Еженедельник Time 1985 год назвал «годом шпиона». В мае был арестован бывший связист-подводник ВМС США Джон Уокер, работавший на советскую разведку с 1967 года. В июне в Москве был арестован и впоследствии расстрелян агент ЦРУ Адольф Толкачев. В июле британская SIS провела удачную операцию эксфильтрации Олега Гордиевского, бывшего резидента КГБ в Лондоне, работавшего на британскую разведку с 1974 года и находившегося под угрозой неминуемого ареста. В августе перебежал на Запад офицер КГБ Виталий Юрченко, оказавший неоценимые услуги ЦРУ. Он, в частности, дал точную наводку на Эдварда Ли Ховарда. Ховард, однако, сумел бежать в Советский Союз. В ноябре ФБР арестовало Роберта Пелтона, бывшего сотрудника Агентства национальной безопасности США, которого сдал Юрченко.

В августе 1986 года в Нью-Йорке по обвинению в шпионаже был арестован сотрудник ООН Геннадий Захаров, не пользовавшийся дипломатическим иммунитетом. В Москве неделю спустя контрразведка КГБ арестовала корреспондента журнала U. S. News & World Report Николаса Данилоффа, который не был шпионом, однако по собственной неосмотрительности впутался в шпионскую историю. После обмена посланиями между Рейганом и Горбачевым в середине сентября оба были освобождены из-под стражи под поручительство своих послов. Однако еще до этого президент Рейган потребовал отъезда двадцати пяти сотрудников нью-йоркской резидентуры КГБ, работавших под крышей советской миссии при ООН. В ответ Москва выдворила пятерых американцев. Вашингтон ответил выдворением такого же числа советских дипломатов, а потом объявил персонами нон грата еще пятьдесят человек. Ответной мерой Москвы стала высылка пятерых дипломатов США, а также отзыв всего технического персонала посольства из числа советских граждан – водителей, уборщиц, поваров и водопроводчиков.

Весной 1987 года война разведок достигла кульминации. Причем перевес намечался в пользу КГБ. Американскую разведку лихорадило. Агенты ЦРУ в Советском Союзе столкнулись с необъяснимой проницательностью КГБ. Один за другим шпионы и связники попадали в засады. Строгие мужчины с лицами без особых примет вырастали как из-под земли и брали агента с поличным в момент закладки или выемки тайника. Сотрудников ЦРУ, работавших под дипломатическим прикрытием, объявляли нежелательными лицами и выдворяли из страны. Участь шпионов с советскими паспортами была куда более трагична. Выдворенные клялись и божились, что исполнили все необходимые процедуры, дабы убедиться в отсутствии «хвоста», – слежки точно не было.

Зато были много знавшие перебежчики. Тяжелый ущерб работе «в поле» нанес двойной агент Эдвард Ли Ховард, успевший, как уже говорилось, бежать в Советский Союз. Побег Ховарда заставил ЦРУ полностью пересмотреть свои технологии, применяемые в Советском Союзе, – «московские правила». Однако с момента его бегства прошло более двух лет; Ховард не мог знать того, о чем узнавала контрразведка КГБ. Забегая вперед, чтобы не интриговать понапрасну читателей, – в конце концов, не о нем наш дальнейший рассказ – скажем, что источником бесценной информации для КГБ был «суперкрот» Джеймс Олрич Эймс, разоблаченный и арестованный лишь несколько лет спустя – в 1994 году.

Американцы внимательно присматривались к Горбачеву, питая смешанные чувства недоверия и надежды. В первые два года его пребывания на вершине власти советская политика изменилась мало. В частности, «органы» при Горбачеве по-прежнему пользовались непререкаемым авторитетом. После Юрия Андропова и недолгого пребывания во главе КГБ Виталия Федорчука кресло председателя прочно занял Виктор Чебриков. Внешней разведкой с января 1975 года руководил Владимир Крючков, начинавший свою карьеру в эпоху позднего сталинизма в качестве прокурора. С Андроповым его связывала совместная работа в Будапеште, где в октябре 1956 года советские войска жестоко подавили восстание венгерского народа. В дальнейшем Крючков служил референтом, помощником и начальником секретариата Андропова. Аппаратные навыки позволили ему в 1971 году, не имея ни малейшего опыта оперативной работы за границей, стать сразу первым заместителем начальника Первого главного управления (внешняя разведка) КГБ. Штат центрального аппарата ПГУ при Крючкове существенно расширился – его численность составляла более двадцати тысяч человек; в составе главка появлялись все новые управления и отделы.

