Певец Альберт Асадуллин
«В Казань я лучше поеду как гость»
 |
Грядущее
1000-летие Казани обещает стать пафосным
событием. Столица Татарстана соберет глав многих
государств, артистов с мировыми именами и,
конечно же, не забудет героев с местными
корнями. В одной из книг, специально выпущенных
к юбилею, приводится список «самых знаменитых
татар тысячелетия». Певец Альберт АСАДУЛЛИН
попал в этот список, несмотря на то что уже
много лет живет в Петербурге. В этом городе с
ним и встретился корреспондент «Новых Известий».
– В Казань вас не звали вернуться?
– Звали много раз. Но у меня есть причины, по которым я не возвращаюсь. Одна из них – в Казани артисту лучше быть гостем. Если там жить, то отношение нивелируется, стирается ценность отношения. Недаром же говорят: нет пророка в своем отечестве.
– Вы считаете себя представителем татарской культуры?
– Я не говорю и не кричу об этом везде. Я просто делаю дело – пишу музыкальные национальные драмы.
– Однако, если честно, вас практически не слышно и не видно. Куда вы пропали?
– Никуда не пропал, живу в Ленинграде-Петербурге, концертирую. Меня часто приглашают на концерты-сборники, участвую в фестивалях, в основном детских. Если говорить про телевидение и радиостанции, то, сами понимаете, насколько появление в них зависит от денег. Сейчас такая ситуация, что будь ты хоть безумно талантлив, но если у тебя нет денег, то ты не попадешь на телевидение и твои песни не будут звучать на радио.
– А если обратиться к услугам продюсера?
– В Ленинграде таких нет. Судя по всему, они берутся работать с молодыми вокалистами. Это интереснее даже им самим – они лепят артиста как из пластилина. Неопытному человеку проще диктовать свои условия. Вы обращали внимание на то, какая музыка в основном у нас на телевидении и радио? Лично у меня такое ощущение, что идет запрограммированная дебилизация нации этой музыкой.
– Не боитесь делать такое заявление?
– Нет. Конкретных имен я не называю. Если кто-то скажет: «Ты почему меня оскорбляешь?» – значит, признается, что тоже дебилизирует народ. А вы выйдите на улицу и спросите у людей, что они слушают, послушайте радио – там столько песен, непонятно как попавших в эфир. Раньше хоть какие-то худсоветы были. Поверьте, сейчас многие исполнители и музыканты сожалеют, что нет чего-то похожего на худсоветы.
– Интересно, Земфира прошла бы худсовет?
– Думаю, что да. Если бы я был в худсовете, то голосовал бы за нее, она очень яркая личность. Другое дело, что не все, может быть, понимают стихи, но это уже другая проблема. Она, бесспорно, талантлива и имеет свое лицо. К тому же у нее очень стильные современные аранжировки.
– Для певца очень важно найти своего композитора. Вы, кажется, так и не нашли его?
– Не нашел. Одно время мне, правда, казалось, это Игорь Корнелюк. С ним мы записали несколько песен. Но потом Игорь захотел петь сам. Еще я был близок с Виктором Резником, пел одну из первых его песен «Ах, как жаль, что летаю я только во сне…». Мне очень хотелось с ним работать, но он был очень непростым человеком, и наши дорожки разошлись. Я так и не понял, какая кошка между нами пробежала. К тому же он писал песни сразу в двух тональностях – для женского исполнения и мужского – и раздавал песни всем знакомым певцам и певицам. А ведь каждому хочется, чтобы его песни больше никто не пел.
– А как вы познакомились с Давидом Тухмановым?
– В те времена не было никаких продюсеров, их функции выполняли редакторы радио и телевидения или администраторы. Кстати, все это делалось не за деньги, это был нормальный процесс. Я бесконечно благодарен Диане Берлин, которая после «Орфея и Эвридики» пригласила меня на радио для интервью. С ее помощью я попал и на конкурс «С песней по жизни», где выступал после Розы Рымбаевой, стал лауреатом этого конкурса. Однажды Диана сказала мне, что хочет познакомить меня с Давидом Тухмановым. Для меня казалось невероятным познакомиться с самим Тухмановым, автором диска «По волне моей памяти». Оказалось, что он уже слышал меня и предложил спеть песню про Ташкент: «Мне нужен голос с восточным окрасом». Самое интересное, что песня была написана для документального фильма про Ташкент, но фильм никто не помнит, а песня осталась.
