Домой   Кино   Мода   Журналы   Открытки   Музыка    Опера   Юмор  Оперетта   Балет   Театр   Цирк 

    Форум       Помощь сайту   Гостевая книга

Страницы истории разведки

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12

• Товарищ Фрезер (Шотландский аристократ, советский суперагент, друг московских диссидентов)

• Кэмбриджская "великолепная" пятерка Сенсационный провал тайных советских агентов Берджесса и Маклина в 1951 году дал толчок к раскрытию шпионской сети СССР в Великобритании. Десяток лет высокопоставленные англичане шпионили в пользу России. Невероятно, но самая опасная группа шпионов двадцатого столетия сформировалась в среде Кембриджского университета.

• Интервью связного кембриджской пятерки Все члены капеллы сочувствовали коммунистам и помогали советским спецслужбам почти бесплатно. Все они были высокопоставленными чиновниками — аристократами. Они боялись распространения фашизма и делали все, что было в их силах, чтобы ему препятствовать

Товарищ Фрезер

Шотландский аристократ, советский суперагент, друг московских диссидентов

Имя советского разведчика Дональда Маклина не раз упоминалось на страницах «АН» – прежде всего в публикациях нашего покойного обозревателя по вопросам спецслужб С. Лекарева. Но сейчас мы лишь отчасти коснемся участия Маклина в «тайной войне» ХХ века.

Предлагаемый материал передал в редакцию известный историк и наш постоянный автор Рой МЕДВЕДЕВ. Напомним: в брежневские годы Р. Медведев был видным советским диссидентом, представляя в движении инакомыслящих левое (социалистическое) крыло. Но странным образом именно это обстоятельство и свело его с бывшим суперагентом КГБ.

Девять дней

В марте 1983 г. группа друзей Дональда Маклина собралась отметить девятый день его кончины. Я был одним из этих людей. Еще за столом сидели несколько ученых-международников и два бывших работника Коминтерна.

Дональд Маклин происходил из богатой английской аристократической семьи с шотландскими корнями. Когда в 1913-м он родился, десятки влиятельных родственников поздравляли его отца, знаменитого адвоката (позднее Маклин-старший стал министром британского кабинета). Умер Дональд в Москве на 70‑м году жизни в полном одиночестве. Никого из близких не было с ним во время тяжелой болезни. Никто из них не шел за его гробом. «Известия» дали небольшой некролог, где говорилось о кончине видного ученого, доктора наук, ведущего научного сотрудника Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО). Правда, откликнулись все ведущие газеты Англии и США. Но для англичан и американцев это был шпион, предатель, заочно приговоренный к 30 годам заключения.

Марк Петрович

Мы познакомились во второй половине 1960-х годов. Я был автором большой самиздатовской рукописи о Сталине, которую давал читать отдельным историкам, старым большевикам, писателям, чтобы выслушать их замечания, записать неизвестные мне факты и свидетельства. Один из знакомых попросил разрешения показать рукопись некоему Марку Петровичу Фрезеру. Пояснил – под этим именем живет в Москве Дональд Маклин. Немного рассказал об этом человеке.

Сегодня о Маклине и всей «кембриджской пятерке» написано множество книг, сняты фильмы. Потому нет нужды долго излагать достаточно известные факты. Просто напомню, что юность Маклина пришлась на времена экономического кризиса 1929–33 годов. Тогда многие западные интеллектуалы начали с надеждой читать Маркса и Ленина – им казалось, что советская Россия, избавившаяся от капитализма, и есть «луч света в темном царстве». Во время гражданской войны в Испании в Кембридже возникла коммунистическая ячейка. Маклин хотел в нее вступить, но на него вышел некто (советский нелегал А. Дейч) и убедил: Дональд принесет делу коммунизма больше пользы, если начнет тайно сотрудничать с советской разведкой.

...Мы встретились с Маклином на его квартире близ Киевского вокзала. Дональд сказал, что ему понравилась моя работа, он узнал из нее много новых фактов. Но главное, как я понял, ему пришлась по душе концепция рукописи. Я анализировал преступления Сталина, однако не отрицал ценностей социализма и коммунизма. Это отвечало взглядам Маклина. Оказавшись в 1950-м в СССР, он увидел: советский социализм не таков, каким представлял его в 1930-е романтик-студент. С годами разочаровывался все более – но при этом вряд ли сожалел о принятом когда-то решении и не хотел принимать капитализм. Он вступил в КПСС, и это было вполне искренним решением.

Мы начали общаться. Маклин показывал книги из своей библиотеки, предлагал помощь в переводах. Это было время «самиздата», и он часто просил меня достать ту или другую гуляющую по рукам рукопись. Хотя, естественно, разговоры шли не только о книгах и политике.

Спасая Ким Ир Сена

Дональд не углублялся в подробности своей былой работы на советскую разведку. Я знал, что он служил в английском МИДе, имел отношение к Англо-американскому атомному комитету, что на Потсдамской конференции переданная Маклином информация подготовила Сталина к сообщению президента США Трумэна о создании американцами атомной бомбы. Но лишь однажды Дональд рассказал один из эпизодов – и я понял, какого уровня разведчик сидит рядом.

Речь шла о событиях 1950 года. Шла корейская война. Напомню – поначалу армия Северной Кореи разгромила войска Ли Сын Мана и заняла 90 процентов южнокорейской территории. Но на помощь южнокорейцам пришла Америка, и Ким Ир Сен был отброшен. Казалось, его дни сочтены. Сталин настаивал, чтобы на помощь Северной Корее поскорее пришел Китай. Но Мао колебался, опасаясь, что США перенесут боевые действия на китайскую территорию и даже сбросят на его войска и промышленные центры атомные бомбы. В Вашингтоне тогда находилась английская делегация во главе с премьером К. Эттли. Рядом с Эттли был и Дональд Маклин – глава американского отдела британского МИДа. У Эттли и американских дипломатов от него секретов не было. И Маклину удалось получить копии директив Трумэна генералу Макартуру – ни при каких условиях не переходить границу с Китаем и не применять атомное оружие (США опасались втянуться в затяжную и бесперспективную войну с Китаем). Полученные сведения немедленно ушли Сталину, а от него – Мао Цзэдуну. Колебания китайцев кончились, крупные силы «китайских добровольцев» перешли границу Кореи. Начался новый этап этой тяжелой и кровопролитной войны, который завершился установлением линии перемирия по 38-й параллели.

