За
этим звучащим, как анекдот, заголовком — подлинная жизнь,
удивительнейшим образом соединившая в себе мужество, трагедию,
случай, благородство, талант. У человека, который прожил ее —
юбилей, но его давно уже нет на свете. Почему мы так мало о нем
знаем?
1 января
2013
года исполнилось 100 лет со дня рождения талантливого художника
и писателя Леонида Волынского (настоящее имя Леонид Наумович
Рабинович).
За несколько последних десятилетий его имя было основательно
забыто. Будто и не было такого человека. Но вот, очевидно в
связи с юбилеем, оно вновь промелькнуло и всплыло в памяти
многих. Особенно тех, кому за… Миллионы человеческих жизней,
человеческих судеб столкнулись, переплелись в мае 1945 года в
Германии в последние дни войны. Но именно ему, младшему
лейтенанту Рабиновичу, суждено было найти и спасти от
уничтожения сокровища Дрезденской галереи, в том числе и
«Сикстинскую мадонну» Рафаэля. А уже после войны написать об
этом книгу «Семь дней».
Судьба: Спасение красноармейца
Рабиновича
О, это особенная история! Вот что рассказывает внучка писателя
Елена Костюкевич, уехавшая из Киева в возрасте 10 лет в Москву,
и уже более 28 лет живущая в Италии:
– Дед заболел, когда мне было девять лет. Каждая подробность,
которую он успел рассказать мне, впечатана в мою память. Осенью
1941 года ушедший добровольцем на фронт Леонид Рабинович,
художник Киевского театра оперы и балета, попал в печально
знаменитое окружение под Киевом, и в немецкий плен. Раздетый и
разутый, дед стоял в шеренге отобранных для расстрела
коммунистов и евреев. Перед обреченными прохаживался немецкий
офицер…
…Я встретился с ним взглядом, –
вспоминал дед – и здесь произошло то, чего не объяснишь никакими
другими словами, кроме слова «судьба». Он спросил:
– А ты чего здесь стоишь?
Я молча пожал плечами. Он
спросил:
– Комиссар?
Я качнул головой: «Нет». Это была правда. Вряд ли я стал бы
лгать в ответ на следующий вопрос. Но больше он ничего не
спросил. Видно, моя наружность никак не сходилась с его
представлениями о тех, кому следовало умереть. На какую-то долю
секунды все повисло на острие иглы; он повернулся к
унтер-офицеру, сказал ему что-то – быстро, отрывисто, а затем
крикнул мне:
– Weg! (Пошел прочь!) Лезешь куда не следует…
Что это было? Чудо? Да, но не
только. Это было первое звено в цепи почти невероятных событий,
о которых, наверное, так никогда и не узнал тот немецкий офицер.
Да и мог ли он предположить, что спасенный им от безвестной
братской могилы во рву пленный, носящий, наверное, самую
еврейскую из всех фамилий – Рабинович, сын отца и матери,
ставших пеплом Бабьего Яра, бежит из лагеря для военнопленных,
сквозь все мыслимые и немыслимые мытарства пробьется к своим,
чудом вывернется из проверочной мясорубки в «органах» Красной
армии, вернется на фронт, дойдет до сметенного с лица земли
авиацией союзников города Дрездена, и войдет в него не
мстителем, а чтобы спасти от неминуемой гибели величайшее
достояние немецкого народа — шедевры Дрезденской галереи… Вот
такая получилась грандиозная в своей пронзительной простоте и
ясности метафора о том, что никакое добро не бывает
бессмысленным.
Дрезденская эпопея
Май 1945 года. Прекрасный еще
совсем недавно Дрезден лежит в сплошных руинах. Десятки тысяч
погибших. Авиация англичан уничтожила Цвингер – музей-дворец, в
котором экспонировались картины знаменитой Дрезденской галереи.
Город занят войсками 5-й гвардейской армии, в составе которой
существовал специальный батальон для поиска спрятанных
культурных ценностей, вывезенных из оккупированных нацистами
стран или хранившихся в музеях Германии. Группу, которой было
поручено узнать хоть что-нибудь о судьбе сокровищ Дрезденской
галереи, возглавил 32-летний младший лейтенант Леонид Рабинович.
Ведь до войны он окончил Киевский художественный институт и к
тому же свободно говорил по-немецки. Группа приступила к поиску
сразу же.
Риторический вопрос: мог ли
человек, попавший в центр всех этих невероятных событий, не
рассказать о них другим людям? Так и стал ветеран великой войны,
художник Леонид Рабинович писателем Леонидом Волынским. Он
написал не одну книгу, но главная эта – «Семь дней», ведь она о
главном деле его жизни.
Вот – первый день:
«Из-за поворота навстречу вырывается мотоциклист. Поравнявшись с
нами, он резко снижает скорость и, махнув рукой, успевает
крикнуть:
– Сикстины в Дрездене нет!
Сикстинская Мадонна, Рафаэль
И уносится дальше, оглушительно треща, окутанный облаком рыжей
кирпичной пыли.
