---

 

Ошибка «Короля шпионов»

В 1900 году Сидней Рейли оказался в России в качестве английского предпринимателя

 

Не там, где летит эскадрон,
Не там, где ряды штыков,
Не там, где снарядов стон
Пролетает над цепью стрелков,
Не там, где раны страшны,
Где нации смерти ждут,
В честной игре войны, -
Место шпиона не тут.

 

(Редьярд Киплинг. Марш шпионов Перевод Ады Оношкович-Яцыны )

 

В летопись подвигов чекистов первого призыва операция «Трест» вписана золотыми буквами как несомненный и сокрушительный успех советской контрразведки. Однако неясного в этой, казалось бы, много раз рассказанной истории по-прежнему хватает. Ведь Дзержинский и его коллеги имели дело не с дилетантами – как же им удавалось годами морочить голову осторожному и изощренному противнику, выдавая «легендированный» «Трест» за реальное антибольшевистское подполье? Да и в чем успех, спросим мы: в том, что «заманили» в ловушку сначала Бориса Савинкова, а потом Сиднея Рейли только затем, чтобы убить (первый, по официальной лубянской версии, покончил самоубийством, но и эта версия не спорит с тем, что причиной рокового прыжка в окно стало вынужденное «раскаяние»)? Но ведь убить их можно было и за границей. Какой прок извлекли драматурги и режиссеры этого спектакля из казни Рейли, который, останься он в живых, мог способствовать выходу Советской России из международной изоляции?

 

Большая игра

 

Специалист по истории русской революции профессор университета штата Айдахо Ричард Спенс, автор биографии Бориса Савинкова, только что опубликовал новую биографию Сиднея Рейли, описав жизнь «аса шпионажа» едва ли не по часам. Книга называется Trust No One – «Не верь никому». Так доктор Спенс перевел латинский девиз, который Рейли поместил на своей именной почтовой бумаге: Mundo nulla fides.

К концу Первой мировой войны Сидней Рейли был преуспевающим бизнесменом. Ему удалось удачно конвертировать свой главный капитал – деловые связи в Европе и Америке. Он был вхож в кабинеты министров и глав правительств; еще с довоенных времен сохранил прекрасные отношения с русским бизнесом, к тому же бегло говорил на нескольких языках. Все это делало его незаменимым посредником при заключении многосторонних международных сделок. Он занимался пароходным фрахтом и фармацевтикой, нефтедобычей и табаком; значатся в его послужном списке и оружейные контракты.

 

---

 

Сидней Рейли: ЧЕЛОВЕК-МИФ

 

В качестве места своего рождения Сидней Рейли указывал либо ирландский Клонмел, что на острове Эмеральд, либо Одессу, но ни то ни другое не находит подтверждения в документах. Согласно новейшим изысканиям Ричарда Спенса, будущий ас шпионажа родился в 1874 году на юго-западе Царства Польского, в городе Бендзин. Он был третьим ребенком в семье вполне успешного предпринимателя Герша Розенблюма. Мальчика нарекли Соломоном, а в обиходе называли Зигмундом.

Сидней Рейли в 1887 и 1918 году

Есть некоторые основания считать, что Соломон был плодом внебрачной связи своей матери. Сам Рейли впоследствии утверждал, что он сын графа Валевского и, таким образом, потомок своего кумира Наполеона. Но, всего вероятнее, мать Соломона изменила мужу с его братом. Будучи 16 лет от роду, Соломон объявил родителям, что влюблен в кузину и намерен жениться на ней. Мать и дядя были вынуждены рассказать жениху и невесте, что на самом деле они родные брат и сестра.

Признание имело следствием распад семьи; мать с незаконнорожденными сыном и дочерью переехала к своим родителям в Одессу. Здесь Соломон закончил гимназию и, по его словам, проучился два семестра на физико-математическом факультете Новороссийского университета. В начале 1893 года Соломон Розенблюм стал членом подпольного марксистского кружка. Есть версия, что он был исключен из университета за участие в подрывной организации, а возможно, вовремя скрылся за границу, дабы избежать более серьезных последствий. Не лишена оснований и другая гипотеза - о том, что Соломон, оказавшись в руках полиции, обратился в тайного осведомителя охранки.

На Британских островах Соломон-Зигмунд Розенблюм оказался в конце 1895 года. В Сиднея Рейли он превратился в 1899-м. Сведения о его многочисленных женах лишены оснований. Он был женат не более пяти раз, причем, женившись в 1923 году на актрисе Пепите Чамберс, стал двоеженцем, так как его брак с Надин Рейли (в первом браке - Надеждой Петровной Залесской) не был расторгнут. Правда, однако, то, что он имел многочисленные внебрачные связи; все его женщины отличались исключительной ему преданностью.

В 1900 году Рейли вернулся в Россию в качестве английского предпринимателя. В 1902–1904 гг. занимался бизнесом в Порт-Артуре и, по мнению некоторых авторов, добыл для японцев карту укреплений города, чем способствовал его захвату. В годы Первой мировой войны Рейли занимался поставками России американского оружия и подолгу жил в Петрограде, вращаясь в самых высоких сферах. В романе Андрея Белого «Москва», судя по всему, именно Рейли выведен под именем Эдуарда фон Мандро. В апреле 1918 года Рейли снова приехал в Россию. За участие в «заговоре Локкарта», он же «заговор послов», был заочно приговорен к смертной казни. Приговор, вероятно, приведен в исполнение 5 ноября 1925 года.

 

---

 

Был ли он шпионом, да еще нескольких разведок, как гласит расхожее мнение? В период своего пребывания в России в 1918 году он, бесспорно, был сотрудником британской разведки – Secret Intelligence Service, она же MI-6. Впоследствии он время от времени направлял SIS свои доклады, но жалованья не получал. Британская разведка относилась к нему с величайшим подозрением, справедливо полагая, что он не столько информирует ее, сколько использует доступ к секретной информации в интересах своего бизнеса. В 1922 году он был формально уволен из разведки. Это не мешало ему поддерживать приватные дружеские отношения с директором SIS Мэнсфилдом Смит-Каммингом, руководителем русского отдела Полом Дьюксом и многими другими лицами из шпионского ведомства Его Величества. Неизменным покровителем и личным другом Рейли был Уинстон Черчилль, в то время – военный министр в кабинете Дэвида Ллойд-Джорджа.

Одной из главных проблем мировой политики начала 20-х годов был русский вопрос. Развалив Восточный фронт и заключив сепаратный мир с Германией, Россия лишила себя права на участие в послевоенном урегулировании в Европе. Объявленный большевиками дефолт по долгам царского и Временного правительств, национализация частной собственности, в том числе иностранной, и ленинский «Декрет о мире без аннексий и контрибуций» оставили Россию с пустыми руками, на положении, которое лучше всего определяется современным термином «государство-изгой». То есть не признанное мировым сообществом, безответственное и пребывающее в глубокой изоляции.

Между тем страна голодала. Ей нужно было как-то подниматься из руин. «Энтузиазм масс», на который уповали Ленин и его соратники, угасал перед лицом нескончаемых испытаний, да и не мог энтузиазм заменить технологии, опыт и деньги. Расчет на «мировую революцию» не оправдывался. Советская Россия отчаянно нуждалась в иностранных инвестициях. Большой международный бизнес равнодушен к идеологии. Он будет иметь дело с любым режимом, если получит страховку от политических рисков. Западные предприниматели, будучи свидетелями и участниками небывалого экономического подъема России первых 13 лет ХХ века, жаждали вернуться в Россию. Они прекрасно понимали, что большевики не в состоянии выплатить долги. Речь шла – в точности как в первые годы России ельцинской – об их реструктуризации в инвестиционные проекты и концессии. Но для этого долги следовало признать.

Бывшие владельцы национализированных компаний сами оказались в тяжелом положении: их никто не освобождал от ответственности, акционеры и кредиторы брали их за горло, требуя свои деньги назад. Русские промышленники-эмигранты во главе с Алексеем Путиловым объединились в группу Societe Commerciale, Industrielle et Financiere pour la Russie, известную под русской абрревиатурой «Торгпром». Они стремились не допустить сговора большевиков с западными правительствами за свой счет.