Русская болезнь

Был ли тот Дональд Маклин, которого я знал, по-прежнему связан с КГБ? Не сомневаюсь, что какие-то контакты сохранялись. Понятно, что благодаря КГБ Дональд и его жена Мелинда получили хорошую квартиру в Москве. Что это «органы» давали ему возможность иногда выезжать в страны советского блока (Польшу, Венгрию, Болгарию). Что именно КГБ помог получить сначала синекуру в МИДе, потом –  научную работу в ИМЭМО. Но контакты контактам рознь. К подразделениям, которые занимались внутренними проблемами СССР, Маклин, безусловно, отношения не имел. Не те настроения у него были. Помню, несколько раз он объяснял, как обнаруживать слежку, как выявить (на примере одной общей знакомой) осведомителя КГБ в своем окружении.

Маклин не искал встреч с диссидентами, хотя с интересом наблюдал за их деятельностью. Позднее его сыновья, студенты МГУ, часто приводили домой оппозиционно настроенную молодежь. Дональд беседовал с гостями охотно, хотя во взглядах сходился не всегда – это было уже другое поколение, с другими нравственными и политическими ценностями. При этом он никогда не отказывался помочь деньгами семьям арестованных «за политику». Однажды узнал, что дочь его знакомых за самодельные листовки отправлена в психбольницу. Как раз были выборы в Верховный Совет СССР. Маклин как гражданин СССР пришел на избирательный участок и на бюллетене написал: «Пока такие девушки, как Ольга И. (шла фамилия), будут находиться в психиатрической больнице, я не могу принимать участие в выборах».

Но, разумеется, лезть в советскую политику он не собирался. С интересом занимался научной работой, тяготился необходимостью носить чужое имя, и был рад, когда его книга о внешней политике Англии вышла в Лондоне под его собственным именем. Тут же объявил всем знакомым, что «Марк Петрович Фрезер» кончился, отныне он снова Дональд Маклин. Года через два книга вышла и в СССР, я получил ее с дарственной надписью. Около журнала «Международная жизнь» в те годы сложился кружок историков, ученых-международников. Маклин в этой компании стал своим.

В Москве он жил с семьей, однако семейная жизнь не ладилась. Дональд не любил говорить на эту тему, но легко было догадаться, что причина – его «русская болезнь». Запоями Маклин страдал еще в своей «прежней жизни», но в Москве, хоть он несколько раз лечился, избавиться от привычки к алкоголю не удалось. Видимо, сказывались тяжелые переживания прошлых лет.

У него была дача в дачном поселке МИДа, Дональд жил на ней с ранней весны до поздней осени. Возился в саду, на огороде, в цветнике (излюбленное занятие англичан). Обожал маленькую внучку, она на даче оставалась с ним на несколько недель.

Постепенно семья распалась окончательно. Сначала уехал в Англию старший сын Ферчи. Потом – жена Дональда, впрочем, уже ушедшая от него к Киму Филби. Потом дочь, увезя и столь любимую внучку.  Последним – младший сын по имени тоже Дональд. Сократился и круг общения – с одними своими знакомыми Маклин порвал, другие ушли в лучший мир. Потом Дональд узнал о своей тяжелой болезни – и замкнулся окончательно. Встречаться перестал даже с самыми близкими друзьями.

О его смерти я узнал из некролога в «Известиях».

Дональд Маклин прожил в СССР немногим более 30 лет – как раз тот срок, который должен был провести в одиночном заключении в английской тюрьме.

…В своей прихожей он повесил самодельный плакат. На листе бумаги большими буквами было написано: «Оппортунистам, нечестным людям и антисемитам в этой квартире делать нечего!». Странная надпись для того, кто считался одним из крупнейших шпионов ХХ века. Но совершенно естественная для такого человека, как Дональд Маклин.

Справка «АН»

Дональд Дюарт Маклин – советский разведчик, член знаменитой «кембриджской пятерки» – сети агентов-идеалистов из высших кругов английского общества, работавших в 1930–50 гг. на СССР. Оперативный псевдоним – Гомер. Занимая важные посты в британском  МИДе, передал СССР тысячи секретных документов, в том числе – имевших особое значение в годы Великой Отечественной войны. Снабжал Москву информацией по «атомному проекту» США. Американцы вышли на него в 1950-м в ходе операции «Венона» (дешифровка советских разведдонесений), но узнавший об этом друг и руководитель Маклина по «пятерке» Ким Филби, тогда служивший в британских спецслужбах, вовремя предупредил Гомера, и тот бежал в СССР. Позднее к нему переехала семья. Умер в Москве в 1983 году.

21(211) от 3 июня 2010 [«Aргументы Недели», Рой МЕДВЕДЕВ] http://www.argumenti.ru/history/n240/63027/

Кэмбриджская "великолепная" пятерка

     Ким Филби,      Дональд Маклин,       Энтони Блант,    Джон Кернкросс и    Гай Берджесс

Сенсационный провал тайных советских агентов Берджесса и Маклина в 1951 году дал толчок к раскрытию шпионской сети СССР в Великобритании. Десяток лет высокопоставленные англичане шпионили в пользу России. Невероятно, но самая опасная группа шпионов двадцатого столетия сформировалась в среде Кембриджского университета.