Это капитан Орехов из штаба дивизии. Еще неделю назад, сидя на
обочине дороги, мы с ним промеряли по карте расстояние до
Дрездена, говорили о предстоящем большом наступлении и о том,
что может произойти с Дрезденской галереей, если в городе
завяжутся уличные бои…»
Армейская разведка на тот момент
не имела никаких данных о местонахождении картин и скульптур. И
вот поисковая группа, в состав которой также входили сержант
Олег Кузнецов и шофер Захаров, в разбомбленном дворце: тщательно
осматривают развалины, спускаются в подвалы, пытаются вникнуть в
содержание разбросанных повсюду бумаг. Ничего. Картин в Цвингере
нет, да и зацепиться в их поиске не за что.
Хорошо владея немецким, лейтенант
Рабинович ищет контакты с местными жителями, но успехи
незначительны, немцы не доверяют офицеру Красной армии. Но все
же Леониду Наумовичу удается узнать о некой секретной операции
под грифом «М», проводившейся в Дрездене в конце января 1945
года. Тогда все прилегающие к музею кварталы были оцеплены
полицией, а из музеев по ночам что-то вывозилось. Леонид
попытался разыскать свидетелей, сотрудников музея. Их нигде нет.
И только хранительница Альбертиниума (собрание скульптур) после
длительных расспросов предположила, что картины могли быть
перевезены в здание Академии, стоящее над Эльбой.
Следующий этап – немедленно в
обгоревшее здание Академии. Бойцы осматривают подвал, и вдруг
свет фонарика падает на выделяющуюся свежей штукатуркой часть
стены. Оперативно прибыли солдаты с инструментами, стена
проломлена. Поисковая группа входит в пролом, и о чудо! – слабый
луч фонарика выхватывает из тьмы фрагмент мраморной скульптуры.
Вот еще скульптура, еще и еще… Здесь же группа обнаружила шесть
ящиков с толом и детонаторами. провода от них выведены наружу.
Взрывчатку немедленно обезвредили.
Первый итог: спасена коллекция
скульптур Альбертиниума, но картины не найдены. В углу стоит
неприметный шкаф-секретер.
В нем-то и оказалась картотека сокровищ Дрезденской галереи, и в
ней, среди документов Рабинович находит сложенный вчетверо лист
плотной бумаги. Леонид Наумович в воспоминаниях рассказывал так:
«Разворачиваю. Так называемая немая карта – такие нам раздавали
когда-то в школе на уроках географии. В центре Дрезден.
Извилистая линия Эльбы. И десятки пометок – буквы, точки,
значки».
Это знак: поиск идет в правильном
направлении. Офицер совмещает «немую» находку с военной картой.
Остается только понять смысл обозначений «PL» и «Т». Зато
понятно где это: при совмещении карт получилось, что место,
обозначенное буквами «PL», находится в 10 км от города
Мариенберг, а место, обозначенное буквой «T», – в 30 км к югу от
Дрездена.
На календаре – 9 мая 1945 года.
Группа выезжает на место, а там – чистое поле, не за что
зацепиться взгляду. Бойцов охватывает сомнение: там ли ищем?! Но
вот на горизонте виднеется какая-то рощица. Что там? Дорога,
круто спускаясь вниз,
приводит к старой каменоломне.
Вход завален камнем и блоками. Надо взрывать завал, иначе не
пробьешься. …Когда пыль осела, впереди стал виден вход в туннель
(вот что обозначала буква «Т»!) и стоящий в туннеле на рельсах
товарный вагон… Он был доверху забит картинами Рембрандта,
Джорджоне, Рубенса… Здесь же плоский ящик размером метра 3 х 4.
Что в нем? Леонид боялся поверить догадке.
Ящик бережно перенесли в кузов
грузовика и медленно, осторожно, оберегая драгоценный груз от
малейшей тряски, привезли в батальон. Вскрыли цейсовские замки
ящика. Все подтвердилось! Из ящика на своих спасителей глядела
«Сикстинская мадонна»…
Потом, между селами Покау («Р») и Ленгенфельд («L») поисковая
группа нашла заброшенную, полузатопленную известняковую шахту, в
ней погибали от грибка и влаги около 350 картин. В том числе
всемирно знаменитые – «Автопортрет с Саскией» Рембрандта,
«Святая Инесса» Риберы, «Спящая Венера» Джорджоне, прославленный
«Динарий кесаря» Тициана… Известковая вода уже частично
повредила полотна. Их срочно вывезли в Москву и Ленинград для
реставрации, но в течении многих лет практически не упоминалось
о том, что 478 картин, произведения Рубенса, Лукаса Кранаха
Старшего, Лукаса Кранаха Младшего, попали на реставрацию в Киев.
В 1955 году ВСЕ сокровища Дрезденской галереи были возвращены в
Германию.
После войны:
Киев ничего не помнит…
Он вернулся с Победой в родной Киев. Отец и мать лежали в Бабьем
яру… Жена и дочь чудом спаслись, сумев эвакуироваться в
последний момент. Писатель Леонид Волынский написал не так уж
мало, но прожил после войны всего 24 года… Эти 20-25
послевоенных лет были особенные для Киева.