Сидней Рейли был уникальной фигурой в этой большой игре с огромными ставками. Волею судьбы и благодаря своей неисчерпаемой энергии он был знаком решительно со всеми игроками, включая непримиримых оппонентов – лидеров монархических эмигрантских организаций и высокопоставленных большевиков, таких как народный комиссар внешней торговли Леонид Красин, прибывший в 1920 году в Лондон в качестве торгового представителя Советской России.

Члены советской делегации на конференции в Генуе Максим Литвинов, Вацлав Воровский, С. Пилявский и Леонид Красин чудом избежали пуль террористов

Из этих ключевых игроков никто всерьез не верил в возможность насильственного свержения большевиков. Иное дело – естественная трансформация режима в результате экономического взаимодействия с Западом. Сегодня концепцией «вовлечения» (engagement) никого не удивишь. Но в начале 20-х годов это была свежая идея. Некоторые исследователи полагают, что ее автор – не кто иной, как Борис Викторович Савинков, близкий друг Сиднея Рейли, лидер «Народного союза защиты Родины и свободы», знаменитый террорист и заклятый враг большевиков. Пыл Савинкова отнюдь не угас, просто он трезво оценивал положение вещей. Он искал применения своим силам и своей любви к России. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что его методы борьбы меркнут перед «красным террором». Понимали это и в европейских столицах – Савинков уже не мог рассчитывать на финансирование своего Союза в прежнем объеме.

Идею бескровной трансформации советского строя всецело разделял Рейли. В августе 1921 года он написал для британского правительства меморандум, в котором излагал сценарий ненасильственного переворота в России. Он интерпретировал провозглашенную Лениным в марте на Х съезде партии «новую экономическую политику» как признание провала прежнего курса. Вместе с тем, писал Рейли, на падение режима большевиков рассчитывать не приходится. Однако нуждающиеся в западной экономической помощи большевики могут пойти на определенную либерализацию режима. Запад должен потребовать упразднения ВЧК; исполнительная власть должна перейти в руки «умеренных» типа Алексея Рыкова и Леонида Красина. Ленину, Троцкому, Зиновьеву, Каменеву и другим сторонникам жесткой линии должно быть «запрещено прямое участие» в управлении страной, однако гарантирован «личный иммунитет». По достижении этих первоначальных целей правительство следует расширить включением в его состав представителей других политических партий. При этом золотовалютные резервы страны должны поступить под контроль международного траст-фонда.

Премьер-министр Ллойд-Джордж прочел меморандум Рейли ровно в тот день, когда он принимал на Даунинг-стрит, 10, советского торгпреда Красина и обсуждал с ним проблему русского долга.

 

Кто вы, мистер Якушев?

 

Жизнь внесла коррективы в заманчивые проекты «короля шпионов». В ноябре 1921 года руководство русского отдела британской разведки пришло в необыкновенное возбуждение. Пол Дьюкс и Сидней Рейли принялись колесить по Европе, встречаясь с представителями различных эмигрантских организаций и с разбросанными по европейским столицам сотрудниками SIS, знакомыми с российскими делами. Причиной ажиотажа стал скромный чиновник Народного комиссариата путей сообщения Александр Александрович Якушев.

До большевистского переворота действительный статский советник Якушев служил в том же самом ведомстве, которое тогда называлось министерством. Оставшись не у дел, он вступил в Петрограде в подпольную организацию, впоследствии провалившуюся. Провал, впрочем, не затронул лично Якушева. Он переехал в Москву и поступил на службу в Наркомпуть. Есть основания полагать, что Рейли и Якушев были старыми знакомыми и питали общую страсть к хорошеньким актрисам: в конце 1917 года их видели оживленно болтающими за кулисами московского Театра миниатюр в обществе примадонны Милочки Юрьевой. Авторы телесериала «Операция «Трест» прекрасно воспроизвели внешний вид Александра Александровича – пенсне, котелок, бородка клинышком. Они, однако, умолчали, что до Наркомпути Якушев работал советником у Троцкого.

Осенью 1921 года Якушев отправился в командировку в Швецию, Норвегию, Швейцарию и Германию. На обратном пути в Россию заехал в Эстонию, где встретился со старым другом, бывшим царским офицером с обширными связями в кругах русской эмиграции Юрием Александровичем Артамоновым. Якушев признался ему, что остается монархистом и что в Москве и Петрограде таких, как он, много. Якушев искал связи с единомышленниками на Западе. Бессмысленно пытаться сокрушить большевистский режим извне, убеждал он Артамонова; это дело внутренней оппозиции. Артамонов сообщил о встрече в Берлин в письме члену Высшего монархического совета князю Ширинскому-Шихматову. Будучи связан с английской разведкой, поставил в известность и ее. SIS немедленно начала выяснять подробности.

В декабре от подпольщиков пришла новая весть. В Эстонии объявился человек по имени Виктор Колесников, отрекомендовавшийся Артамонову представителем организации, о которой говорил Якушев. Он впервые назвал ее Монархическим объединением Центральной России (МОЦР). Артамонов свел Колесникова, на самом деле бывшего агентом ЧК, с Виктором Кияковским (Стецкевичем), с сотрудниками русского отдела SIS.

Информация Якушева-Колесникова имела все признаки провокации. Это было ясно опытным сотрудникам SIS и в первую очередь Сиднею Рейли.

Советские авторы, многократно описавшие «операцию «Трест», свято убеждены, что ее изучают «в разведшколах всего мира». Вероятно, они видели учебники этих разведшкол. Западные исследователи, лишенные такой возможности, но зато изучившие все возможные источники, по сей день разгадывают загадку «Треста». Прежде всего, непонятна метаморфоза Якушева. Каким образом он превратился из Савла в Павла – из убежденного монархиста в правоверного большевика? Разочаровался в монархизме? Но между разочарованием и участием в масштабной провокации ЧК «дистанция огромного размера». Ясно, что работал он по доброй воле: если бы его заставили, то, будучи «выездным», он при первой возможности остался бы на Западе и разоблачил коварные козни Дзержинского. Русский патриот, осознавший великое благо большевизма? Или один из здравомыслящих людей своей эпохи, веривших в постепенную, вынужденную демократизацию режима как единственную стратегию выживания? Но какая же связь между идеей эволюции режима и главной ролью в чекистской «операции «Трест»?

Агент ОГПУ Джордж Хилл

В свою очередь, подозревая провокацию, Сидней Рейли чувствовал: заговор из мнимого может стать реальным. У него, как и у Якушева, были основания так считать.

 

Неудачная охота

 

В декабре, невзирая на протесты министра иностранных дел лорда Керзона, Рейли привез в Лондон Савинкова. 10 декабря Рейли и Савинков обедали у Красина в советской миссии в Лондоне. После обеда Савинков и Красин уединились. Вскоре Савинков рассказал Черчиллю, ссылаясь на Красина, что в России его ждет высокий и ответственный пост. Однако он согласен принять предложение лишь по выполнении трех условий, как-то: упразднение ВЧК, восстановление частной собственности и проведение свободных выборов. Красин якобы обещал довести эти условия до сведения Москвы. Версия Лубянки не очень расходится с версией Савинкова; она гласит: советский нарком сказал Савинкову, что «при условии прекращения подрывной деятельности он мог бы поступить на службу в представительство НКИД за границей, после чего должен был использовать свое влияние и связи на благо Родины».

После Красина и Черчилля Савинкова принял Ллойд-Джордж.

Уже 2 февраля 1922 года одно из пожеланий Савинкова паче чаяния исполнилось: Политбюро решило ликвидировать ВЧК. На ее месте, правда, сразу выросло ГПУ.