Это стало возможным во многом благодаря хитроумному плану вербовки "в ресурс" студентов престижных английских университетов (Кембридж и Оксфорд), которые в будущем могли занять видные посты и стать обладателями важных секретов. Автором этой, рассчитанной на многие годы вперед, разведывательной программы был начальник четвертого управления ОГПУ Меер Трилиссер. (Кстати, он же был инициатором создания псевдоконтрреволюционной организации "Трест" в 1921 году, которая заманила в СССР английского агента Рейли, Бориса Савинкова, знаменитого атамана Тютюнника и ряд других видных деятелей Белого движения. О "Тресте" в 70-е годы был снят телефильм "Операция "Трест"", который имел большой успех.) План работы с английскими студентами был горячо поддержан руководителем международного отдела Коминтерна Пятницким, который обеспечил ему всестороннюю поддержку со стороны различных коминтерновских структур. Именно эти структуры рекомендовали ряду видных английских ученых, придерживавшихся марксистских взглядов, перейти на работу в Кембридж и Оксфорд.

Выполняя директивы Коминтерна, компартия Великобритании направила в Кембридж одного из самых талантливых своих пропагандистов - Палма Датта. В Кембридже в конце 20-х работал известный экономист Морис Добб - член исполкома английской компартии, основавший в университете "Лигу борьбы против империализма" и не скрывавший своих симпатий к Советскому Союзу, который он считал "обществом будущего". Кафедру кристаллографии в Кембридже в это же время возглавлял марксист Дж. Д. Бернал. Большим авторитетом среди студентов и преподавателей пользовался известный философ и математик Бертран Рассел. Его жена Дора Блейк - декан одного из женских колледжей Кембриджа - была также активной сторонницей СССР и его внешней политики.

Левые настроения захлестнули Кембридж в начале 30-х. Здесь создается "Общество культурных связей с СССР", а также "Кембриджское кинематографическое общество", которое полностью находилось в руках левых. Большим успехом левых был захват ведущих позиций в "Обществе апостолов". Созданное в начале XIX века, это общество обязывало своих членов к взаимной поддержке и взаимовыручке. Один из его первых членов - знаменитый английский поэт Алфред Теннисон назвал его "тайным обществом взаимного восхищения". В начале ХХ века членами этого общества были знаменитый физик Джеймс Максвелл, будущий премьер-министр Роберт Уолпол, лауреат Нобелевской премии Аллен Хаджин.

Традиции "Общества апостолов" обязывали его членов хранить тайны общества и никому не открывать своего членства в нем. Эти традиции оказались весьма "на руку" студентам левых взглядов, которые в начале 30-х заняли в этом обществе ведущие позиции.

Их лидером в это время стал Энтони Блант, чья семья имела родственные связи с самыми знатными семьями Англии. Мать Бланта была двоюродной сестрой графа Стрэтмора, дочь которого вышла замуж за короля Георга VI. Таким образом, Антони Блант - близкий родственник королевы Елизаветы (ныне королевы-матери) и троюродный брат королевы ЕлизаветыII. По данным бывшего советского посла в Англии Попова (В.И.Попов "Советник королевы - супер-агент Кремля". - М., 1995) Блант и ряд его близких друзей были завербованы на службу советской разведке австралийским евреем - агентом Коминтерна Арнольдом Дейчем в 1934 году.

Дейч одновременно сумел завербовать целую группу кембриджских студентов, в том числе сына капитана первого ранга королевского ВМФ Гая Берджесса, сына гражданского губернатора одной из индийских провинций Гарольда Рассела Филби (известного как Ким Филби) и одного из лучших студентов Кембриджа Джона Кернкросса. Было еще немало и других. Имена многих из них до сих пор не стали известны: российская Служба внешней разведки рассекретила (и то частично) дела только тех, кто в той или иной мере ранее "засветился".

После отъезда Дейча из Англии его работу по вербовке студентов Кембриджа на службу советской разведке продолжил Антони Блант. Вербовка, проводимая им, распространялась и на иностранных студентов, обучавшихся в то время в Англии. Так, он завербовал студента из Канады Герберта Нормана, который в конце 40-х годов стал канадским послом в Египте. Когда его связь с КГБ была раскрыта канадскими спецслужбами, Норман выбросился из окна посольства, чтобы, как он написал, "не выдать сотню людей".

Еще один будущий член "пятерки" - Дональд Маклин, сын министра либерального кабинета, поступил в колледж в 1931 году. Коммунистические идеи исповедовали многие студенты Тринити-колледжа. Но для большинства из них приверженность марксистско-ленинскому учению оказалась вроде детской болезни: повзрослели - и прошло. Для этой же четверки служение коммунизму превратилось в цель жизни.

После университета Маклин получил распределение в министерство иностранных дел. На собеседовании молодому человеку сказали: "Мы знаем, что вы были преданы коммунистическим идеям во время учебы в университете. Поддерживаете ли вы их сейчас?" "Я решил вести себя нагло", - вспоминал Маклин. - "Да, - сказал я. - У меня были такие взгляды, и я еще не до конца от них избавился". Должно быть, им понравилась моя откровенность". Гай Берджесс, закончив Тринити-колледж, удачно устроился помощником члена парламента консерватора Джека Макнамары. К этому времени Берджесс уже несколько раз побывал в Москве, где встречался с руководителями советских шпионских ведомств и получил непосредственно от них ряд заданий. Гай Берджесс установил контакты с русским резидентом в Лондоне. С началом второй мировой войны он стал секретным курьером, доставляющим правительственную почту главам европейских государств. И вся эта сверхсекретная информация поступала в распоряжение советской разведки. Одновременно Гай "подкармливал" и британские спецслужбы. Эта дьявольски сложная работа принесла ему солидные "дивиденды". В январе 1939 года МИ-6 предложил Берджессу штатную должность. Ким Филби, закончив Кембридж, отправился в Вену. Там он помогал вызволять коммунистов из нацистских тюрем. В Лондоне Филби появился с женой - советской шпионкой, и вскоре прослыл деятелем консервативной ориентации. В 1937 году в качестве репортера "Тайме" Ким уехал в Испанию освещать ход гражданской войны. Это было удобное прикрытие для передачи информации русским, которые поддерживали республиканцев.

