Но могли ли могущественные еврейские магнаты Золотого века Голливуда, люди, преемники которых смогли использовать политическое влияние и связи с элитой в таких вопросах, как выборы президентов и прекращение конфликта в Дарфуре, сделать больше  для спасения своих единоверцев от Холокоста?

 Да. Насколько больше могли сделать евреи Голливуда, демонстрирует пример другого руководителя киностудии, чье чувство личной ответственности и осознание  необходимости срочной  помощи затмило даже Уорнеров, но который не попал в книги по истории как один из самых важных американцев, спасавших евреев от Холокоста.

Его имя Карл Леммле.

Карл Леммле

Карл Леммле известен историкам как один из ведущих руководителей киностудий Золотого века Голливуда. Еврей, родившийся в Германии, начал карьеру в швейном бизнесе, в среднем возрасте он совершил скачок от мелкого торговца поношенной одеждой до основателя кинокомпании «Юниверсал Пикчерз». В отличие от других хозяев голливудских компаний, стремившихся забыть свою жизнь в Европе, Леммле интересовался жизнью в стране, которую покинул. Он стал гарантом восстановления своего родного города Лаупхайма после Первой мировой войны и был потрясен и напуган приходом Гитлера к власти. В отличие от большинства западных лидеров, Леммле не питал никаких иллюзий относительно того, что Гитлер готовил Германии, Европе и евреям.

 У Леммле было больше причин принимать близко к сердцу действия Гитлера, чем у других могущественных евреев в Голливуде: его близкие родственники оставались в Германии. И когда нацисты пришли в Лаупхайм, они переименовали названные в честь Леммле улицы и здания, назвав их именем Гитлера. «Гитлер приходит к власти, и вдруг Леммлештрассе уже не Леммлештрассе», – вспоминает Йозеф Роос, бывший работник Леммле, в интервью, данном Фонду Шоа в 1995 году.

 Леммле немедленно перевез своих братьев и сестер с их семьями, состоявшими из нескольких поколений, из Германии в Лос-Анджелес, а вскоре начал торопить своих друзей и знакомых, предлагая им свою помощь в получении виз, чтобы они тоже могли выехать. «В 1935 году мой отец посетил его в больнице в Цюрихе. Он сказал отцу: «Вильгельм, тебе надо уезжать из Германии», – рассказывал в 1997 году в интервью Фонду Шоа Макс Обернауэр, сын ближайшего друга детства Леммле, – «Он чувствовал, что все евреи Германии будут истреблены, и понимал, что должен сделать все возможное, чтобы спасти как можно больше жизней».

В 1936 году он продал «Юниверсал Пикчерз» и в семьдесят лет стал свободен от кинематографического бизнеса. Его состояние составляло 4 миллиона долларов (сейчас это было бы 65 миллионов). Он говорил журналистам, что хочет совершенствоваться в покере и вложить деньги в бега.

 Но реакция Леммле на надвигающееся массовое истребление европейского еврейства, которое он предвидел с редкой ясностью, в сочетании с его высоким положением и личными возможностями сделали его самым значительным спасителем евреев от Холокоста после Вариана Фрая, американца, руководившего европейскими операциями Комитета по чрезвычайным ситуациям. К 1938 году Леммле по его оценкам тратил 80% своего времени на спасение евреев, одного за другим, он собирал людей, как Ной  ,помогая им с получением виз из своего расположенного в престижном районе  Бенедикт Каньон в районе  Беверли Хиллз  особняка. Всего, по его  приблизительным оценкам, он спас от «окончательного решения» более двухсот евреев. Но действительное число спасенных может быть гораздо выше.

 Леммле не был один. В ноябре 1938 года режиссер Эрнст Любич и агент Пол Конер основали Европейский кинематографический фонд (ЕКФ), через который они давали аффидевиты и оказывали финансовую помощь прибывавшим беженцам. В своем большинстве связанные с этой группой помогали другим интеллектуалам и людям искусства, многие из которых были их друзьями и коллегами. Но, как указывает историк Мартин Саутер, они также сотрудничали с Варианом Фраем, помогая находить большее количество людей, нуждавшихся в помощи. Не только евреи добровольно выдавали аффидевиты. Как указывает Салка Виртель, писатель и протеже Эрнста Любича, дававшая Грете Гарбо уроки дикции, среди выдававших аффидевиты для ЕКФ были Дороти Паркер и ее коллега Дональд Огден Стюарт.