В декабре 1987 года Горбачев с большой свитой прибыл с визитом в Вашингтон. Саммиты тогда готовились с размахом: в страну загодя приезжали в качестве «представителей общественности» профессиональные пропагандисты – из тех, что разъясняли миролюбивую политику Москвы в телепередаче «Обозреватели за круглым столом». На этот раз среди кремлевских культуртрегеров оказалось необычное лицо. 4 декабря, еще до приезда Горбачева, советник президента по национальной безопасности Колин Пауэлл позвонил Роберту Гейтсу, занимавшему тогда пост заместителя директора ЦРУ. Он сказал, что в Вашингтон с целью проверки мер безопасности прибыл начальник Первого главного управления КГБ Владимир Крючков. Пауэлл спросил, не желает ли Гейтс составить компанию ему с Крючковым за ужином? Гейтс пожелал. Эту беспрецедентную встречу в модном ресторане Maison Blanche он описал в своей книге «Из тени»:

«Меня окружала моя собственная служба безопасности, но, когда мы приехали в ресторан, я заметил, что там уже были другие офицеры службы безопасности КГБ. (Потом мы шутили с главой ФБР Уэбстером, что это был первый и последний раз в моей жизни, когда я видел вооруженного официанта.) <...> Я сидел рядом с Крючковым. Под пиджаком у него была шерстяная безрукавка, он выглядел скорее как старый университетский профессор, а совсем не как высший офицерский чин КГБ. Я заказал мартини, он – виски. Когда его переводчик попросил «Джонни Уокер», Крючков поправил его – «Шивас Ригал». У этого человека были явно не крестьянские вкусы и привычки. Пауэлл сказал советским представителям о моем приходе только за полчаса до ужина, и поначалу все чувствовали себя очень неловко. Затем Крючков произнес: «Это – событие исторической важности. Два представителя разведки, занимающие столь высокие посты, никогда раньше не встречались». Я ответил, что да, действительно, такая встреча с глазу на глаз проходит впервые, хотя «каждая из сторон, конечно же, до интимных подробностей знает повседневную жизнь другой стороны в другой столице». Потом мы немного позабавились: показывали друг другу, как много мы знаем деталей биографии, пристрастий и неприязней другой стороны».

Первый в истории двусторонних отношений саммит разведок прошел вполне дружелюбно. Тем не менее в оперативной работе двух разведок он ничего не изменил.

С этими словами Дюма показал Мендесу личное дело агента. Взглянув на фотографию, Мендес сразу узнал этого человека. В 1973 году в одной из стран Индокитая Мендес создал ему грим, в котором тот должен был встречаться со связником ЦРУ. Кодовое имя агента было Сапфир. Дюма объяснил, что с тех пор агент продвинулся высоко по служебной лестнице и его псевдоним из соображений безопасности был изменен на ORB. В прошлом году, рассказал Дюма, руководство ЦРУ слишком широко распространило добытую ORB информацию, чем поставило его под смертельный удар. ORB выжил благодаря собственному профессиональному инстинкту: он сам определяет, как, когда и с кем ему встречаться, и не идет на поводу у резидентуры ни при каких обстоятельствах. Тем не менее, горестно вздохнул Дюма, петля на его шее, судя по всему, затягивается. Ему необходимо успеть выполнить последнее задание, которое компенсирует все потери, – а затем следует организовать побег ему, его жене и сыну-школьнику. Когда Мендес узнал, какое задание предстоит выполнить агенту, он согласился, что игра стоит свеч.

Подготовка операции заняла не один месяц. Лишь в марте 1989 года Тони Мендес вернулся в Москву. Вместе с ним приехала его сотрудница и ученица Джонна Гёзер. Между ними как раз в этот период развивался бурный роман. Тони овдовел три года назад. Джонна перед поездкой развелась.

По документам они значились Робертом Виоланте и Джейн Кэмпбелл. За ними было немедленно установлено наружное наблюдение КГБ. В соответствии с планом операции они значились простыми туристами и в случае провала и ареста не могли рассчитывать на дипломатический иммунитет. Другими участниками операции были Виктория Сэндерсон и Джон Уинслоу. Они приехали по туру «Интуриста» в составе большой группы американцев. Тони знал, что за такими группами следят обычно гиды – никакой отдельной «наружки» им не полагается. Вики и Джон провели в Москве уже две недели и ни в чем подозрительном замечены не были.

Прелестным зимним московским вечером Тони и Джонна вышли из отеля «Националь» и направились к Кутафьей башне Кремля. В кармане у Мендеса лежали билеты во Дворец Съездов, на спектакль Большого балета «Коппелия».