В дни войны

В 1939 году Блант подал заявление на пятимесячные курсы военной разведки. Но марксистское прошлое зажгло перед ним красный свет, и Бланта возвращают в свою часть с клеймом неблагонадежного. Однако после первого поражения шпион не пал духом. Он вступил в корпус армейской разведки, попал в Дюнкерк, смог эвакуироваться с отступающими английскими частями. А затем, использовав связи Берджесса, перешел на службу в МИ-5.

Для Филби шанс пробраться в секретные службы Великобритании появятся в июне 1940 года с неожиданным звонком из военного ведомства. Ему предложили работу в секции "Д", во вновь сформированном отделе МИ-6, которому ставилась задача осуществлять подрывные акции в Европе. На новую работу сосватал его Гай Берджесс. Работа в МИ-5 была направлена на обеспечение безопасности в стране. МИ-6 нацеливалась на сбор разведданных за рубежом. К тому времени, когда там появился Филби, Гай Берджесс уже в полную силу работал на своих советских хозяев. Шифровальщики советского посольства день и ночь кодировали огромное количество материалов для передачи в Москву. Филби начал шпионскую деятельность, послав в Москву списки агентов, коды и параметры радиоволн, взятые из центральных архивов разведки.

Работая в разведке, Блант познакомился с русскими шпионами по атомным разработкам - доктором Клаусом Фоксом и доктором Аланом Наин Мэй. Несмотря на их очевидные симпатии к коммунизму, обоих не отстранили от работы над атомной бомбой. Блант заверил ученых в своей поддержке. Примерно в это время Блант принял новое назначение - он стал инспектором королевской картинной галереи. Это позволило ему войти в высший свет Англии.

В 1944 году Маклин был назначен начальником канцелярии английского посольства в Вашингтоне. Один из первых звонков он сделал в советское консульство, чтобы установить контакты с новым руководителем. У Маклина было много информации для русской разведки. На стол русских легла переписка между Рузвельтом и Черчиллем, содержащая проекты военных планов и послевоенной политики. После войны Маклина назначили секретарем комитета, занимавшегося классификацией информации по работе над атомной бомбой в США и Англии. Тем временем Филби получил повышение: его назначили начальником "секции 9", контролирующей шпионскую деятельность против СССР. Отныне НКВД, а затем КГБ знал о каждой планируемой англичанами шпионской акции.

Угроза разоблачения

Огромное количество информации, которой четверка обеспечивала советскую разведку и контрразведку, неумолимо вело к появлению подозрений. И действительно, первыми забеспокоились американцы: "Почему русские знают обо всем, что мы собираемся делать?" Впрочем, был один уникальный случай, угрожавший раскрыть Филби. В августе 1945 года английская разведка получила сообщение, что сотрудник КГБ Константин Волков хочет перебежать в Англию. Он обещал сообщить имена трех британских шпионов, работающих на Советы в министерстве иностранных дел и разведывательных службах. К счастью для Филби, это дело передали лично в его руки. Когда Филби прибыл в Турцию, где планировалась встреча с русским перебежчиком, Волков там не появился. Вскоре его обнаружили в Москве - с пулей в затылке. Много позже Филби цинично объяснил: "На карту была поставлена одна голова - Волкова или моя".

После войны Берджесс перешел в министерство иностранных дел и стал личным помощником Гектора Мак-Нейла, заместителя министра иностранных дел в лейбористском правительстве. Но жизнь в постоянном напряжении сильно повлияла как на него, так и на Маклина - они начали пить. Маклина послали в Каир, но и это не остановило пьянок. После одного из ночных загулов Маклина отозвали назад в Англию. К 1950 году Берджесс оказался в ужасном состоянии. В докладной записке о нем говорилось: "Чем быстрее мы избавимся от этого отвратительного человека, тем лучше будет для нас". Куда бы Берджесс ни поехал, везде он напивался и затевал пьяные драки. Любопытно, что Берджесс без устали яростно критиковал британскую политику. Но, тем не менее, это не помешало ему в августе 1950 года получить назначение в Вашингтон на должность первого секретаря посольства. Там он встретился с Филби, который стал офицером связи с ЦРУ. Но петля на шее шпионской группы затягивалась. Филби уже предупредил Берджесса о необходимости крайней осторожности. В Вашингтоне он взял Гая под свою "крышу". Для Берджесса это был последний шанс уцелеть.

Побег на восток

К 1951 году Филби, благодаря своему высокому положению в разведке, уже знал, что Маклина вот-вот раскроют. Но он не подозревал, что американцы также обложили и его, и Берджесса. Маклина необходимо было предупредить, дать ему возможность бежать. Если его возьмут, то, безусловно, заставят заговорить, поэтому Маклин превратился в головную боль для всех. Филби назначил Берджесса связным, но тот не мог вернуться в Британию без официальной причины. Тогда он затеял несколько серьезных скандалов, и разгневанный посол приказал отправить Берджесса домой. Бланг, имевший контакты в МИ-5, сообщил Гаю точное время, когда "Почтовый голубь" - такова была кодовая кличка Маклина - будет взят под стражу.

Берджесс предубедил Маклина. Объявив, что они уезжают в отпуск, оба в тот же вечер сели на паром во Францию. С тех пор ни одного из них в Британии больше не видели. Следующее публичное появление Берджесса и Маклина произошло в 1956 году на параде в Москве, где их чествовали как героев борьбы за коммунизм. До сих пор неизвестно, почему Берджесс убежал вместе с Маклином. Их поспешное бегство прозвучало для двух оставшихся кембриджских шпионов как погребальная музыка.

Под перекрестным огнем

Всего лишь несколько часов понадобилось властям, чтобы неожиданное исчезновение Берджесса и Маклина связать с Филби. Глава МИ-6 тут же отозвал его назад в Лондон. Филби повел себя нагло, ему удалось как-то свалить всю вину на бежавшего Берджесса. Неразоблаченному тайному агенту разрешили уйти в отставку. Прощальное рукопожатие скрепили тысячи фунтов стерлингов - "за заслуги". Увольнение Филби вызвало в рядах МИ-6 настоящий хаос. Десять сотрудников службы были вынуждены уйти в отставку - не за то, что их подозревали в тайном шпионаже, а за то, что они не смогли предотвратить шпионаж.