– Как вы попали в постановку первой советской рок-оперы «Орфей и Эвридика»?
– Тут большую роль сыграл Марк Розовский, он ставил ее как режиссер. Если Понаровскую на роль Эвридики утвердили сразу, то кандидатов на роль Орфея Розовский просмотрел несколько. Выбрал меня. У меня в тот момент начиналась защита диплома, я учился на архитектурном.
– На архитектурном?
– Я окончил Ленинградскую академию художеств. Еще в детстве все стены дома изрисовывал, после школы поступил в казанское училище, но бросил его и уехал в Ленинград поступать в Академию художеств. Музыка была и остается моим хобби, специального музыкального образования у меня до сих пор нет. В 70-е годы пел в группе «Невское время», по выходным устраивали концерты в Доме офицеров в Пушкине. В общем, в музыкальных кругах меня знали, и кто-то рассказал обо мне Анатолию Васильеву, руководителю ансамбля «Поющие гитары», он тоже принимал участие в постановке «Орфея и Эвридики». Он пригласил меня для просмотра, вместе с ним меня слушал и сам Журбин. Он и уговорил Васильева, что я подхожу больше всех как исполнитель. Потом мне пришлось попросить Васильева сделать письмо в академию с просьбой, чтобы меня как талантливого архитектора отправили на постановку первой советской рок-оперы. Дескать, для постановки нужны оригинальные сценические решения, а сделать это может только Асадуллин.
– А после премьеры на вас свалилась слава?
– Я нормально отнесся к этому.
– Да и финансовое положение, наверное, поправилось?
– Думаете, деньги лопатой тогда мы гребли? Не лопатой, а здоровьем. Тогда ведь не было таких бешеных гонораров, как сейчас, и не было никаких корпоративных вечеров. Самая большая ставка за концерт – 11 рублей. Поэтому все брали количеством, могли за день дать два-три концерта. Но спектакль отличается от концерта, его вообще тяжело было мне отрабатывать. Часто после них я как мертвый полчаса лежал – такое было нервное истощение: как-никак главная партия. Эта усталость была не от того, что я такой слабый, а потому, что на сцене я отдавал очень много энергии. Это уже потом у меня появился дублер, а до этого были и проблемы со связками, и кровоизлияние, и четыре приезда «скорой помощи», и больница в Минске после спектакля.
– Когда-то вы спели «Дорогу без конца». Было в вашей жизни что-то похожее на то, о чем вы пели, – «только труд и терпение помогут все пережить»?
– Может, это прозвучит пафосно, но похожее было не раз. Я никогда не играл со своей совестью. Никогда не занимался политикой, считал, что это не мое дело. Вообще, по-моему, политик – очень тяжелая и гнусная профессия.
– И вы еще, наверное, скажете, что не мечтали попасть на концерт для делегатов очередного съезда КПСС или концерт, посвященный дню рождения Ленина?
– Нет, никогда.
– И о сцене Кремлевского дворца съездов тоже не мечтали?
– Как о площадке – да. Но мечты засветиться перед сильными мира сего не было. Также не мечтал и о званиях, хотя мне все вокруг говорили: «Альберт, все вокруг народные, а ты никто. Давай сделай что-нибудь для этого».
– Вы до сих пор без музыкального образования и без звания?
– Музыкального образования так и не получил, у меня все от Бога. В 1988 году мне присвоили звание Заслуженного артиста России, а в 1998-м получил народного артиста Республики Татарстан. Меня, если честно, много раз подталкивали: «Ну сделай вот это, получишь народного артиста России». А зачем мне это? Что это мне даст?
– Какие ощущения у вас остались от эстрады вашей молодости?
– Это были замечательные годы. У меня остались только теплые чувства к ним. Тогда все было по-настоящему – и песни, и чувства.
– В Казань вас не звали вернуться?
– Звали много раз. Но у меня есть причины, по которым я не возвращаюсь. Одна из них – в Казани артисту лучше быть гостем. Если там жить, то отношение нивелируется, стирается ценность отношения. Недаром же говорят: нет пророка в своем отечестве.
– Вы считаете себя представителем татарской культуры?
– Я не говорю и не кричу об этом везде. Я просто делаю дело – пишу музыкальные национальные драмы.