 Но Леммле был готов прилагать такие же усилия для спасения людей, которые не были знамениты и вряд ли когда-нибудь стали бы знаменитостями. Таких, например, как Маргрет Леви из Штутгарта, которую Леммле никогда не видел, но чьей тете он однажды обещал помочь. Леммле приходилось сталкиваться с серьезными препятствиями. Согласно документам, найденным в Национальном архиве Удо Байером, немецким биографом Леммле, ушедший на покой хозяин киностудии в течение долгих месяцев вел интенсивную переписку с американским генеральным консулом в Штутгарте Сэмюелем Хонейкером и его заместителями, сомневавшимися в том, что Леммле выполнит свои обещания оказывать поддержку таким людям, как Леви, несмотря на отсутствие кровного родства. В одном из писем Леммле указывает, что даст ей рекомендательные письма к своим друзьям в Нью-Йорке, которые дадут ей работу, если он попросит. «Я, например, считаю, что каждый еврей, имеющий финансовую возможность помочь тем, кто остро нуждается в этом, должен помогать неукоснительно» – писал он в августе 1937 года из Беверли Хиллз. Леммле написал то же самое в последующем письме Корделлу Халлу, госсекретарю во время президенства  Франклина Делано Рузвельта, от которого он лично добивался общего смягчения правил, определяющих принятие аффидевитов консульскими учреждениями за рубежом. «Ваши консулы», – писал он в апреле 1938 года, – «могут дать более либеральное толкование законам, что, я думаю, допустимо в сложившихся обстоятельствах».

 В том же году Гарри Уорнер также работал над тем, чтобы добиться от высокопоставленных американских политиков спасения еврейских беженцев от Гитлера, причем спасать не «сверху вниз», а «снизу вверх». В октябре 1938 года, узнав, что англичане задумывают ввести ограничение на еврейскую иммиграцию в Палестину, он немедленно послал телеграмму своему брату Джеку в Лондон, чтобы тот обратился за помощью к американскому послу Джозефу Кеннеди. Уорнер отправил второе письмо непосредственно президенту Рузвельту. Он обратился к нему «Мой дорогой президент» и просил о личном вмешательстве. Как пишет биограф Уорнера Майкл Бердвелл, из-за,  стресса связанного с этим эпизодом, Гарри Уорнер в том же месяце попал в больницу с кровоточащей язвой желудка. 

Через две недели Джек Уорнер поехал из Лондона в Париж. Там он узнал, что родившаяся в Германии сестра одного из его работников, Йозефа Вестрейха, была схвачена в доме своих родителей во Франкфурте и депортирована в Польшу. Сестра Вестрейха Розали вспоминает реакцию Уорнера. «Он спросил, может ли чем-нибудь помочь. К счастью, у моего брата хватила духа сказать, что если Уорнер даст аффидевит, его сестра сможет эмигрировать в Соединенные Штаты», – рассказывала она в интервью Фонду Шоа, – «Уорнер пошел в американское консульство, и, поскольку это был Джек Уорнер, обошлись без формальностей, которые требовались в то время».  Уорнер быстро заполнил аффидевит, и Регина Вестрейх благополучно прибыла в Соединенные Штаты до начала войны.

  В течение сентября 1939 года, когда Германия вторглась в Польшу, а Британия объявила Германии войну, Гарри Уорнер продолжал предпринимать попытки открыть двери для большого количества беженцев. Его стратегия сформировалась годами успешной деятельности в кинематографическом бизнесе. Эта стратегия помогла ему создать империю, основываясь на влиянии и финансовых рычагах. Он отправил съемочную группу на Аляску. Это было частью его плана убедить Рузвельта поселить там еврейских беженцев. Так появился прообраз  вымышленных событий позже написанной фантастической  новеллы  «Союза еврейских полисменов» Майкла Шейбона в реальной жизни.

 После войны Уорнер неудачно пытался повлиять на Трумэна, чтобы тот вернулся к идее поселения на Аляске евреев из европейских лагерей для перемещенных лиц. Студия Уорнера сняла короткий фильм «Девять миллионов» для продвижения идеи увеличения американских иммиграционных квот для бежавших от фашизма. «Уорнер Бразерс» также выпустили открыто антигитлеровский фильм «Признания нацистского шпиона», несмотря на сильное противодействие цензоров, отвечающих за политическую нейтральность американских фильмов.