В 1955 году правительство наконец опубликовало долгожданный отчет, посвященный исчезновению Берджесса и Маклина. Это была сплошная клоунада. Один член парламента охарактеризовал отчет как "оскорбление разведорганов страны". Но для Филби самый страшный момент наступил тогда, когда член парламента Маркус Липтон сделал парламентский запрос. Раздраженный деятельностью МИ-5, он спросил премьера сэра Э1ггони Идена: "Вы решили скрыть весь урон, нанесенный сомнительной деятельностью Гарольда Филби?" В ответ на это министр иностранных дел Гарольд Макмиллан сообщил парламенту выводы расследования, проведенного службами министерства: "У меня нет никаких оснований обвинять Филби в предательстве интересов своей страны".

Филби торжествовал и в ознаменование победы провел пресс-конференцию. "Я никогда не был коммунистом", - заявил он. На основании этих высказываний МИ-6 снова начал использовать Филби в качестве агента. В ту пору он работал репортером газеты "Обсервер" на Ближнем Востоке и снова начал подкармливать секретной информацией советские разведывательные службы.

Ловушка захлопывается

Но Филби не ушел от разоблачения. Отдел МИ-5 по-прежнему утверждал, что Филби - "крот", и эти слова окончательно подтвердились, когда из России в Англию внезапно перебежал сотрудник КГБ Анатолий Голицын. Он без колебаний назвал Филби третьим человеком в "кембриджской четверке". В январе 1963 года старый друг Филби разведчик Николас Эллиот летит на Ближний Восток, чтобы разобраться в новых фактах, связанных с тайной деятельностью маститого журналиста.

"Ты использовал меня много лет, - сказал он Филби, - и теперь я узнаю от тебя всю правду, даже если мне придется вытягивать ее из тебя. Генеральный прокурор сэр Джон Гобсон согласился предоставить шпиону определенные гарантии безопасности в обмен на полное и чистосердечное признание. Филби рассказал, как его завербовали и обучили, подробно описал свою работу в качестве двойного агента. Но назвать связи и подписать письменное признание отказался. Эллиот вернулся в Англию за дальнейшими инструкциями, а Филби сбежал в СССР. Верховный Совет предоставил ему политическое убежище, Филби получил советское гражданство и работу в КГБ.

"Крот" в Бэкингемском дворце

После побега Филби в Англии остался только Энтони Блант. Он работал в тесном контакте с Берджессом и теперь боялся, что тот, находясь в безопасности в Москве. К тому времени, когда Блант предстал перед следователем Уильямом Скардоном, его уже допрашивали одиннадцать раз. После того как ему гарантировали определенные скидки по приговору во всем сознался. Несмотря на признание в шпионской деятельности, Бланта оставили на должности старшего инспектора королевской картинной галереи. Четырнадцать лет спустя, когда правда о "кембриджской четверке" вышла наружу, премьер-министр Маргарет Тэтчер вынуждена была заявить: "В апреле 1964 года сэр Энтони Блант сообщил в органы безопасности, что он регулярно передавал информацию русским, работая в разведке..." Вскоре после этого заявления представитель Бэкингемского дворца объявил, что Блант лишен рыцарского звания.

Наконец-то "крот", окопавшийся в Бэкингемском дворце, был вытянут на солнышко. Семь лет спустя он умер, обесчещенный и отвергнутый даже своим постоянным партнером-гомосексуалистом. Берджесс умер раньше, в 1963 году, разбитый болезнями и спившийся. Маклин умер почти одновременно с Блантом. Филби до конца работал на КГБ.

Он шутил, что только две вещи не может простить Британии - шрамы, полученные во время игры в крикет, и мармелад. Но в 1982 году на русском грузовом судне, ставшем на якорь у побережья Суссжса на мостике была замечена сутулая фигура с биноклем в руках. Это был Филби, решивший в последний раз взглянуть на Родину. Он умер в Москве в мае 1988 года и был похоронен со всеми воинскими почестями на кладбище в Кунцево.

Источники:  http://www.agentura.ru/culture007/history/ww2/ussr/operations/pyaterka/

• "МИ-5: предатели и шпионы"
• Рафаил Кашлинский "Английские аристократы на службе КГБ"
• Вторая из древнейших профессий

Интервью связного кембриджской пятерки

В прошлом году не стало замечательного человека, легенды советской разведки Юрия Ивановича Модина. Юрий Модин был связным так называемой кембриджской пятерки с 1947 по 1953 год. Его книга «Мои кембриджские друзья», вышедшая в России в издательстве «Олма-пресс», сразу же стала бестселлером. В последние годы Юрий Иванович тяжело болел, но несмотря на это он нашел в себе силы, чтобы встретиться с нашим корреспондентом и рассказать о своей жизни и службе.

— Откуда у вас интерес к военной службе?

— От отца. Он был фельдфебелем царской армии. В полк, где служил отец, царь прислал одного графа. Это был приближенный царя, который сам попросился на фронт. Граф обратил внимание на отца и однажды сделал ему следующее предложение: «Ты смышленый. Хочешь, человека из тебя сделаю?» После этого он стал заниматься с отцом: обучал его военной науке, языку, литературе, даже астрологии. Потом армию расформировали, и отец вернулся в деревню.

А в 1918 году он записался добровольцем в Красную армию. Там он занимал крупные посты. Был комиссаром бригады, потом комиссаром курсантской бригады на Дону. Если вы читали рассказ Дмитрия Фурманова «Десант», вы помните, что в этом десанте участвовали курсанты. Так вот, отец был комиссаром именно этой курсантской бригады. В 1938 году он уже был комиссаром артиллерийского полка, а я учился в восьмом классе и собирался вступать в комсомол.