– Однако, если честно, вас практически не слышно и не видно. Куда вы пропали?
– Никуда не пропал, живу в Ленинграде-Петербурге, концертирую. Меня часто приглашают на концерты-сборники, участвую в фестивалях, в основном детских. Если говорить про телевидение и радиостанции, то, сами понимаете, насколько появление в них зависит от денег. Сейчас такая ситуация, что будь ты хоть безумно талантлив, но если у тебя нет денег, то ты не попадешь на телевидение и твои песни не будут звучать на радио.
– А если обратиться к услугам продюсера?
– В Ленинграде таких нет. Судя по всему, они берутся работать с молодыми вокалистами. Это интереснее даже им самим – они лепят артиста как из пластилина. Неопытному человеку проще диктовать свои условия. Вы обращали внимание на то, какая музыка в основном у нас на телевидении и радио? Лично у меня такое ощущение, что идет запрограммированная дебилизация нации этой музыкой.
– Не боитесь делать такое заявление?
– Нет. Конкретных имен я не называю. Если кто-то скажет: «Ты почему меня оскорбляешь?» – значит, признается, что тоже дебилизирует народ. А вы выйдите на улицу и спросите у людей, что они слушают, послушайте радио – там столько песен, непонятно как попавших в эфир. Раньше хоть какие-то худсоветы были. Поверьте, сейчас многие исполнители и музыканты сожалеют, что нет чего-то похожего на худсоветы.
– Интересно, Земфира прошла бы худсовет?
– Думаю, что да. Если бы я был в худсовете, то голосовал бы за нее, она очень яркая личность. Другое дело, что не все, может быть, понимают стихи, но это уже другая проблема. Она, бесспорно, талантлива и имеет свое лицо. К тому же у нее очень стильные современные аранжировки.
– Для певца очень важно найти своего композитора. Вы, кажется, так и не нашли его?
– Не нашел. Одно время мне, правда, казалось, это Игорь Корнелюк. С ним мы записали несколько песен. Но потом Игорь захотел петь сам. Еще я был близок с Виктором Резником, пел одну из первых его песен «Ах, как жаль, что летаю я только во сне…». Мне очень хотелось с ним работать, но он был очень непростым человеком, и наши дорожки разошлись. Я так и не понял, какая кошка между нами пробежала. К тому же он писал песни сразу в двух тональностях – для женского исполнения и мужского – и раздавал песни всем знакомым певцам и певицам. А ведь каждому хочется, чтобы его песни больше никто не пел.
– А как вы познакомились с Давидом Тухмановым?
– В те времена не было никаких продюсеров, их функции выполняли редакторы радио и телевидения или администраторы. Кстати, все это делалось не за деньги, это был нормальный процесс. Я бесконечно благодарен Диане Берлин, которая после «Орфея и Эвридики» пригласила меня на радио для интервью. С ее помощью я попал и на конкурс «С песней по жизни», где выступал после Розы Рымбаевой, стал лауреатом этого конкурса. Однажды Диана сказала мне, что хочет познакомить меня с Давидом Тухмановым. Для меня казалось невероятным познакомиться с самим Тухмановым, автором диска «По волне моей памяти». Оказалось, что он уже слышал меня и предложил спеть песню про Ташкент: «Мне нужен голос с восточным окрасом». Самое интересное, что песня была написана для документального фильма про Ташкент, но фильм никто не помнит, а песня осталась.
– Как вы попали в постановку первой советской рок-оперы «Орфей и Эвридика»?
– Тут большую роль сыграл Марк Розовский, он ставил ее как режиссер. Если Понаровскую на роль Эвридики утвердили сразу, то кандидатов на роль Орфея Розовский просмотрел несколько. Выбрал меня. У меня в тот момент начиналась защита диплома, я учился на архитектурном.
– На архитектурном?
– Я окончил Ленинградскую академию художеств. Еще в детстве все стены дома изрисовывал, после школы поступил в казанское училище, но бросил его и уехал в Ленинград поступать в Академию художеств. Музыка была и остается моим хобби, специального музыкального образования у меня до сих пор нет. В 70-е годы пел в группе «Невское время», по выходным устраивали концерты в Доме офицеров в Пушкине. В общем, в музыкальных кругах меня знали, и кто-то рассказал обо мне Анатолию Васильеву, руководителю ансамбля «Поющие гитары», он тоже принимал участие в постановке «Орфея и Эвридики». Он пригласил меня для просмотра, вместе с ним меня слушал и сам Журбин. Он и уговорил Васильева, что я подхожу больше всех как исполнитель. Потом мне пришлось попросить Васильева сделать письмо в академию с просьбой, чтобы меня как талантливого архитектора отправили на постановку первой советской рок-оперы. Дескать, для постановки нужны оригинальные сценические решения, а сделать это может только Асадуллин.