Между тем в Москве и европейских столицах усиленно готовились к Генуэзской конференции. Рейли принимал деятельное участие в разработке масштабного проекта реструктуризации российских долгов. Параллельно он вел в Париже конфиденциальные переговоры с Торгпромом. Русские промышленники опасались, что Запад в конечном счете наплюет на их интересы (в этом они нисколько не ошибались). Рейли убедил Путилова и бывших нефтяных магнатов Густава Нобеля и Степана Лианозова финансировать организацию Савинкова. На эти деньги Савинкову предстояло организовать покушение на жизнь членов советской делегации в Генуе. Из этих планов, однако, ничего не вышло. Террористы вели свою охоту в Берлине, но ни Радек, ни Бухарин, ни Раковский не появились там, где их ждали. В конце марта потерявший терпение Рейли примчался в Берлин выяснить, в чем дело. Савинков жаловался на неточную информацию. Рейли заявил ему, что теперь мишенью должен стать глава делегации Чичерин. Но и наркому удалось проследовать через Берлин 2–5 апреля неуязвимым. Савинков решил ехать в Италию. 13 апреля, через три дня после открытия конференции, итальянская полиция арестовала его и членов его группы. Благодаря вмешательству Бенито Муссолини арестованных депортировали во Францию.

Генуэзская конференция завершилась 19 мая провалом. На решительном отказе признать ответственность по долгам настоял Ленин.

Вскоре вождь мирового пролетариата перенес операцию по извлечению из тела пули Фанни Каплан. 6 мая его хватил удар. Ленин покинул Кремль и переселился в Горки. Это было начало конца. В Москве начиналась схватка за наследство. В начале 1923 года, после второго удара Ленина, власть переходит к триумвирату Зиновьев–Каменев–Сталин. 11 февраля Рейли встречается с Красиным, который собирается возвращаться в Москву и полон пессимистических предчувствий. 8 мая британский министр иностранных дел лорд Керзон предъявляет Советской России свой знаменитый ультиматум. 10 мая молодой эмигрант Мориц Конради убивает в Лозанне Вацлава Воровского, который должен был заменить Красина. Между двумя последними событиями у Ленина случился третий удар. Мир с тревогой ожидал кончины вождя.

В начале 1924 года выборы в Англии впервые выиграли лейбористы во главе с Рамсеем Макдональдом. Демаршам Керзона пришел конец. 1 февраля Макдональд признал советское правительство. За Лондоном последовал Париж.

 

Схватка с Железным Феликсом

 

Александр Александрович Якушев продолжал наезжать то в Берлин, то в Париж и соблазнять вождей эмиграции рассказами об инфильтрации членов «Треста» во все государственные структуры вплоть до самых вершин власти. Сведения эти, разумеется, нуждались в проверке. С этой целью еще в середине 1923 года Савинков направил в Россию свое доверенное лицо – полковника Павловского. Тот был немедленно схвачен ГПУ и вскоре начал слать в Париж оптимистические донесения, из которых явствовало, что дела большевиков столь плохи, что антибольшевистскому подполью не хватает лишь вождя, чтобы взять власть в свои руки. Роль вождя, натурально, отводилась Савинкову – для этого он должен был приехать в Россию.

Агент ОГПУ Александр Якушев

21 января умер Ленин. Каменев и Зиновьев немедленно начали атаку против Троцкого. До Рейли дошли слухи, что Троцкий будто бы готовил военный переворот. Звезда Дзержинского взошла: уже 2 февраля, помимо ОГПУ, он стал председателем Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ). Трудно было подобрать на этот пост более неудачную кандидатуру. Железный Феликс ничего не понимал и не желал понимать в экономике. Его заместителем по ВСНХ стал, в дополнение к посту заместителя председателя ОГПУ, Генрих Ягода.

В феврале 1924 года Рейли сообщил Савинкову, что у него через бывших коллег в SIS появились интересные материалы о России. Материалы эти говорили о том, что Дзержинский и Зиновьев считают воззрения «экономистов» во главе с Красиным опасной ересью и полны решимости искоренить ее, однако проблема в том, что в группе этой состоят видные чекисты. Дабы упрочить свои позиции, Дзержинский намерен интенсифицировать «красный террор».

Рейли и Савинков никогда не были вполне откровенны друг с другом. Оба питали серьезнейшие подозрения в отношении «Треста». И оба делали вид, что принимают байки Якушева за чистую монету.

В марте Савинков сообщил Рейли о желании поехать в Россию. Эта новость вкупе с обещанием Рейли содействовать возвращению могла стать неожиданным подарком для ОГПУ; как свидетельствуют документы, на такую удачу Лубянка вовсе не рассчитывала.

15 марта Рейли сообщил Савинкову, что по неотложным делам должен ехать в Нью-Йорк. Однако в Нью-Йорке он не появился. Он провалился сквозь землю примерно на два месяца. В 1927 году бывший сотрудник советской миссии в Лондоне заявил в своих показаниях Скотленд-Ярду, что собственными глазами видел Рейли в 1924 году в Москве возле Большого театра.

Дзержинскому всюду мерещилась угроза. Операция «Трест» сильно беспокоила его. Организация разрослась, ее становилось все труднее контролировать, Якушев и его правая рука Опперпут не были настоящими чекистами и всякую минуту могли переметнуться на сторону врага. В 1924 году петроградская ячейка МОЦР и впрямь временно вышла из-под контроля ОГПУ. Аресты и казни бывших офицеров и предпринимателей были поставлены на конвейер.

Летом того же года Савинков наконец принял роковое решение. 10 августа он выехал из Парижа через Берлин в Варшаву, откуда через «окно» перешел советскую границу, после чего был арестован в Минске. Уже 27 августа начался открытый судебный процесс, который 29-го закончился вынесением смертного приговора.

3 сентября Рейли направил длинное письмо в газету Morning Star в ответ на редакционный комментарий к процессу Савинкова. Называя себя одним из «самых близких друзей и преданных последователей» Савинкова, он настаивал на своем праве защитить честь московского пленника. По мнению Рейли, суд над Савинковым был актом «колоссальной клеветы» и «гнуснейшей из большевистских «уток». Все савинковское дело, утверждал Рейли, – не что иное, как фальсификация. Все свидетельства и здравый смысл, писал он, говорят, что «Савинков был убит при попытке перейти русскую границу, и ЧК инсценировала ложный процесс с одним из своих агентов в главной роли».

Рейли описал именно то, что впоследствии произошло с ним самим. Обдумывал возможный сценарий?

Агент ОГПУ Эдуард Опперпут

15 сентября Morning Star опубликовала новое письмо Рейли, в котором он полностью пересмотрел свой взгляд на московский процесс. «Показания надежного и беспристрастного очевидца», писал он, убедили его в том, что его бывший товарищ совершил «нравственное самоубийство» и «предательство», и сомневаться в этом Рейли теперь не имеет ни малейших оснований. 

Почему он не остановил своего друга? Принес его в жертву? Использовал в качестве пробного камня? Или просто «сдал» Савинкова?

Кабинет Макдональда находился у власти всего десять месяцев. После скандала с письмом Зиновьева (глава Коминтерна призывал в нем английских коммунистов к насильственному захвату власти), опубликованным в английских газетах за четыре дня до всеобщих выборов в октябре 1924 года, на смену лейбористам пришли консерваторы во главе с Болдуином. Правительство Болдуина отказалось представлять на ратификацию договоры, подписанные с Россией лейбористами, а в 1927 году разорвало с Москвой дипломатические отношения. Здесь не место обсуждать вопрос о подлинности письма Зиновьева; в любом случае Рейли, всего вероятнее, имел отношение к этой публикации.

Дзержинский был так доволен поимкой Савинкова и в особенности тем, что ему удалось «переубедить» арестованного в результате нескольких продолжительных бесед с ним, что немедленно санкционировал новую операцию. На сей раз – по заманиванию в Советскую Россию Сиднея Рейли. 31 августа Дзержинский вызвал начальника контрразведывательного отдела (КРО) Артура Артузова и поручил ему начать оперативную игру с Рейли. Куратором операции был назначен Ягода.