В это время вовсю шла борьба с троцкистами. Накануне зачетных стрельбищ шла разметка дальности полета, и была допущена серьезная ошибка. Командиром этой батареи был офицер, участвовавший в боях в Испании и получивший орден. Начальству было неудобно привлекать его к ответственности. Вот и решили обвинить в этом должностном преступлении комиссара полка, то есть отца. С должности его сняли. На работу он больше не ходил. Но из армии увольнять не стали. Для того чтобы уволить офицера, тем более комиссара полка, нужно было получить распоряжение или согласие обкома партии. Председателем же местного обкома был бывший слушатель отца. Он сказал: «Что хотите делайте, все равно я такого разрешения вам не дам!» В конце концов он отца отстоял! Обвинение было снято.

Когда я решил вступить в комсомол, отец мне сказал: «Ты еще молодой парень. Если со мной что случится, а ты беспартийный и не комсомолец, тебе ничего не будет. Но если ты будешь комсомольцем, тебе придется очень нелегко, ты пройдешь через страшные издевательства. Запрещаю тебе это делать!»

На исходе 1938 года дела отца улучшились. Его восстановили в должности и отправили преподавателем марксизма-ленинизма на Высшие курсы летчиков. Я благополучно окончил среднюю школу.

- С чего начался ваш путь в разведку?

- Меня, как здорового и крепкого, прочили в авиацию. Но тут мать сказала свое веское слово: «Никаких авиаций!». Я в то же время в газете увидел объявление о приеме абитуриентов в Высшее инженерно-строительное училище Военно-морского флота. Туда был очень большой конкурс: 60 желающих на одно место! А мест было всего сто. Вот я и решил во что бы то ни стало пробиться на одно из этих ста мест.

Всего было 7 или 8 экзаменов (вплоть до географии и биологии). Экзамены были ужасно сложные. Математики я не боялся, так как по ней у меня всегда была «пятерка». Многие претенденты были сразу же «забракованы» и даже не сдавали экзамены, так как в аттестате у них были «тройки».

Короче говоря, с большим трудом, но я пробился! Первый семестр я был отличником, а сразу же после начала войны меня как хорошего ученика пригласили вступить в партию. Я согласился. В ноябре 1941 года нас по «дороге жизни» из блокадного Ленинграда перебросили в Ярославль. Потом в 1942 году нас отправили на Сталинградский фронт.

Так вот, когда мы были в Ярославле, Сталин отдал приказ о том, чтобы половину личного состава флота переправить в Сталинград. Поехали мы в Сталинград на пароходе, но доехать туда не смогли. Остановились в Костроме. Меня пригласили в городской СМЕРШ Костромы. Сотрудник контрразведки рассказал мне о том, что много их людей погибло. И свои били, и немцы уничтожали. В завершение разговора предложил мне работать в СМЕРШ.

Дело в том, что я всегда был положительным, активным и ответственным молодым человеком. Хороший ученик, хороший пионер. Позднее все время был на комсомольских должностях. Кроме того, никогда не волынил с общественными заданиями типа поездки на картошку. Скорее всего, работники СМЕРШ присматривались ко мне уже давно, считали меня достойным этого дела, а в Костроме решили открыть карты.

— Как вы отреагировали на это предложение?

— Я согласился. Но с условием, что как только закончится война, меня с этой работы отпустят, и я продолжу учебу. Контрразведчики согласились на мое условие. Это был 1942 год. Несколько месяцев меня учили приемам контрразведывательной работы: следить за моральным состоянием наших солдат, распознавать и вылавливать шпионов, которых немцы засылали в нашу армию. Но поработать же в СМЕРШ я не успел - меня очень скоро направили в Высшую школу НКВД, что в Кисельном переулке в Москве.

Нас поселили в Больших домах (по-моему, так называется это место в районе улицы Горького). Там мы жили, учились, проходили подготовку. Потом стали отбирать кандидатов для какой-то особой учебы. Никто толком не знал, что это за учеба. Вскоре выяснилось, что при Высшей школе НКВД организуют языковые курсы, на которых некоторые из нас будут изучать немецкий, английский и другие иностранные языки.

Начали выяснять, кто какой и в какой степени знает язык. Я сказал, что немного изучал английский. На самом деле я знал его гораздо лучше, чем другие. Мама хорошо знала английский язык и занималась им со мной, когда я был мальчишкой. Короче говоря, с жуткими ошибками, с «двойками», я все-таки попал на эти курсы. Там я изучал английский язык. Через год меня, даже не окончившего курсов, направили на работу в разведку. Проверив, как я знаю язык, сказали: «Потом подучишься, а пока с тебя хватит».

— Куда вас направили?

— На Лубянку. Ох, и тяжело там было... Начинали работать в десять утра, заканчивали – в час, два ночи. Правда, в середине дня делали небольшой двухчасовой перерыв, в течение которого успевали поспать, погулять, отовариться по карточке.

— Какие функции вы выполняли на Лубянке?

— Если так можно выразиться, я работал на полуоперативной - полуобслуживающей работе. Переводил продовольственные списки, параллельно учился контрразведывательной работе.

Я сразу научился печатать на машинке. Это мне облегчило работу, так как любое начальство не любит писать. Меня просили напечатать. Я печатал и давал руководителям. Подписывают – значит, все в порядке. Кроме того, я вел дела наших ценных агентов за рубежом.

У меня были очень хорошие отношения с работниками архивов. От них многое зависело. В 1941 году все столичные организации (и прежде всего органы безопасности) собирались эвакуировать. Все было загружено в мешки, перепутано, попробуй среди тысячи и тысячи дел найди нужное!

Благодаря своей работе я получил представление о том, какова наша агентура по всему миру. С этими делами мне было легче обращаться, чем оперативным работникам. Кстати, некоторых оперативников моя чрезмерная активность раздражала. Они меня постоянно дергали: «Я тебе что сказал? Куда пошел? Сиди. Прогоню. Ах, ты такой-сякой».