Дэвид О. Селзник

 Нет сомнений в том, что братьев Уорнер, особенно Гарри, судьба европейских евреев беспокоила гораздо больше, чем она волновала других евреев-владельцев кинокомпаний. Пока Гарри Уорнер добивался помощи от Рузвельта, продюсер Дэвид О. Селзник, всегда сомневавшийся, стоит ли быть слишком еврейским на людях, занимался натурными съемками «Унесенных ветром», заполучивших «Оскаров» 1939 года. В том же году Луис Б. Мейер стал самым высокооплачиваемым администратором Америки. Сумма его  годового взноса в еврейский загородный клуб «Хиллкрест», расположенный к югу от Беверли Хиллз, могло хватить на помощь шестидесяти немецким евреям, таким, как Йоханна Рокман, которым было достаточно пятидесяти долларов, чтобы попасть в Доминиканскую республику. Но вместо этого в июне 1939 году он принял в студии MGM группу немецких журналистов, пытаясь сохранить расположение нацистского режима  приносящие прибыль . MGM была в числе трех американских кинокомпаний, которых последними, только в 1940 году, лишили чрезвычайно прибыльных прав на распространение фильмов в  Третьем Рейхе.

 Однако в архивах Уорнеров не осталось даже намека на то, ответил ли Гарри Уорнер на сохранившееся письмо своей просительницы Йоханны Рокман. Ее душераздирающая мольба об аффидевите была не единственной, полученной Уорнером. 22 января 1939 года пришло еще одно письмо. На этот раз из Вены, аннексированной нацистской Германией. «Я прочел о Вашем недавнем выступлении в Голливуде, и оно произвело на меня сильное впечатление», – писал Зигмунд Цукер, пятидесятидвухлетний инженер, жена которого Глэдис, родившаяся в Великобритании, имела несчастье принять австрийское гражданство. Из-за этого они оказались в ловушке, поскольку их паспорта были выданы гитлеровским Рейхом. «Если вы поможете мне с аффидевитом, вы сделаете доброе дело для достойного человека». Цукер приложил к письму небольшую черно-белую фотографию, предположительно свою. На ней изображен интересный мужчина с зачесанными назад темными волосами в костюме-тройке и с платочком к кармане костюма. Но без улыбки на лице.

 Если Уорнер и пытался спасти семью Цукер, то он добился лишь частичного успеха. Согласно спискам пассажиров, которые вели Великобритания и Австралия, пара отбыла из Саутгемптона, Англия, в Австралию в мае 1939 года, по пути сделав остановку на Цейлоне. Судьба Йоханны Рокман сложилась не так счастливо. 29 января 1943 года ее депортировали из Берлина в Освенцим, где в следующем месяце она была убита.

 Невозможно точно узнать, сколько голливудских магнатов и звезд получили просьбы о помощи от незнакомцев, таких, как Йоханна Рокман и Зигмунд Цукер. По мере ухудшения ситуации в Германии евреи, оказавшиеся в западне, отчаялись настолько, что обращались за помощью к людям, которых они едва знали, отправляя письма, которые в некоторых случаях еще сохранились, погребенные в архивах и семейной корреспонденции. Врачи писали коллегам, с которыми встречались на медицинских конференциях за десятилетия до того, прося о помощи. Другие «прочесывали» телефонные справочники Манхэттена, имевшиеся в берлинской публичной библиотеке, в поисках однофамильцев. Эту идею распространил в подпольном пособии Йозеф Вехсберг, чешский журналист, бежавший из Германии через Монреаль. «Если вы были американским евреем немецкого происхождения, вы могли получать подобные просьбы», – писал Лорелл Лефф, который во время подготовки материалов о Холокосте в «Нью-Йорк Таймс» обнаружил просьбу о предоставлении аффидевита, направленную семье Сульцбергер людьми, утверждавшими, что они являются их дальними родственниками.

«Люди оказались в ситуации, когда их бездействие могло привести к гибели, и все, что им оставалось, это писать подобные патетические письма».

Помимо обязательств последующей финансовой поддержки американские правила выдачи виз требовали предоставление подтверждения платежеспособности. Это, несомненно, было легче предоставить ушедшему на покой магнату или высокооплачиваемому работнику, чем главе семьи, едва сводящему концы с концами. Лефф говорит: «Многие говорили «нет». Это неприятная тайна».

 Но, как показывает история Карла Леммле, они могли и сказать «да».