– А после премьеры на вас свалилась слава?
– Я нормально отнесся к этому.
– Да и финансовое положение, наверное, поправилось?
– Думаете, деньги лопатой тогда мы гребли? Не лопатой, а здоровьем. Тогда ведь не было таких бешеных гонораров, как сейчас, и не было никаких корпоративных вечеров. Самая большая ставка за концерт – 11 рублей. Поэтому все брали количеством, могли за день дать два-три концерта. Но спектакль отличается от концерта, его вообще тяжело было мне отрабатывать. Часто после них я как мертвый полчаса лежал – такое было нервное истощение: как-никак главная партия. Эта усталость была не от того, что я такой слабый, а потому, что на сцене я отдавал очень много энергии. Это уже потом у меня появился дублер, а до этого были и проблемы со связками, и кровоизлияние, и четыре приезда «скорой помощи», и больница в Минске после спектакля.
– Когда-то вы спели «Дорогу без конца». Было в вашей жизни что-то похожее на то, о чем вы пели, – «только труд и терпение помогут все пережить»?
– Может, это прозвучит пафосно, но похожее было не раз. Я никогда не играл со своей совестью. Никогда не занимался политикой, считал, что это не мое дело. Вообще, по-моему, политик – очень тяжелая и гнусная профессия.
– И вы еще, наверное, скажете, что не мечтали попасть на концерт для делегатов очередного съезда КПСС или концерт, посвященный дню рождения Ленина?
– Нет, никогда.
– И о сцене Кремлевского дворца съездов тоже не мечтали?
– Как о площадке – да. Но мечты засветиться перед сильными мира сего не было. Также не мечтал и о званиях, хотя мне все вокруг говорили: «Альберт, все вокруг народные, а ты никто. Давай сделай что-нибудь для этого».
– Вы до сих пор без музыкального образования и без звания?
– Музыкального образования так и не получил, у меня все от Бога. В 1988 году мне присвоили звание Заслуженного артиста России, а в 1998-м получил народного артиста Республики Татарстан. Меня, если честно, много раз подталкивали: «Ну сделай вот это, получишь народного артиста России». А зачем мне это? Что это мне даст?
– Какие ощущения у вас остались от эстрады вашей молодости?
– Это были замечательные годы. У меня остались только теплые чувства к ним. Тогда все было по-настоящему – и песни, и чувства.
|
Справка «НИ»
Альберт АСАДУЛЛИН родился 1 сентября 1948 года в Казани. В 1974 году окончил Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е.Репина по специальности «художник-архитектор». В 1975 году по приглашению художественного руководителя ансамбля «Поющие гитары» Анатолия Васильева стал исполнителем главной партии Орфея в первой советской рок-опере «Орфей и Эвридика». За исполнение этой партии Альберт Асадуллин был удостоен диплома музыкального журнала Music Week (Великобритания). Позже артист с успехом исполнял главные роли в рок-операх «Фламандская легенда» и «Гонки». В дальнейшем певец сотрудничал с такими композиторами, как Давид Тухманов, Юрий Саульский, Андрей Петров. С 1998 года Асадуллин – солист-вокалист Государственного концертно-филармонического учреждения «Петербург-концерт». |
«НИ» за 24 Августа 2005 г.» АНДРЕЙ МОРОЗОВ Культура http://www.newizv.ru/culture/2005-08-24/30392-pevec-albert-asadullin.html
![альбом Всё это с нами было [Мелодия LP]](http://musicmp3spb.org/images/a/aljbert_asadullin/vsyo_eto_saba7303d64c2dd100d6412.jpg "альбом Всё это с нами было [Мелодия LP]")
![альбом Всё это с нами было [Мелодия LP]](http://musicmp3spb.org/images/a/aljbert_asadullin/vsyo_eto_sda504c424944a43b9bd8bd.jpg "альбом Всё это с нами было [Мелодия LP]")