С того самого счастливого мгновения, когда меня родители привели в Мариинский театр на балет «Щелкунчик», в моем сердца навсегда поселилась неистребимая любовь к балету и танцу вообще. 

 Танец - это тайный язык души.   Движение тела - это слово, произнесенное душой.  Это мысль, выраженная движением. Мне кажется, что в танце, как ни в каком другом виде искусства заключена глубочайшая природа таинства, ведущая свое начало с незапамятных времен. В  нем - вся история человечества: древняя магия египетских мистерий и греческих жрецов, вакхических и пифийских оргий, гармония греческих олимпийских игр и галантность века Просвещения, легкость и изящество Золотого века, страсть, поиски и порыв века Серебряного. Сколько себя помню, в своих снах я все время танцевала. И сейчас, уже на склоне лет, меня ничего так не потрясает, не удивляет, не переворачивает душу, как танец.

Более точного и верного определения искусству балета, чем у Пушкина я не встречала.  В «Евгении Онегине» он писал, что это - «душой исполненный полет». Поэтому я всегда воспринимала и воспринимаю балет, танец только тогда, когда  вижу на сцене вдохновенное парение, похожее на «пух из уст Эола». И неважно, классический это балет или балет модерн. Главное – «душой, исполненный полет».

 Воспитанная на высочайших образцах театрального и балетного искусства, я в какой-то мере «отравлена» этим, мне не хочется принимать и впускать в свою душу те механические и гимнастические «упражнения», которые я вижу сейчас на балетной сцене. Поэтому, в каких бы восторженных тонах не говорили о новоявленных «звездах» балета, я пока не вижу и не чувствую, кто мог бы сравниться с Галиной Улановой и Татьяной Вечесловой, Галиной Мезенцевой и Ириной Колпаковой, Валерием Пановым и Аллой Осипенко,  Юрием Владимировым и Александром Годуновым, Юрием Соловьевым и Гали Абайдуловым, Екатериной Максимовой и Владимиром Васильевым, Рудольфом Нуриевым и Наталией Макаровой, Людмилой Семеняка  и  Михаилом Барышниковым…

Сейчас, как из рога изобилия льются СМИ восторженные статьи о «гениальных постановках», о «звездах» и т.д. и т.п.  Но я не вижу ничего похожего, что могло сравниться или хотя бы приблизиться к тому уровню мирового балета, который был в наше время!!! Да, сейчас  можно увидеть и совершенную, почти фантастическую технику исполнителей, и точность движений, великолепные декорации, потрясающие костюмы, но того полета души, одухотворенности танца,  что  отличает высокое искусство от ремесла – нет!!! Уверена, что пройдет время, и искусство 60-80 годов ХХ века будут называть уникальным явлением и изучать его природу точно так же, как изучают природу явления Серебряного века.

 Перечислять все балеты, которые я видела  и описать тот восторг, то замирание сердца от первого взмаха дирижерской палочки и волшебной музыки, льющейся прямо в душу до потрясения декорациями и всего священнодействия, что происходило на сцене - всегда потрясения!!! – нет просто смысла, это каждому надо пережить, чтобы понять, что таит в себе искусство балета.

Долгое время моей единственной любовью был классический балет. Да это и понятно. Россия- родина классического балета, начиная от Дидло и кончая Петипа. То искусство балета, которое появилось в начале ХХ века, в эпоху «Русских сезонов» Дягилева с его смелыми экспериментами, с его потрясающей энергией, страстью, гениальностью, устремлением в будущее - к этому я уже пришла гораздо позже, в пору моего знакомства с гением Шаляпина, Михаила Фокина, Вацлава Нижинского, Анны Павловой, Тамары Карсавиной, Ольги Спесивцевой, Сергея Лифаря, Александра Бенуа…- всеми теми, кто составил славу и гордость не только русского, но и мирового искусства.

Но в конце 80-х годов  я увидела балет, который резко отличался от всего виденного  мной до этого времени, была покорена им и полюбила его навсегда. Я говорю о балете неоклассики и модерне и о  таких хореографах, как Морис Бежар, Джордж Баланчин, Джон Ноймаейр,  Ролан Пети,  а позже Иржи Киллиан, Пина Бауш, Мерс Каннингем…

Но даже из них, этих гениев хореографического искусства второй половины ХХ века на первое место я ставлю искусство Мориса Бежара. Его балет - это сплав чувственности и чувств, страсти и гармонии, пластики тела и возвышенности души!