Если Рейли действительно побывал в Москве весной 1924 года, то все дороги должны были привести его к Ягоде. Ягода не только курировал «операцию «Трест», но и был в некотором роде бизнесменом. Ричард Спенс пишет, ссылаясь на собственную беседу с не названным по имени родственником Ягоды, что примерно в это время у Ягоды появился личный секретный счет в швейцарском банке.

В начале октября Савинков написал из Москвы родным и друзьям письма, в которых предстал новым, полностью пересмотревшим свои убеждения человеком. Самое длинное послание получил Рейли. Савинков взахлеб описывал советскую столицу, полную «магазинов, кинотеатров, автомобилей и электрических огней», и восхвалял гуманную тюремную систему. Савинков сидел во внутренней лубянской тюрьме, в исключительно комфортабельных условиях, посещал кабаре, бега и рестораны и даже не испытывал недостатка в дамском обществе. Он писал, что в рядах ОГПУ он встретил человека, который ему «духовно ближе», нежели кто бы то ни было в эмиграции.

 

Рейли клюет

 

Глава Русского общевоинского союза генерал Александр Павлович Кутепов, человек проницательный и осторожный, живо интересовался «Трестом», однако прислушивался к мнению своего советника полковника Николая Чебышева, который не верил Якушеву. Как бы то ни было, осенью 1924 года Кутепов направил в Россию группу из пяти человек. Среди них была супружеская пара – Георгий (Юрий) Радкевич и Мария Захарченко-Радкевич.

Группу принимал член «Треста» Эдуард Опперпут, который носил теперь имя Эдуард Оттович фон Стауниц и выдавал себя за балтийского немца. На самом деле он был латышом, его настоящая фамилия была Упениньш. Судя по всему, он стал агентом-провокатором ЧК еще в конце 1917 года, когда был арестован в Петрограде как член контрреволюционной латышской военной организации, однако освобожден по личному распоряжению Владимира Бонч-Бруевича. При чем здесь управделами Совнаркома? Сегодня уже забылось, что именно Бонч-Бруевич сразу же после прихода к власти большевиков возглавил первую службу безопасности советского режима. В начале 1918 года она стала называться Комиссией по борьбе с контрреволюцией и саботажем, а затем, дабы отличаться от ведомства Дзержинского, переименовалась в Следственную комиссию. Именно в эту комиссию и был зачислен на службу вчерашний контрреволюционер Опперпут. Бонч-Бруевич был первым высокопоставленным большевиком, с которым встретился в 1918 году только что прибывший в Москву Сидней Рейли; вполне вероятно, что тогда же он познакомился и с Опперпутом. Впоследствии, всякий раз меняя имена, Опперпут служил в Крыму в штабе Врангеля, затем в Польше вступил в савинковский Союз. Отправившись с заданием в Россию, он пропал, а ячейки Савинкова в России подверглись беспощадному разгрому. В октябре 1921 года Опперпут неожиданно появился в Варшаве и рассказал, что был освобожден по амнистии, при этом намекая на неких влиятельных покровителей в антибольшевистском подполье. Затем он снова исчез в России – как теперь известно, он участвовал в «операции «Трест», а в 1927 году стал на Западе ее первым разоблачителем.

Однако вернемся к Радкевичам. В январе 1925 года Радкевичи, которые теперь назывались Шульцами, появились в Хельсинки и через представителя Савинкова Николая Бунакова стали искать встречи с Рейли. Бунаков представил их Эрнесту Бойзу, резиденту SIS в Финляндии и Эстонии и старому другу Рейли. 26 января Бойз послал Сиднею Рейли письмо, которое было двойным: внутри одного конверта находился другой, содержавший послание, написанное эвфемизмами. Автор этого шифрованного письма сообщал Рейли о предстоящем визите «Красноштановых» (под этим именем Радкевичи были в России), которые представляют «большой концерн» (то есть «Трест»); они привезли интересные новости из «Калифорнии» (России) и рассчитывают на помощь Рейли в установлении контактов с «европейскими и американскими рынками». Отправитель выражал надежду, что встреча с «Красноштановыми» станет для Рейли компенсацией за провал его последней «большой схемы» (надо полагать, арест Савинкова).

Леонид Красин был из числа вменяемых большевиков. Он понимал преимущества западного образа жизни перед военным коммунизмом. Сторонники ненасильственного переворота в России связывали с ним свои надежды

Автором письма был Джордж Хилл – родившийся в Казани сын английского коммерсанта, офицер, сотрудник британской военной разведки, участник «заговора послов» и, как явствует из документов, агент ОГПУ. Именно он, а не латышские стрелки Берзин и Буйкис, толком ничего не знавшие, сдал ЧК в 1918 году участников «заговора послов». Впрочем, агентом того же ведомства был и Бойз.

В своем ответе Хиллу Рейли пишет, что, к сожалению, разминулся с «калифорнийской парой». Тем не менее, будучи в Нью-Йорке, он поддерживает «постоянное сообщение с различными промышленными группами в разных странах». Он писал также, что предложение имеет перспективы, «особенно в свете недавней схватки за контрольный пакет акций, которая имеет место в совете директоров» (речь идет, разумеется, о борьбе за власть на вершине советского Олимпа). «В конечном счете, – продолжает Рейли, – я убедил себя, что инициатива должна исходить от тех, кто представляет интересы миноритарных акционеров», и что это обстоятельство должно заставить их «пожертвовать значительной частью своих первоначальных идей таким образом, который будет приемлем как для внутреннего, так и для международного рынка».

Но на Лубянке тоже умели втирать очки начальству. В итоге у Дзержинского создалось впечатление, что Рейли жаждет приехать в Россию.

В течение последующих недель Рейли написал несколько писем Бунакову, Бойзу и, возможно, Хиллу. Он выражал интерес к деятельности «Треста», однако не проявлял ни малейшего желания заняться его пропагандой на Западе, а тем более поисками финансовой поддержки. Он теперь был убежден, что большевистский режим сам собою не развалится. «Трест» должен дать миру знать о своем существовании, писал он. «Только действия» способны пробудить настоящий интерес и получить поддержку: «Если я увижу... перспективу реальных действий, я готов бросить все и всецело посвятить себя интересам Синдиката». «Мне исполнился 51 год, – писал он, – и я хочу сделать что-нибудь стoящее, пока еще способен».

Спустя еще несколько дней Рейли пишет, что он «болен и устал от продолжающегося теоретизирования», а потому посылает «совету директоров» конкретные предложения. Если «Трест» их не примет, он не сможет рассчитывать на помощь Рейли. Организация должна отказаться от контактов с монархистами-эмигрантами, такими, как Кутепов. Он, Рейли, не имеет ничего против Кутепова или монархизма как такового при определенных обстоятельствах, но в настоящее время такие контакты могут сыграть «абсолютно фатальную» роль при решении вопроса об иностранной поддержке. 27 марта Рейли пишет Бунакову письмо, больше похожее на приказ. Он указывает на террор как на ключевой момент, способный разрушить «ауру непобедимости», которой окружены большевики. Один крупный теракт, пишет он, внесет большее смятение в ряды большевиков и привлечет больше внимания на Западе, чем горы пустопорожних разговоров и предложений. 4 апреля он пишет, что лучшее, что он может сделать, – это «приехать и лично проинспектировать фабрику».

Между тем генерал Кутепов, против контактов с которым столь решительно возражал Рейли, согласился принять в Париже Радкевичей и Якушева. Встреча была назначена на первые числа июля. В ее организации живейшее участие принимал Эрнест Бойз, усиленно приглашавший и Рейли. Письма Бойза шли в Нью-Йорк, но Рейли там не было – в конце апреля он вернулся в Европу, но ни с Бойзом, ни с «трестовцами» встречаться не спешил. Через Париж и Вену он направился в Рим, где советская делегация во главе с Красиным вела торговые переговоры с правительством Муссолини.

7 мая в Москве было опубликовано сообщение о самоубийстве Савинкова.