Внучка писателя Елена Костюкевич
– переводчица с итальянского произведений Умберто Эко. Она
преподает в Миланском университете, а осенью 2012 года принимала
участие в работе Львовского форума книгоиздателей. Елена
Костюкевич многое знает и помнит о своем деде: «Он умел
спроектировать красоту (дизайнер Божьей милостью) и создать
мелкие чудеса своими руками, буквально из никаких материалов (из
пробки шампанского… из ореха). У него был ни с чем не сравнимый,
никогда более мне в жизни не встретившийся художественный вкус.
Изящество. Благородство. Больше всего на свете, кроме жены, он
любил искусство. Из его друзей — а среди них были Виктор
Некрасов, Давид Самойлов, Семен Лунгин, Зоя Богуславская,
архитектор Авраам Милецкий и многие другие — сегодня в живых
остались единицы, перечтешь по пальцам.
Киев в шестидесятые годы
воспринимался моей семьей как сосредоточие давления цензурного,
кагебэшного вмешательства в личную, интеллектуальную и душевную
жизнь человека. Мой дед и его близкий друг Виктор Платонович
Некрасов, с которым они каждый вечер общались, и я это могла
наблюдать, – они говорили только о том, когда же, наконец, в
Москву… Там, конечно, та же советская власть, но она не такая.
Это объясняли так: когда в Москве «стригут ногти» – в Киеве
«рубят пальцы». Дед упивался чужими культурами, написал очерки о
Грузии и Армении, книгу о старой
русской архитектуре, о Кижах и Валааме, а за границу его
выпустили всего один раз, незадолго до смерти – в Болгарию, и он
написал очень талантливые фрагменты «Болгарские записные
книжки». Он диктовал их бабушке и маме уже прикованный к
постели, а я, ребенок, нажимала на крупные кнопки скрипучего
портативного магнитофона «Весна».
Писатель одним из первых честно рассказал о трагедии советских
военнопленных. Эти события осени 41-го, которые были частью его
судьбы, описаны Волынским в повести «Сквозь ночь». Его друг,
также фронтовик Виктор Некрасов, назвал ее лучшим, что есть на
эту тему в советской литературе. Помимо взаимной человеческой
симпатии, возникшей вопреки, а может и благодаря различию
характеров этих людей, их объединяли общие творческие интересы,
сходные увлечения. Оба на основе опыта личного участия в Великой
Отечественной войне создали о ней сильные произведения.
Оба обращались к
любимому жанру путевых очерков, жанру, который по цензурным
причинам в советское время увядал. Оба обогащали этот жанр
серьезной и тонкой интерпретацией истории и культуры разных
народов. «Он был моим первым читателем, а я его… Он не мог без
работы. Он задыхался без нее. Или ездить, смотреть, знакомиться
с людьми — или писать», — сказал о своем рано ушедшем из жизни
друге Некрасов в небольшой статье-некрологе, предварившей
посмертно напечатанные в «Новом мире» «Болгарские записные
книжки» Волынского.
ИЗ ДОСЬЕ:
В 2012 году «Сикстинская мадонна» отметила 500-летие
«Сикстинская Мадонна» появилась на свет в 1512 году в Пьяченце,
где Рафаэль работал над алтарем капеллы монастыря святого Сикста,
и оставалась там более двухсот лет, пока саксонский курфюрст
Август III не выкупил ее за баснословные по тем временам 20
тысяч цехинов. Как ни противились разлуке с Мадонной в Италии,
вмешательство тогдашнего Римского Папы завершило сделку, и
картина переехала в Германию. Этому историчесaкому моменту
посвящена пастель художника XIX века Адольфа фон Менцеля,
изображающая явление «Сикстинской Мадонны» двору курфюрста.
Согласно легенде, Август III не только вышел встретить картину,
но собственноручно отодвинул в сторону свое кресло, воскликнув:
«Освободите место для великого Рафаэля!»
Кроме этого Леонидом Волынским
было создано несколько книг, жанр которых можно определить как
«популярная литература об искусстве». Это «Лицо времени» — о
русских художниках-передвижниках; «Зеленое дерево жизни» — о
французских импрессионистах (тема в конце 50-х еще полузапретная);
«Дом на солнцепеке» — о Винсенте Ван Гоге.
***
Леонид Наумович Волынский
скончался 28 августа 1969 года. В адресном справочнике «Союз
писателей СССР» по данным на 1 ноября 1965 указано, что
Волынский (Рабинович) Леонид Наумович жил тогда в городе Киеве,
по улице Шота Руставели ( Малая Васильковская), дом 23, квартира
12.
Видимо, сведения
о нем содержат и биографические справочники Союза писателей
Украины, вышедшие в 1960, 1966 и 1970 годах. Но, ни в сводном
библиографическом пособии «Писатели Советской Украины.
1917—1987» (Киев, 1988), ни в первом томе «Украинской
литературной энциклопедии» (Киев, 1988) Леонида Наумовича
Волынского нет. Нет и мемориальной доски на доме, в котором он
жил. Почему? У Киева, у Украины так много людей, кто достоин
памяти в масштабах человечества?
Елена КУЗЬМЕНКО,
http://www.liveinternet.ru/users/rinarozen/post298116516/