Хотя все это были чрезвычайно секретные материалы, я всегда имел к ним доступ, так как был единственным человеком, находившим понимание у архивариусов. Они считали меня как бы своим человеком, всегда мне все доставали, а когда я не мог понять, что где лежит, всегда приходили мне на помощь и объясняли, что на какой полке находится. Во время перерывов я очень любил ходить в библиотеку оперативного состава. Там я познакомился с очень интереснейшими документами, о существовании которых публика даже не догадывается. Я, например, читал дневники Николая II.

В покушении на Распутина, которое было совершено в доме Юсупова, участвовал некто по фамилии Гершкович – или что-то похожее, я уже не помню. Так вот, этот господин потом сам во всем признался, и его не тронули. А я читал в подлиннике его воспоминания о том, как готовили заговор, какие были взаимоотношения между членами Государственной Думы и царской семьей, кто с кем спал и т.д.

Такая информация мне была очень интересна и открывала совершенно новое представление о том, что происходило в те времена в «высших эшелонах власти». Для меня это была очень хорошая школа. Я прочитал очень много ненапечатанной литературы, «на всякий случай» лежавшей в библиотеке НКВД.

Когда техническим сотрудникам запретили доступ в библиотеку, доставать нужные материалы мне помогала моя знакомая, работавшая там библиотекарем. Позднее, еще через несколько лет, я узнал о том, что даже оперативникам в эту библиотеку запрещен доступ, только руководство могло там работать… Но я все равно продолжал пользоваться фондом этой библиотеки, потому что главным библиотекарем была девушка, с которой мы вместе учились в Высшей школе НКВД!

— Какую информацию вы искали в архивах в первую очередь?

— В основном я интересовался историей разведчиков. Там ведь помимо книг хранились отчеты разведчиков, вернувшихся из командировок и т. п. Единственное, чего там невозможно было найти – это данные о работе спецподразделений, осуществлявших убийства, террор и т. д. Этих сведений там просто не было.

Всем этим я просто так интересовался. Потому что я знал: рано или поздно все равно буду разведчиком, и для меня это будет очень важно и полезно. И действительно – со временем все это мне понадобилось.

С 1943 года я работал в 1-м главном управлении внешней разведки. А в 1947 году мне доверили настоящую оперативную работу – работу разведчика.

— Как вы стали работать с кембриджской пятеркой?

— Все, что мне известно про этих людей и их жизнь, я узнал еще во время войны (с 1943 года), когда изучал эти дела. То есть, конечно, их делами занималось руководство, а я подшивал бумажки, или, говоря языком спецслужб, «осуществлял техническую обработку агентурной информации».

Все члены капеллы сочувствовали коммунистам и помогали советским спецслужбам почти бесплатно. Все они были высокопоставленными чиновниками — аристократами. Они боялись распространения фашизма и делали все, что было в их силах, чтобы ему препятствовать.

В 1952 году я приехал в Англию из-за Кима Филби. Тот последние годы сидел на мели, жил буквально впроголодь. Англичане пенсию ему не платили. Наши — тоже. Так что надо было человеку помочь. Передо мной была поставлена задача: хочешь не хочешь, но с Филби необходимо встретиться и подкинуть ему деньжат.

Когда иностранный дипломат приезжает в страну, буквально через месяц, два, три за ним начинают ходить. За мной же шесть лет не ходили – целых шесть лет!

Я создал себе имидж дурачка, я никогда от них не бегал. Наоборот, когда они меня теряли, я «подсовывался» им. Они ничего не могли доказать, ни в чем не могли меня обвинить, но было ясно, что за мной ходили «плотно», видели, знали все.

— Какой у вас там был официальный статус?

— Дело в том, что в то время у НКВД должностей не было, а работника посылать надо было. Вот с послом Зарубиным и договорились о том, что меня посылают в качестве шифровальщика, но на самом деле посольские на шифровальную работу сажать меня не будут.

Шифровальщик – это легальная должность. Он работает в посольстве, а «принимающая сторона» прекрасно знает, что он шифровальщик. Все разведки мира охотятся за шифровальщиками. Обычно шифровальщики живут на территории посольства, а не в городе.

Когда я приехал в Лондон, посол сразу вызвал меня и своего советника Павлова. Этот Павлов раньше был переводчиком Сталина, переводил его беседы с Черчиллем, Рузвельтом и т.д. В общем, знал язык отменно. Зарубин попросил Павлова проверить, насколько хорошо я знаю язык. Павлов меня проверил и сказал: «Знает, но плохо. Его надо отпускать в рабочее время – пусть ходит в кино и смотрит фильмы. Фильмы будет смотреть регулярно и в большом количестве и быстро овладеет навыками разговорной речи».

— Еще как! Месяца через два-три я начал все понимать. Правда, у меня поначалу был американский акцент, так как я смотрел в основном американские фильмы. Но потом, плотно работая с англичанами, заговорил на британском английском.

— В вашей работе вам часто приходилось рисковать?

— Во время работы именно с кембриджской пятеркой острых моментов у меня было не так уж много. А вообще рисковать, конечно же, приходилось.

От руководства получил втык за то, что сорвал встречу, так как, по их мнению, никакой реальной опасности не было. Спустя несколько лет, читая книгу Гордиевского, я увидел, что поступил правильно. Британцы действительно готовили мне ловушку. Я был на краю пропасти, но сообразил, как себя вести, и спасся.

Так вот про риск. Дело было следующим образом. Я должен был встретиться с Кэрнкроссом. Назначил ему встречу. А когда пришел в назначенное место, мне показалось, что там агенты британской контрразведки. Кэрнкросс должен был, выйдя из метро, повернуть налево, идти прямо, пересечь улицу и войти в общественную уборную. Там он передал бы мне материалы. Я заблаговременно прибыл на нужную улицу. Эта улица была светлая и широкая. Поэтому мне было бы хорошо видно, когда Кэрнкросс выйдет на эту улицу, когда он войдет в уборную.