Дзержинский уже заждался и потерял терпение, когда 20 августа Артузов наконец доложил ему: 26-го Рейли отправляется из Нью-Йорка в Гавр, а затем прибудет в Хельсинки.

 

 

Белая эмиграция под контролем ГПУ. Операция "Трест".

 

 

 

 

Ошибка «короля шпионов» - 2

Сидней Рейли

 

Осенью 1921 года среди русских эмигрантов на Западе начали распространяться слухи о крупной антисоветской организации, якобы действующей в РСФСР. На эту чекистскую провокацию поддались видные русские политики-эмигранты и зарубежные разведки. В августе 1924 года был арестован приехавший в Россию по делам «Треста» Борис Савинков (в мае 1925 года он якобы покончил с собой в здании ВЧК). Теперь главной задачей чекистов стало заманить в СССР СИДНЕЯ РЕЙЛИ – известного британского шпиона, также клюнувшего на информацию об антисоветском подполье. Журналист Владимир Абаринов на основании недавно изданной фундаментальной биографии Рейли, принадлежащей перу профессора университета штата Айдахо Ричарда Спенса, и других исторических трудов воссоздает историю знаменитой спецоперации.

 

Дзержинский уже заждался и потерял терпение, когда 20 августа 1925 года начальник контрразведывательного отдела ОГПУ Артур Артузов (которому была поручена оперативная игра с Сиднеем Рейли) доложил: 26-го Рейли отправляется из Нью-Йорка в Гавр, а затем прибудет в Хельсинки.

Окончательному решению Рейли предшествовало событие, на которое указывает в своей книге Ричард Спенс. В середине июня 1925 года в британское консульство в Ленинграде обратилась дама по имени Z. Z. Zaharoff с дочерью. Она заявила о своем британском подданстве и желании вернуться в Англию. В Лондоне вопрос был решен положительно; мать и дочь отбыли на Британские острова. Доктор Спенс полагает, что дамой этой могла быть Энн Люк, одна из жен Сиднея Рейли, вступившая в брак с ним в Порт-Артуре еще до русско-японской войны и родившая от него сына и дочь; в дальнейшем следы ее затерялись. Что касается фамилии Захарофф, то ее носил давний деловой партнер Рейли, известный торговец оружием Бэзил Захарофф, причем именно в такой, неправильной транслитерации (правильно – Zakharoff). У Захароффа определенно не было в России ни жены, ни дочери. Зато были деловые интересы: будучи крупным акционером концерна Vikers, он потерял в результате большевистского дефолта огромные средства, инвестированные в российскую экономику. Зимой 1924 года Захарофф получил полуофициальное предложение Москвы вступить в сделку, которая в итоге дала бы ему контроль над царицынскими оружейными заводами. Предложением он заинтересовался. Но никакой возможности получить достоверную информацию о состоянии заводов и, главное, о политических рисках не существовало, за исключением единственной – послать в Россию опытного человека. Может быть, Рейли отправился в свое последнее путешествие именно с этим поручением? Захароффу не составляло труда в качестве дружеской услуги «одолжить» свою фамилию для загадочной репатриантки. Если Спенс прав и Z. Z. Zahаroff – Энн Люк, то ее «репатриация» была частью тайной сделки Рейли с Ягодой. Потому и не ехал Рейли в Советский Союз, что ожидал выполнения этого условия.

 

Заманили...

 

3 сентября Рейли с женой Пепитой приехал в Париж. Отослав жену к родственникам в Бельгию, он начал беспрерывные совещания с генералом Кутеповым, Александром Гучковым (председатель III Государственной думы, лидер партии октябристов), Эрнестом Бойзом (резидент британской разведки SIS в Финляндии и Эстонии, агент ОГПУ) и некоторыми другими лицами. Вскоре он ненадолго отлучился в Лондон. В своих показаниях на Лубянке Рейли заявил, что встречался с Черчиллем, который отказался обещать какую-либо поддержку «Тресту», пока не получит «конкретное свидетельство» его дееспособности. Однако если госпожа З. З. Захарофф была действительно Энн Люк, то визит Рейли в Лондон имел, всего вероятнее, иную цель – встретиться с ней и с дочерью и обустроить им жизнь в чужой стране. Вернувшись в Париж 11 сентября, он продолжал совещаться. В тот же день в Москве было получено сообщение, что Рейли прибывает в Хельсинки 23 сентября. Как утверждает Пепита, ее муж собирался встретиться с руководителями «Треста» в Финляндии. Он заверил ее, что не собирается в Россию и будет в Париже к концу месяца.

Уинстон Черчилль, с 1924 по 1929 год занимавший пост министра финансов Великобритании, был личным другом и покровителем Рейли. Но осторожный политик не спешил поддерживать «Трест» деньгами, не уверенный в дееспособности этой организации

Он уехал из Парижа вместе с Пепитой 15 сентября, из предосторожности купив билеты на берлинский поезд в последнюю минуту. В Кельне супруги расстались: Пепита отправилась в Гамбург навестить друзей, Сидней поехал в Хельсинки. До Хельсинки он добрался морем вечером 22-го. Бойз отсутствовал; заменявший его молодой сотрудник представил Рейли членов «Треста» Бунакова и Радкевичей. Рейли телеграфировал жене, что задерживается в Хельсинки минимум до 26-го и что все будет прекрасно.

Он заранее сообщил «трестовцам» имя, под которым желал отправиться в Россию, а также свои рост, вес и особые приметы. Паспорт следовало выписать на имя коммерсанта Николая Николаевича Штейнберга.

Дальнейшие события известны в нескольких вариантах, но ни одному из них нельзя полностью верить. Согласно документам ОГПУ (рапорт заместителя Артузова Владимира Стырне), 24 сентября Рейли приехал в Выборг, где его встретил «сексот А» (cекретный сотрудник; А – Якушев). Якушев передал ему письмо представителя британской разведки, чей почерк Рейли знал. Автором письма был, по-видимому, Хилл. Он подтверждал существование «антикремлевской группы», которую «следует воспринимать серьезно». Однако в послании не было ничего такого, чего бы Рейли уже не знал. Якушев сопроводил Рейли в дом другого агента ОГПУ, Карпинена, стоявший возле самой границы. В этом доме Рейли ждал посланец с той стороны, довольно значительное должностное лицо, представляющее лицо еще более высокое. По информации знаменитого перебежчика Александра Орлова (резидент иностран-ного отдела в Испании, остался на Западе в 1938 году), этим посланцем был Терентий Дерибас – глава Секретно-оперативного управления (СОУ) ОГПУ, непосредственный начальник Артузова и непосредственный подчиненный Ягоды. Дерибас якобы вручил Рейли письмо Троцкого: тот гарантировал, если ему помогут вернуться к власти, неограниченные концессии предпринимателям тех стран, которые окажут такую поддержку, и полную амнистию эмигрантам.

Рейли, согласно рапорту Стырне, заявил встречавшим, что обратные билеты в Нью-Йорк заказаны на 30 сентября, поэтому на поездку в Россию у него просто нет времени. Возможно, он сможет предпринять такое путешествие в ближайшие два-три месяца. Стырне пишет, что один из «сотрудников», которого он не называет по имени, стал так «умно» уговаривать Рейли, что тот в конце концов согласился. По мнению Орлова, этим сотрудником была Мария Радкевич. Но в другом месте он же говорит, что это был Дерибас, посуливший нечто такое, от чего у Рейли «загорелись глаза». Американский историк Натали Грант, посвятившая изучению «Треста» десятилетия, не верит ни в одну из версий. Она считает, что близ границы Рейли опоили наркотиком и перевезли на советскую территорию в беспомощном состоянии.

На следующий день, 25-го, Пепита получила от мужа телеграмму. Он извещал ее, что выезжает из Хельсинки 30-го и двумя днями позже будет в Гамбурге. Однако в тот же день он написал ей, что едет ненадолго в Ленинград и Москву, но дата отъезда из Финляндии остается без изменений. «Я бы не предпринял это путешествие, если бы это не было абсолютно необходимо, – писал он, – и если бы я не был убежден в том, что оно не сопряжено практически ни с каким риском». Если же все-таки что-то случится, «ты не должна предпринимать никаких шагов». Он всегда приказывал своим женщинам одно и то же: сиди тише воды, ниже травы и жди.