Из фойе Леоновы спустились в гардероб, а Тони и Джонна, напротив, поднялись на эскалаторе этажом выше, откуда они могли обозревать толпу, втекающую во дворец. Опытный глаз Тони выделил нескольких человек в людском потоке, неотступно следовавших за Леоновыми. Наконец, в фойе появилась третья пара участников операции – Роуз Коэн и Клинт Брэдли, сотрудники московской резидентуры ЦРУ. Брэдли был облачен в длинное черное пальто и кепку того фасона, который на Западе называется Greek fisherman’s cap. Как раз тогда эта кепка стала повальной модой элегантных джентльменов. Шея Брэдли была обернута клетчатым шарфом фирменных цветов Burberry. Коэн была в черном пальто до пят и черной бархатной шляпе. За ними тоже следовала «наружка».

Последними появились со своей группой туристов Виктория Сэндерсон и Джон Уинслоу. На Вики, когда она разделась, оказался изысканный вечерний наряд – черная длинная юбка и черный лиф без рукавов. Вики была натуральной блондинкой, но ради операции она выкрасилась в брюнетку. В руке она несла пластиковый пакет из «Березки». Тони едва успел обменяться с Джоном взглядом, как хрустальные люстры фойе начали гаснуть, приглашая публику занять места в зале. Из оркестровой ямы послышались звуки настраиваемых инструментов.

Читатель без труда вспомнит шпионские детективы, ключевые эпизоды которых разворачиваются в театре. Большому балету в этом отношении «повезло» больше всех. Театр и впрямь чрезвычайно удобен для конспиративных встреч и других шпионских дел: в толпе легко затеряться, в здании много разных помещений и выходов. Но то, что задумал Тони, представляло собой уникальный по замыслу план, требовавший филигранного исполнения. Труппа отрепетировала свои роли не раз в вашингтонских театрах. Теперь ей предстоял спектакль на публике. Это был тот самый случай, который «не читки требует с актера, а полной гибели всерьез».

Тони и Джонна отлично представляли себе, что ждет их в Лефортовской тюрьме в случае ареста. Столь же незавидной была бы и участь Вики Сэндерсон и Джона Уинслоу, не защищенных дипломатической «крышей». Но самая ужасная судьба была уготована, конечно, супругам Леоновым. Они находились под плотным и неусыпным круглосуточным наблюдением. Их дни на свободе были, несомненно, сочтены. Они должны были бежать сейчас – или никогда.

План экстрадиции Леонова и его семьи существовал и постоянно обновлялся с первого года его работы на ЦРУ. Это было стандартное правило. Тони Мендес утверждает, что в истории американской разведки такие операции не проваливались ни разу. «Я не намерен был портить этот рекорд», – пишет он.

Первый акт «Коппелии» заканчивается сценой, в которой влюбленный в механическую куклу Франц, приставив лестницу к балкону дома кукольника Коппелиуса, карабкается вверх. По удивительному совпадению Леоновым предстоял аналогичный путь, однако вниз.

Занавес закрылся. Зал наполнился светом. Для группы Мендеса наступило время действовать. Толпа могучей волной вынесла их всех в фойе. Тони и Джонна видели, как Леоновы встали на эскалатор, идущий к гардеробным, курительным и туалетам. Агенты «наружки» проследовали в том же направлении. «Я иду пудрить нос, – заявила Джонна Тони. – Встретимся наверху. Будь умницей и постарайся добыть мне бокал шампанского». Ее аксессуаром была большая черная сумка Gucci с застежкой в виде двойной буквы G. «Приложу все усилия, – ответил Тони и чмокнул ее в щеку. – Не задерживайся». Вполне могло статься, что они видели друг друга последний раз в жизни.

Тони Мендес поднялся наверх к буфетам, откуда он мог обозревать всю площадь необъятного фойе. Он отыскал глазами мужские половины своих пар. Каждый из них прогуливался среди толпы, любуясь мраморно-хрустальным великолепием интерьера и бросая краткие взгляды на Тони. Ему единственному была видна вся картина разом. Только он мог подать сигнал об экстренном изменении плана.

Изо всех сил стараясь не спешить, Джонна вошла в дамскую комнату. Остановившись перед зеркалом с раскрытой пудреницей в руках, она дождалась, пока одна за другой в помещении появились Роуз, Лара и Вики.

Тони увидел, как дамы одна за другой покидают туалетную комнату и смешиваются с толпой. Первой вышла Лара в белой униформе кремлевской буфетчицы. Следующей была Роуз – ее внешность не изменилась. Джонна, послав Тони едва заметную улыбку, стала подниматься к нему на балкон. Петр Леонов и Клинт Брэдли, а также их дамы, все порознь, встали на эскалаторы, ведущие наверх. Соглядатаи следовали за ними неотступно. В этот точно просчитанный момент начали мигать люстры, давая понять, что антракт окончен. На секунду «наружка» Леоновых, самая агрессивная из всех, потеряла обреченную пару и запаниковала, но вскоре успокоилась: Леоновы направлялись в зрительный зал. Золотое ожерелье Лары трудно было не заметить.