Когда он подходил к уборной, я увидел, что на автобусной остановке стоял молодой парень, который смотрел в направлении следующей остановки. На следующей остановке стоял похожий на него одеждой, манерами и поведением парень, который смотрит в направлении, противоположном моему движению. В сквере на лавочке сидит третий молодой человек и смотрит на уборную…

Наверное, интуиция сработала, и я почувствовал, что это ловушка, и меня сейчас сцапают.

Я решил ретироваться: в уборную не пошел, а пересек улицу, сел в ожидавшую меня машину и уехал домой.

Резидент выслушал мой рассказ и сказал, что я просто струсил. Он передал об этом телеграмму в Москву. И Москва посчитала его оценку действий Аркадия (у меня была кличка Аркадий тогда) правильной и потребовала, чтобы с Кэрнкроссом я все-таки встретился.

Следующая встреча с Кэрнкроссом тоже сорвалась: на этот раз Кэрнкросса в условленном месте не было. Еще одна попытка встретиться опять безуспешна. А Центр требует, чтобы мы обязательно встретились: во время похода из дома (он жил недалеко от меня) на работу пусть Аркадий договорится с ним о встрече.

Я долго мучился, несколько недель, а может быть, даже месяц, в конце концов, мне удалось его поймать и с ним договориться. Не устанавливая непосредственного контакта, проходя мимо, я сказал где, во сколько, когда. Он махнул головой и действительно пришел.

К моменту, когда он пришел, в СССР бежали Берджес и Маклин, и из Центра пришло указание сказать Кэрнкроссу о том, что связь с ним прекращается, и инициатива возобновления связи будет исходить от советской стороны. Как будто временно, но без указания, когда…

Мне предложили дать ему крупную сумму денег, тем более, что он собирался жениться. Я ему деньги передал, а у него взял секретные материалы.

— Если бы во время первой встречи вас поймали британские спецслужбы, что бы вам грозило?

— Ну, со мной как с дипломатом (я тогда был вторым секретарем посольства) ничего особого не сделали бы, меня бы просто выслали из страны. А задержать, конечно, задержали.

А вот легальным разведчикам не позавидуешь. Шпионов иногда даже не пытают, а сразу убивают.

Задержание и допрос — страшное напряжение, выдержать которое под силу не каждому. Люди, допрашивающие шпионов, владеют специальными психологическими методиками. Они создают у задержанных шпионов ложное ощущение, что их могут простить, и склоняют к выдаче секретной информации.

Еще один момент, связанный с риском, был у меня уже после войны. В натовские времена. Конец сороковых. А может быть, и 1950 год. Не помню точно. Англичанин, масон, попался в сеть какой-то девицы. Она его разорила, у него не осталось совсем денег, и он, чтобы вырваться из нищеты, предложил мне полное боевое расписание английской армии.

Англичанин настаивал на определенной сумме, а я ему предлагал меньше. Мне стало жалко его, и я спросил у резидента, можно ли ему дать столько, сколько тот просит. Резидент ответил, что ни в коем случае.

Я пришел на встречу к масону и сказал: «Увы, ничего не могу поделать». Он говорит: «Смотри туда вот!» и показывает куда-то сзади меня. Я повернулся, а он быстро достал откуда-то пистолет и прицелился мне в лицо. Я поворачиваюсь к нему, вижу пистолет и говорю: «Ну и что?»

Он, видимо, не ожидал такого ответа с моей стороны. Взял свой пистолет и спрятал. Не могу сказать, что в тот момент я так уж сильно испугался. Страшно стало потом, когда это все закончилось…

— Это экспромт был или вас учили так действовать?

— Совершеннейший экспромт. И его этот экспромт обезоружил. Он считал, что я, очевидно, заору, или еще что-нибудь в этом роде. А я спокойно спросил: «Ну и что?»

Принес все-таки сукин сын расписание за ту сумму, которую я ему изначально предлагал. Черт его знает, как разведчик должен вести себя в такой ситуации.

— Юрий Иванович, говорят, разведчику необходимо быть грамотным стратегом, иначе он не сможет адекватно реагировать на проходящую через его руки важную информацию. Вы с этим согласны?

— На все сто процентов. Например, однажды я получил любопытные данные об одной интересной подрывной акции западных спецслужб. Чтобы рассорить советских партийных лидеров, наши враги состряпали фальшивку о том, что один из них якобы ведет подрывную деятельность против другого.

Но чтобы эффект был наиболее сильным и разрушительным, эту информацию запустили не в средства массовой информации, не руководителю этого функционера, а… жене того, против которого якобы был заговор. Жены же партфункционеров бывали на приемах в посольствах, «блям-блямкали» будь здоров. В результате жена приходит домой и говорит мужу: «А вот ты знаешь, что Иванов против тебя плетет какую-то там вещь?» «Ах, он сукин сын!» — и Петров начинает сам уже плести…

Вот вам один из примеров того, как стратегически грамотная западная разведка сеяла раздор в рядах советских чиновников высшего ранга.

— Вы, наверное, узнали о предстоящем развале Союза до того, как об этом узнали обычные люди.

— Ничего подобного. Я уже не работал на Лубянке и поэтому ничего не знал. Более того, КГБ в то время дышал на ладан. Уже шли разговоры о том, чтобы комитет вообще будет ликвидирован. Так что, возможно, что этой информацией не располагали даже наши спецслужбы.

— Что вы думаете по поводу продвижения НАТО на Восток?

— В этом есть значительная доля вины России, вернее, ее предшественника - Советского Союза. Странное дело: наше руководство в свое время очень спокойно отнеслось к созданию НАТО, его укреплению и расширению. А ведь все эти планы были доступны нашему руководству. Этот момент меня несколько смущал. Что касается Европы, похоже, она будет делать то, что скажут ей Соединенные Штаты.

Автор - Андрей ПЧЕЛКИН.

Опубликовано в "Российских вестях"    http://www.agentura.ru/experts/modin/