Около полуночи группа нарушителей границы в сопровождении финских пограничников углубилась в болотистый лес и, перейдя вброд реку Сестру, оказалась на советском берегу. Здесь экспедицию ждали двое: пограничник Тойво Вяхя и сотрудник ОГПУ Щукин, выдавший Рейли его новый паспорт на имя Штейнберга. Натали Грант отмечает странную деталь. Когда Рейли пересек реку, он обернулся и нарочито крикнул оставшимся на том берегу финнам и русским: «Good-bye!» – будто хотел дать понять, что он англичанин. В ночном путешествии по болоту не было никакой необходимости. Всесильный «Трест» вполне мог устроить Рейли комфортабельный переезд в Ленинград по железной дороге.

 

Последний монолог

 

Оперативную работу вели сотрудники ОГПУ, позже причисленные к «выдающимся контрразведчикам»

Рейли, Щукин и Вяхя прибыли на Финляндский вокзал Ленинграда около семи часов утра. Их встречал Якушев, добравшийся от Выборга поездом. Все четверо погрузились в автомобиль и направились на «конспиративную квартиру». Позднее к ним присоединился Стырне. Несмотря на бессонную ночь и скитания по болотам, Рейли не проявлял ни малейших признаков усталости. Он увлек всю честную компанию на прогулку в «город, знакомый до слез» (как, однако, подходит к этому сюжету мольба Мандельштама: «Петербург! Я еще не хочу умирать!»), дважды обедал в лучших ресторанах, открывшихся заново после революции, пошел даже в церковь к вечерне и во все глаза смотрел на разгул нового, невиданного класса советских буржуа – нэпманов.

Тем временем Стырне отправился в Москву, дабы подготовиться к встрече заморского гостя. Поздним вечером группа в составе Рейли, Якушева и члена «Треста» Мукалова-Михайлова заняла свои места в международном вагоне поезда, следующего в Москву. Рейли и тут не проявил ни малейшего желания отойти ко сну. Напротив, он впервые, и весьма оживленно, заговорил о деле. Разумеется, организация ждет от него обещаний финансовой поддержки. Такие обещания в данный момент невозможны, разочаровал он попутчиков. Организация должна помочь себе сама. Если большевики распродают на Западе художественные ценности ограбленной ими России, то почему бы «Тресту» не заняться тем же самым? Кроме того, британская – и не только британская – разведка готова оплачивать информацию, которой, без сомнения, располагает «Трест». Сам Рейли, правда, прервал связи с SIS в 1922 году вследствие дискуссии о методах и причинах неудачи некоторых операций. Однако он продолжает поддерживать «тесные» контакты с Черчиллем и другими влиятельными лицами в Лондоне в приватном порядке. Западные спецслужбы, в частности, чрезвычайно интересуют сведения о Коминтерне. Было бы весьма желательно, чтобы «Трест» смог внедрить своих агентов в руководящие органы этого рассадника международной большевистской заразы и обратить его против кремлевской клики. На замечание, что сделать это будет трудно, Рейли возразил, что в руководстве Коммунистической партии уже есть британские агенты, причем даже среди ее самых твердокаменных приверженцев.

Гость поделился также своими более общими воззрениями на судьбы постбольшевистской России. По его мнению, новый режим должен в течение некоторого времени оставаться диктатурой, дабы контролировать положение. Особенно строгому контролю следует подвергнуть церковь. Вполне очевидно, что падение большевиков спровоцирует стихийную волну еврейских погромов. Это понятно, однако новое правительство должно избегать прямого участия в этом изъявлении «народных чувств» – в противном случае оно рискует лишить себя поддержки Запада, ведь британский и французский капитал находятся «всецело в руках евреев», а американский контролируется ими «на треть, если не больше».

Далее Рейли перешел к характеристикам отдельных обитателей большевистского Олимпа. Как на наиболее «отвратительный» пример он сослался на Николая Крыленко – в прошлом немецкого шпиона, а ныне прокурора; по мнению Рейли, это не кто иной, как «дегенерат и садист». Зиновьева он назвал «посредственностью», чья политическая карьера закончена. Дзержинского охарактеризовал как «очень хитрого», а

ОГПУ – как «омерзительное» учреждение. Стырне, прочитавший составленный по горячим следам подробный рапорт Якушева, пишет, что на него произвело глубокое впечатление знание Сиднеем Рейли советских реалий; он был прекрасно осведомлен о составе ЦК, Политбюро и любых других центральных органов власти, о политике большевистского руководства по любому вопросу; казалось, он не пропустил ни одного номера «Известий» и готов вести полемику на любую тему.

Утром 27 сентября на Ленинградском вокзале Москвы прибывших встречали Стырне и два других агента, а именно Шатковский и Кокушин-Дорожинский. Последний, в прошлом жандармский офицер, значился владельцем дачи в Малаховке, где предполагалось провести главное совещание. Здесь группа разделилась вопреки первоначальному плану. Рейли должен был ехать с Якушевым и руководителем военной секции «Треста» генералом Потаповым в машине Опперпута – члена «Треста» и одновременно агента ОГПУ. Однако Стырне приказал всем троим ехать на квартиру Опперпута на Маросейку и дожидаться его там. Сам Стырне отправился с докладом о ходе операции на Лубянку, а Рейли сел в машину с Шатковским и Кокушиным.

Операцию «Трест» курировали главные чекисты страны: Феликс Дзержинский

Стырне отсутствовал больше часа, и Опперпут стал тревожиться, не претерпел ли план более радикальных изменений. Наконец, появился Стырне, и вся троица поехала в Малаховку. По дороге Якушев спросил чекиста, не меняется ли план, на что Стырне ответил «твердым и категорическим» отрицанием. На полпути к даче они встретились с машиной Шатковского, направлявшегося в Москву. На виду у Якушева и Опперпута Стырне вручил Шатковскому деньги на билеты в Ленинград для Рейли и для самого Шатковского. Эта сцена несколько успокоила Опперпута, но по прибытии в Малаховку сомнения начали терзать его с новой силой. Местность, вспоминает Опперпут, кишела агентами ОГПУ, весьма неубедительно изображающими прогуливающихся дачников.

Рейли между тем уселся за обеденный стол с исполнительным комитетом «Треста». После обильного обеда общество переместилось на свежий воздух, дабы под сенью деревьев выслушать иностранного гостя. Рейли практически слово в слово повторил свой давешний монолог в вагоне. Опперпут вспоминает, что посреди совещания Стырне вдруг спросил его, узнаёт ли он Рейли. Вопрос показался Опперпуту странным. Неужто человек, выступавший перед «трестовцами», был подставным лицом? Был ли в таком случае «настоящим» тот Рейли, что ехал из Ленинграда в Москву в одном купе с Якушевым?

Между тем Опперпут заметил, что Стырне начинает нервничать. Совещание закончилось с наступлением темноты, но машина, которая должна была отвезти гостя на вокзал, задерживалась. Прогуливаясь по саду, Опперпут обнаружил, что мнимые дачники подтянулись к участку и полностью окружили его. Опперпут бросился в дом и потребовал от Стырне объяснений. Тот ответил, что его подозрения совершенно справедливы: Рейли будет арестован, но, в силу некоторых соображений, не на даче. В разговор вмешался Якушев; вместе с Опперпутом он попытался отговорить Стырне от этого шага – арест Рейли поставит крест на всех их усилиях. Стырне ответил, что он лично был против ареста, как и Пиляр (другой заместитель Артузова), и что они спорили битых два часа. Однако все усилия пропали втуне, поскольку решение, по его словам, принято Политбюро «и отменить его ни в чьей власти». В операцию, объяснил он, сунул свой нос Сталин, который требует докладывать ему каждые полчаса.

