, хорошо просматривались подходы к нему, что позволяло предусмотреть все меры предосторожности. Меня включили в группу прикрытия, которая состояла из девяти человек. К месту мы приехали заранее. Рядом с мостом во дворах домов уже скрытно размещались несколько машин с нашими солдатами.

Нас определили в будку, предназначенную для сотрудников таможенной службы, откуда мы все наблюдали. За полчаса до начала на той стороне показалось шесть американских бронетранспортеров с солдатами, что всех очень насторожило. Но вскоре они удалились. Ровно в 9.00 со стороны Западного Берлина подъехали две машины, из которых вышли сотрудники ФБР, Абель и его адвокат Донован. Сначала по мосту три наших сотрудника пронесли шесть громадных чемоданов, поставили их на середине возле шлагбаума и вернулись назад. В них находились подарки родственникам и сувениры, которые Пауэрс лично накупил в московском ГУМе. Потом я увидел самого Пауэрса. Он был одет в наше зимнее пальто, шапку, ботинки...

Когда его 1 мая 1960 года сбили под Свердловском, он был в летном обмундировании, поэтому пришлось его приодеть. Пауэрс выглядел маленьким, холеным, розовощеким и смешным в нашей одежде. Его под руки взяли два полковника — Корзников и Шишкин, и повели по мосту. Навстречу вели Абеля в каком-то старом, грязном, потертом летнем пальто, широченных брюках и маленькой кепке. В руках он нес крошечный чемоданчик с бритвенными, туалетными принадлежностями и акварелями. Как только стороны сравнялись, Корзников, готовивший Абеля к нелегальной работе, крепко обнял его, и они все вместе быстрым шагом направились назад. Сразу же в этот момент мы с пистолетами в руках выскочили из укрытия навстречу к ним, плотно обступили сзади, закрыв собой, и так сопровождали до машины.

— Не излишними ли были такие меры предосторожности?

— Нужно иметь ввиду, что это был пик "холодной войны", к тому же подобный обмен разведчиками происходил впервые, поэтому мы готовились к любым провокациям. Более того, у каждого патрон находился в патроннике, а палец — на спусковом крючке. А во время инструктажа вообще отрабатывался вариант, что в случае непредвиденной ситуации по условному сигналу Корзникова мы должны будем открывать огонь издали и на ходу.

Он только просил стрелять понизу, чтобы в случае попадания ранения не были смертельными.

— А какое первое впечатление произвел на вас легендарный разведчик?

— Он был худющим, уставшим, с бледным лицом. Перед этим ведь провел в тюрьме 5 лет из тех 30, к которым приговорил суд за сбор военной информации и сведений по атомному оружию. А вообще, внешне ничем особо не отличался от обычных граждан и уж тем более не походил на киношных "Джеймсов Бондов". Это позже о нем стали публично говорить как о выдающемся разведчике-нелегале современности. Тогда же и мы мало что знали об этом человеке. На самом деле, полковник Рудольф Иванович Абель был выдающейся личностью. Он свободно говорил по-английски, знал еще пять языков, имел специальность инженера-электронщика, неплохо разбирался в химии и ядерной физике, был математиком и криптографом, музыкантом и художником. Он работал в США под тремя именами и в течение девяти лет руководил советской разведывательной сетью в Северной Америке, добывая ценнейшую информацию.

Это был очень общительный и обаятельный человек, в чем я лично убедился во время встречи с ним в Киеве, куда Абеля пригласило руководство КГБ УССР для выступления перед личным составом. Мне и моему тогдашнему начальнику полковнику Демьяненко поручили сопровождать гостя по Киеву. Рудольф Иванович меня не узнал, ведь тогда в Берлине все так быстро произошло. Но события с обменом на мосту помнил хорошо. За чаркой «украинской с перцем» в гостинице «Украина», где мы его поселили, он много рассказывал о работе за границей, о пребывании в тюрьме, в частности о том, как он учил французскому языку своего соседа по камере – полуграмотного мафиози, главаря рэкетиров. На память подарил нам свои акварели, которые сейчас находятся в музее Службы внешней разведки Украины. А с собой в Москву повез бутылку нашей горилки и балык «Дарницкий», которые ему очень понравились, хотя он практически и не пил.

"После письма Ворошилова Клаузен согласился ехать радистом к Зорге"

— Павел Александрович, судя по периоду Вашего пребывания в Германии, в это время там происходил и обмен другого нашего разведчика, известного по фильму "Мертвый сезон", — Конона Молодого на Винна.

— Да, это было через пару лет после обмена Абеля, но без моего участия. Зато мне посчастливилось общаться еще с одним нашим известным нелегалом — Максом Клаузеном, бывшим радистом Рихарда Зорге. После освобождения из японской тюрьмы он в Москве отчитался о проделанной работе и вместе с женой поехал на лечение в Сочи.

Вернувшись, супруги попросились в Германию (там Макс жил до 1928 года, а затем приехал в Советский Союз, где был привлечен к разведывательной работе в качестве радиста сначала в Китае, а потом в Японии).

В Германии ему помогли устроиться комендантом наших посольских домов в Берлине. Жили они тихо и спокойно, и до 1965 года мало кто знал об их деятельности в группе Зорге. Лишь после выхода в Европе фильма "Кто вы, доктор Зорге?" к деятельности разведгруппы было привлечено большое внимание. Зорге посмертно присвоили звание Героя Советского Союза, а Клаузена с женой наградили орденами Красного Знамени. В то время я с ними официально поддерживал отношения, как с нашими бывшими разведчиками. Как-то Макс разоткровенничался и признался, что вначале он не хотел ехать в Японию, но Зорге настаивал — он высоко ценил Клаузена как профессионала еще по совместной работе в Китае.

Однако Макс женился и решил посвятить себя мирной жизни. Но не тут-то было. Сначала, по его словам, он наотрез отказывался ехать в Японию, но после получения письма, написанного лично ему Ворошиловым, все же сдался. Мне тоже удалось прочитать это письмо. Оно написано в духе старых революционных пафосных традиций. Главные аргументы звучали так: это нужно сделать во имя торжества коммунистических идеалов.

...Общаясь с Павлом Александровичем Спириным, автор невольно ловил себя на мысли, что он мало рассказывает о себе, а все больше о других. С блеском в глазах он говорил об одном из первых выдающихся украинских разведчиков 20—30-х годов Карине-Даниленко, искусно внедрившемся за границей в окружение генерал-хорунжего Юрка Тютюника и организовавшего операцию по его выводу на советскую территорию, о работе в Берлине и Париже известного украинского художника и разведчика Николая Глущенко... Найти объяснение этому было несложно.

До недавнего времени Павел Александрович активно занимался созданием и работой музея внешней разведки Украины, или, как он официально называется, Центра профессионального, патриотического и культурного воспитания. А, во-вторых, он держался традиционно, как и многие настоящие разведчики, неохотно рассказывающие о себе и своей работе. Они предпочитают оставаться в тени, жить незаметно. Профессия накладывает свой отпечаток на всю жизнь. По-видимому, имеет под собой основание утверждение о том, что разведчик бывшим не бывает.

 

(«Сегодня», 13.10.2005) Александр Скрипник,пресс-служба Службы внешней разведки Украины  

источник-http://vintages.nnm.ru/edva_abelya_obmenyali_na_pauersa