Тони и Джонна чокнулись. «Прекрасный план, Тони», – сказала она. «Прекрасное исполнение», – ответил Тони.

Никому в этом громадном творении архитектора Посохина не было дела до буфетчика и буфетчицы в длинных фартуках, которые удалились в дальний конец мезонина и нажали кнопку служебного лифта.

Места Леоновых в зале заняли Клинт и Роуз, надевшая ожерелье Лары. Вики и Джонни – пара, за которой не было слежки, – сели на места Клинта и Роуз.

В воротах Кутафьей башни двое офицеров Второго главного управления КГБ, завидев мужчину в верблюжьем пальто и женщину в темно-зеленом и лисьей шапке, пропустили пару вперед, затем, уже на лестнице, нагнали ее и взяли под локоть обоих, приглашая в дожидавшуюся у ограды Александровского сада черную «Волгу» с заведенным мотором. «Чем обязаны такой честью, товарищи?» – весело спросил Брэдли на чистом русском языке, извлекая из внутреннего кармана свой диппаспорт. При свете ближайшего уличного фонаря гэбисты внимательно разглядели задержанных. Пальто Клинта было и впрямь точь-в-точь как у Леонова, но на голове вместо фуражки красовался того же черного цвета картуз греческого рыбака. Но главное – другими были лица. Убедившись в ошибке и не имея полномочий на задержание дипломатов, гэбисты принесли торопливые извинения и бегом ринулись во дворец.

«Станцуем рок-н-ролл?» – свистящим шепотом спросил по-английски, но с сильным славянским акцентом майор, спустившись в своем дурацком фартуке по ржавой лестнице канализационного колодца и нащупав наконец твердую почву под ногами. При этом он не видел не только собеседника, к которому обращался, но и собственных рук и ног. Вслед за ним в замогильном мраке очутилась Лара.

Администрации США как воздух была необходима информация о происходящем за непроницаемой кремлевской стеной. Оставить в этой стене уши и было последним заданием агента ORB.

«Патефон у меня с собой», – сказал диггер, протянул беглецам две пары инфракрасных очков и включил свой фонарь. Они двинулись по кирпичному туннелю канализационного коллектора, опускаясь еще ниже и задыхаясь от вони. Леонов шел уверенно к одному ему известной цели. Потом он остановился и жестом призвал Лару и диггера к полной тишине. Осмотревшись, Леонов снова тронулся вперед. Наконец, они уперлись в стальную дверь, преграждавшую вход в новый, сухой, чистый и широкий туннель. Вместе с диггером Леонов налег на дверь, и она со скрипом поддалась. Через несколько минут все трое оказались в пещере, заполненной коробками телефонных коммутаторов и другой аппаратурой связи. Из пещеры они спустились еще ниже и попали в конце концов в зал, представлявший собой нервный узел коммуникаций советского правительства. Леонов показал на пучок кабелей, выходивший из потолка туннеля. Диггер вынул из своих бездонных карманов складную титановую лестницу. За спиной он, как рюкзак, потащил под потолок тяжеленный ящик. Это и был его «патефон».

...Летом 1991 года Тони и Джонна, к тому времени вышедшие в отставку, поженились. На свадьбе присутствовали все действующие лица операции за исключением Леоновых. В лэнглийской конторе, как в ясеневской, не принято спрашивать, куда делся агент, которого ты вытащил из петли. Скромную церемонию почтил своим присутствием и Майлс Ренквист – директор отдела СССР и Восточной Европы, к тому времени тоже пенсионер. Ренквист никогда не верил в сверхъестественные способности контрразведки КГБ – по его мнению, все беды московской резидентуры проистекали от несоблюдения инструкций.

«Не хочу омрачать этот день, – сказал он Тони, выбрав подходящий момент, – но ORB оказался еще одним двойником. Мы ни разу не получили ни капли информации через прослушку, которую он поставил в ту ночь».

У Мендеса перехватило дыхание. «Что сталось с ORB? – спросил он. – Операция была задумана неплохо».

«Она не сработала», – сухо ответил Ренквист и откланялся, заявив, что, к сожалению, не может остаться на ужин.

Гости рассаживались за столами, накрытыми в саду. Появились официанты с шампанским на серебряных подносах. Двое из них, мужчина и женщина в форменных таксидо и длинных белых фартуках, подошли к столу новобрачных. «Станцуем рок-н-ролл?» – спросила официантка с сильным восточноевропейским акцентом.

Это были Леоновы. Ренквист пошутил.