 

Кровавый театр

 

Вскоре прибыли две машины, одна из них – персональный автомобиль Дзержинского. За рулем сидел помощник начальника контрразведывательного отдела ОГПУ Сергей Пузицкий. Рядом с ним – агент по кличке Сводник, известный своей необычайной физической силой и жестокостью. На заднем сиденье – лучший стрелок ОГПУ Ибрагим. По словам Опперпута, он опять бросился уговаривать Стырне и в конце концов добился от него согласия вместе ехать на Лубянку и попытаться отменить приказ об аресте. Опперпут предложил на время переговоров поместить Рейли в свою квартиру. Стырне согласился и с этим, но приказал Своднику и Ибрагиму остаться с англичанином.

Стырне описывает эпизод совершенно иначе. Он ничего не говорит о своей дискуссии с Якушевым и Опперпутом. По его словам, Рейли отправился в Москву в машине вместе с Пузицким и двумя агентами ОГПУ, а Якушев и генерал Потапов – следом за ними на второй машине. Первоначальная идея заключалась в том, чтобы доставить Рейли напрямик на Лубянку. Однако по дороге тот изъявил желание отправить из Москвы письмо за границу как доказательство того, что он действительно был в советской столице. Стырне и Пузицкому идея понравилась, и вся команда приехала на квартиру Опперпута. Оттуда Стырне помчался на Лубянку для экстренного совещания с Пиляром и Ягодой. Рейли тем временем написал открытку Пепите, расслабился и, казалось, совершенно не замечал подозрительной суеты вокруг. Вернувшись, Стырне сообщил Пузицкому последние инструкции: посадить Рейли в машину якобы для поездки на вокзал, арестовать его в пути и доставить в лубянский кабинет Пиляра. Опять-таки: почему Рейли нельзя было арестовать в квартире, наполненной чекистами? Боялись, что Якушев и Опперпут устроят «сцену»?

Все присутствующие погрузились в машины. Как только свернули в Златоустинский переулок, Пузицкий обернулся к Рейли и шепотом сказал: «Ни слова – вы арестованы». На запястьях арестованного тотчас защелкнулись наручники. Автомобиль въехал в ворота Лубянки. Увидев это, Опперпут развернулся и поехал в обратном направлении.

и Генрих Ягода

Спустя час или около того в квартире Опперпута появились Стырне, Пиляр, Артузов, Якушев, Потапов и другие вожди «Треста». Артузов и его коллеги объяснили, что ими приняты меры, дабы не допустить краха. Пока они тут спорят, объяснил Артузов, Пузицкий с группой агентов уже едут в Ленинград. Им предстоит повторить ночной переход границы, теперь с советского на финский берег. На сей раз, однако, их обнаружит советский пограничный патруль. В завязавшейся перестрелке человек, переодетый и загримированный под Рейли, будет убит. Его смерть будет выглядеть трагической случайностью, и репутация «Треста» не пострадает.

Точных сведений о том, что произошло на границе в ночь с 28 на 29 сентября, не существует. В приблизительном изложении события развивались так. Группа из четырех человек направилась сквозь лес и туман к берегу реки. Проводником был Вяхя; вместе с ним шли Щукин, другой «трестовец» из числа сотрудников ОГПУ, Баконин, и безымянный оперативник ленинградского КРО, изображающий Рейли. Когда они приблизились к «окну», появились, как и было условлено, пограничники под предводительством Пузицкого, которые открыли огонь поверх голов своих товарищей. Щукину вдруг показалось, что в него стреляют всерьез (вполне возможно, что так оно и было), и он ответил. Щукинская пуля едва не убила одного из пограничников, стрельба в ту же секунду прекратилась. Щукина, Баконина и их безымянного товарища измазали красной краской и доставили в Ленинград в качестве убитых. Позднее «трупы» Щукина и Баконина привезли в московский морг. Что сталось с третьим – «трупом Рейли», – нигде не упоминается. Вяхя, Щукин и Баконин в дальнейшем продолжали службу под другими именами. Интересно, чьи же в таком случае «трупы» были доставлены в московский морг? Загадочный ленинградский оперативник, «фальшивый Рейли», попросту исчез.

 

Диалога не получилось

 

Почему Рейли отправился в Россию, зная, что приговорен к смерти заочно за участие в «заговоре послов», да еще после того, как там был схвачен его друг Борис Савинков? В своем ли уме был Савинков, сидя во внутренней тюрьме ОГПУ и при этом требуя от большевистских вождей назначить его на ответственный пост в советском правительстве? Почему, заманив Рейли в Россию, его не арестовали тут же на границе, а повезли сначала в Петроград, потом в Москву, ломали комедию, устроив фальшивое заседание «Треста»? Все эти вопросы остаются без ответов. Вернемся, однако, к прямому ходу событий.

«Настоящего» Рейли доставили, как и было велено, в кабинет Пиляра, где, кроме хозяина кабинета, находились Ягода, Стырне, член коллегии ОГПУ Станислав Мессинг и начальник иностранного отдела Михаил Трилиссер. Первый допрос, продолжавшийся около часа, принес мало результатов. Рейли назвал свое подлинное имя и заявил, что прибыл нелегально в Советский Союз для совещания с членами контрреволюционной организации. На все прочие вопросы он отвечал молчанием.

Его поместили в ту же камеру-люкс, где прежде сидел его друг Савинков. Спустя десять дней после ареста Рейли впервые дал подробное показание – он написал свою автобиографию, в значительной мере выдумав ее, что не помешало ей впоследствии войти во все советские жизнеописания Рейли. Еще через два дня он написал продолжение, подчеркнув, что не имеет никаких отношений с британской секретной службой и предпринял поездку в Россию по собственной инициативе, в качестве журналиста, с целью написания серии статей. Полезной информации в этих текстах было мало. Примерно 12 октября Стырне предъявил ему ультиматум. Он напомнил о смертном приговоре 1918 года, для исполнения которого не требуются какие бы то ни было дополнительные процедуры и формальности. Фактически Рейли уже покойник, сказал Стырне, имея в виду инцидент на границе; однако никаких официальных сообщений о гибели Рейли пока не опубликовано. Иными словами, Рейли может с равным успехом быть и живым, и мертвым, и это в конечном счете зависит от его желания сотрудничать с ОГПУ. Более того. Он может не только остаться в живых, но и на определенных условиях покинуть Россию. Во-первых, он должен дать правдивые и точные показания о высокопоставленных лицах в Англии и Америке, с которыми он лично знаком. Во-вторых, оказавшись на свободе, он должен будет снабжать Москву информацией на регулярной основе. И, наконец, он должен молчать о том, что с ним произошло в Москве, и всячески поддерживать «Трест».

13 октября Рейли передал Стырне свои контрпредложения. В обмен на свободу он согласен всячески содействовать советским агентам на Западе. Он использует все свои связи, дабы убедить деловые и политические круги Америки и Европы в необходимости тесного взаимодействия с большевистским режимом. Он употребит все свое влияние на эмигрантские организации, чтобы добиться их отказа от враждебных антисоветских действий. Проблема, однако, с предоставлением информации частного характера, касающейся других лиц. Имея Рейли на своей стороне, Лубянке и не нужны эти подробности – он сам найдет им применение. Попытки же агентов ОГПУ использовать их приведет лишь к тому, что скомпрометирован будет он сам.

Знаменитый террорист Борис Савинков был первой «крупной рыбой», попавшей в руки к чекистам в ходе спецоперации

Понимая, что его предложения не приняты, 17 октября Рейли пишет Стырне второе, гораздо более длинное послание. Совершенно очевидно, что ему не удалось убедить руководство ОГПУ в своей искренности. Остается попытаться прояснить свои чувства и позиции еще раз. Советские власти вряд ли приложили столько сил только затем, чтобы пристрелить его. Будь это так, он был бы уже мертв. Они хотят использовать его, и это совпадает с его желанием быть полезным. Однако он не может предоставить «полную, точную и детальную информацию», которую от него требуют, не компрометируя себя и других. 

Он готов к роли секретного сотрудника и агента влияния Москвы, если ОГПУ пообещает воздерживаться от каких-либо карательных мер или провокаций в отношении лиц, с которыми он знаком. Внешняя политика Советского Союза достигла скромных успехов. Москва добилась дипломатического признания Лондона, Парижа и Рима, но не получила ни кредитов, ни технологий, необходимых для восстановления российской экономики. Отношения с самой экономически могучей из западных держав, Америкой, находятся в состоянии неопределенности. С другой стороны, и в Лондоне и в Нью-Йорке существуют огромный интерес к России и убеждение, что нормализация отношения «необходима и неизбежна». Он предлагает себя в качестве «неофициального посредника» между советским правительством и заинтересованными сторонами на Западе. Он не считает отказ от политической борьбы чрезмерно высокой ценой свободы. Он рад отойти от деятельности, которая в последние несколько лет не дала ему ничего, кроме разочарований и неприятностей. Его неколебимое убеждение состоит в том, что в исторической перспективе большевизм обречен на поражение. Но пока он укоренился в Москве, и он, Рейли, считает контрпродуктивными любые попытки силового переворота.

И на это послание Рейли получил в ответ однозначное «нет» – от него по-прежнему ждали не политических проектов, а показаний. Как докладывал своему начальству Стырне, в качестве меры психологического воздействия Рейли показали казнь заключенного – эта сцена разрушила все иллюзии о возможности «почетной смерти». По некоторым сведениям, Стырне и его подручные инсценировали расстрел самого Рейли, в последнюю минуту будто бы отложенный. И Рейли, в конце концов, сдался. 30 октября он написал заявление на имя Дзержинского. «Я выражаю свое согласие, – говорится в нем, – дать вам вполне откровенные показания по вопросам, интересующим ОГПУ относительно организации и состава великобританской разведки и, насколько мне известно, американской разведки, а также тех лиц в русской эмиграции, с которыми мне пришлось иметь дело. Москва. Внутренняя тюрьма. 30 октября 1925 г. Сидней Рейли».

Существует и другой документ – тайный дневник, который Рейли вел в последние дни жизни. Он был обнаружен в его камере уже после его смерти. Ричард Спенс не уверен в аутентичности дневника: он написан как будто рукой Рейли, но почерк можно подделать. Именно в записи от 30 октября рассказывается об инсценировке расстрела в лубянском подвале.

 

Дорога в Сокольники

 

Мучимый кошмарами, арестант провел ужасную бессонную ночь. Наутро, около 11 часов, Стырне привел в камеру врача. Доктор нашел здоровье заключенного серьезно пошатнувшимся и снабдил его вероналом в качестве снотворного средства. Вечером Рейли совершил прогулку на машине «по сельской местности», причем для этой цели его переодели в форму сотрудника

ОГПУ. Вернувшись в город, его доставили в «красивую квартиру», где его ждали Стырне и Ибрагим. Состоялся ужин, после чего Стырне, оставшись наедине с Рейли, составил протокол о согласии последнего дать показания по всем интересующим Лубянку вопросам. После того как Рейли подписал бумагу, Стырне удалился, чтобы доставить ее Дзержинскому. Вернувшись через полчаса, он сообщил, что исполнение приговора остановлено.

Труп «заключенного №73», сфотографированный в прозекторской в день убийства

На следующее утро Стырне и Рейли взялись за работу по составленному ими плану. Сначала Рейли диктовал стенографистке, затем Стырне являлся с уточняющими вопросами. Так продолжалось несколько дней, вплоть до 4 ноября. Рейли сообщил ОГПУ много ложной информации. Так, например, он указал неверные имена шефа SIS и начальника русского отдела (в то время не только эти имена, но и само существование SIS составляло государственную тайну). Рейли рисковал: ОГПУ могло знать эти имена. Могло, но не знало. Но главное, на чем твердо настаивал Рейли, – что в Советском Союзе нет британских шпионов. Такие шпионы – прекрасно законспирированные, вхожие в самые высокие кремлевские кабинеты – у британской разведки были. И Рейли знал об их существовании.

5 ноября 1925 года наступила развязка. В этот день около восьми часов вечера чекисты Иван Федулеев, Карл Дукис, Ибрагим и Григорий Сыроежкин (Сыроежкин и Щукин – одно лицо; Сыроежкин известен также как оперативник, который «не сумел спасти» Савинкова) отправились с «заключенным номер 73» на привычную уже прогулку за город. Далее следует рапорт Федулеева с сохранением орфографии и пунктуации оригинала.

 

«Довожу до Вашего сведения, что согласно полученного от Вас распоряжения со двора ГПУ выехали совместно с №73 тт. Дукис Сыроежкин я и Ибрагим ровно в 8 час. вечера 5/Х1-25 г. Направились в Богородск. Дорогой очень оживленно разговаривали... На место приехали в 8 1/2 – 8 3/4 ч. Как было условлено чтобы шофер когда подъехали к мосту продемонстрировал поломку машины что им и было сделано. Когда машина остановилась я спросил шофера – что случилось? Он ответил, что-то засорилось и простоим минут 5-10. Тогда я №73 предложил прогуляться. Вышедши из машины я шел по правую а Ибрагим по левую сторону №73, т. Сыроежкин шел с правой стороны шагах в 10 от нас. Отойдя от машины шагов на 30-40 Ибрагим отстав от нас произвел выстрел в №73 каковой глубоко вздохнув повалился не издав крика; ввиду того что пульс еще бился т. Сыроежкин произвел выстрел ему в грудь. Подождав еще немного, минут 10-15 когда окончательно перестал биться пульс внесли его в машину и поехали прямо в Санчасть где уже ждали т. Кушнер (тот самый врач, который осматривал узника и прописал ему веронал. – В. А.) и фотограф. Подъехав к Санчасти мы вчетвером – я Дукис Ибрагим и санитар – внесли №73 в указанное т. Кушнером помещение (санитару сказали, что этого человека задавило трамваем да и лица не было видно т. к. голова была в мешке) и положили на прозекторский стол затем приступили к съемке. Сняли в шинели по пояс затем голого во весь рост. После этого положили его в мешок и снесли в морг при Санчасти где положили в гроб и разошлись по домам. Всю операцию закончили в 11 часов вечера 5Х1-25г.»

 

Отметим, что Федулеев нигде не называет свою жертву по имени – только по номеру камеры. Обратим также внимание на надетый на голову мешок и на объяснение, что пострадавший попал под трамвай. Кого увезли из лубянской тюрьмы и чей труп привезли? Был ли безымянный «№ 73» Сиднеем Рейли и был ли покойник тем же человеком, кто отправился в компании чекистов на автомобильную прогулку? Соответствует ли действительности описанная Федулеевым сцена убийства? Почему Сиднея Рейли не пристрелили в подвале, а повезли для этой цели в Сокольники? Была ли заключительная фаза «операции «Трест» неудавшейся попыткой внутрипартийной оппозиции заручиться поддержкой Запада – попыткой, которую пресек заподозривший неладное Сталин? Этого мы, возможно, никогда не узнаем.

 

P. S. Москва впервые сообщила об аресте Сиднея Рейли в июне 1927 года в «Известиях», причем в статье говорилось о его ранении и аресте летом 1925 года во время перехода границы, но не о казни. И лишь в сентябре та же газета предала гласности факт его смерти «этим летом», то есть летом 1927 года. Это и последовавшие разночтения породили множество версий о дальнейшей судьбе Рейли, согласно которым он еще долгие годы работал на советскую разведку и принимал участие в разработке множества операций – от похищения в Париже генерала Кутепова до атомного шпионажа. Есть авторы, которые утверждают, что Рейли бежал из советского узилища и через Шанхай и Гонконг добрался до Палестины, где и жил вплоть до конца 60-х годов, сотрудничая с израильской разведкой «Моссад»...

 

Владимир АБАРИНОВ  http://sovsekretno.ru/magazines/article/961   http://sovsekretno.ru/magazines/article/942

 

 

Операция "Трест"