 Я, живя в Ленинграде, видела почти все спектакли  Мариинского театра, хотя попасть туда было еще труднее, чем в театр Ленсовета и БДТ. В 60-70- е годы в этом театре был такой запредельно высокий профессиональный состав, что каждый спектакль превращался в событие. Особенно, когда там царили молодой и гениальный Рудольф Нуриев, Наталия Макарова, а несколько годами позже, не менее гениальный, Михаил Барышников. Нуриева, к сожалению, я не видела, но о его спектаклях по городу ходили целые легенды. Я увидела  Рудольфа Нуреева только во время его приезда в Ленинград, в 1989 году, но это был уже безнадежно больной человек, и было страшно и жалко смотреть на него. 

Когда они с Макаровой оказались невозвращенцами, было такое чувство, будто я потеряла близких людей, а после отъезда Барышникова в 1974 году образовалась такая пустота, которая до сих пор ничем и никем не восполняется. 

Но вернусь к Бежару. В тот год, в 1987 году, когда Бежар впервые приехал в Ленинград, попасть на его спектакли было невозможно. Но  в 1989 г., когда он приехал со своей труппой для съемок русско-французского фильма «Гран па в белую ночь», мне удалось побывать на   съемках. 
Бросив все свои дела в Нарве, взяв отпуск за свой счет, я примчалась в Ленинград. Благо тогда, не было никакого терроризма, границ и прочей нынешней жути, и съемки велись почти без всякой охраны. Проходили они в центре города, на его улицах, в садах, парках и площадях. Зная в городе каждый закоулок, каждый его изгиб и все потайные ходы, куда

можно пробраться незамеченным, мы со своими друзьями занимали места задолго до начала съемок. Где и когда они будут проходить, мы знали заранее, информация об этом распространялась по городу со скоростью звука.  Впервые я увидела Бежара и его великолепную труппу на стрелке Васильевского острова, во время съемок греческого танца.

Как точно выбрал Бежар место для исполнения этого танца! Всю жизнь я прожила на Васильевском острове и всегда воспринимала его, как некий древнегреческий корабль, корму которого украшали великолепные и стройные Ростральные колонны, да и сама стрелка Васильевского острова, со зданием Биржи, его строгой, классической колоннадой воспринималась как античный храм, созданный в честь Посейдона. И вот на этом фоне царства воды, Ростральных колонн, напоминающих факелы на древнегреческих суднах, на фоне летящего ангела Петропавловской крепости в мерцающем блеклом свете белых ночей совершалось  таинство танца. Таким древним язычеством веяло от всего этого действа, от полуобнаженных, точеных торсов молодых  танцоров, от необыкновенной пластики танцовщиц, которые казались только что сошедшими с древнегреческих ваз, такими четкими, совершенными по форме были их движения, что мне казалось, будто я перенеслась на берега Эллады, а не мокну и мерзну под холодным северным небом на брегах Невы. Я присутствовала при древней таинственной мистерии. Наверно, когда-то три тысячи лет тому назад совершалось нечто подобное под жарким солнцем Эллады. И до сих пор  я воспринимаю этот танец, как мистерию и таинство и как чудо из чудес, пересматривая иногда этот фильм!
За десять дней, во время которых велись съемки на улицах, нам удалось побывать почти повсюду. И в Летнем саду,  где очень короткий эпизод танцевали Катя и Володя (бесподобная Екатерина Максимова и Владимир Васильев). И у Казанского собора, где исполнялся  фантастический по хореографии и исполнению танец из балета «Витязь в тигровой шкуре». Я  видела сцены из балета «Пламя Парижа», со страстным  и юным Фарухом Рузиматовым, перед центральным входом в Михайловский замок и, наконец, хотя и со спины, но все же мне удалось увидеть танец из балета «Тщетная предосторожность». Вот только, к сожалению, не удалось проникнуть в залы Эрмитажа, где велась съемка. Не попала я и на заключительный танец, где четверо солистов балета Бежара, в том числе, неукротимый и огненный Хорхе Донн, исполнял танец на мотив итальянской песни «Влюбленный солдат». То, что творилось на съемках, заключительной сцены просто неописуемо!   

  А когда  Владимир Васильев, пришедший, как и положено, на торжественный вечер в белом пиджаке, не выдержав, забыв все, скинув с себя пиджак, и размахивая им,  ринулся в круг и стал танцевать вместе солистами балета Бежара, выделывая невероятные па, а потом пустился в пляс, то чувство, охватившее всех танцоров и французских, и наших можно сравнить разве что с вакхическими мистериями!   Глядя на эту танцевальную вакханалию, неподдельную радость, фонтаном бьющую через край, я отчетливо сознавала, что танец- искусство свободного человека! В тот вечер все были одинаково свободными!

 Все постановки Мориса Бежара, которые мне довелось видеть даже в записи и «Брель и Барбара», и «Балет во имя жизни», и «Болеро» с Хорхе Донном, «Любовь и танец», и «Ромео и Джульетта», который исполнял лучший дуэт мира Екатерина Максимова и Владимир Васильев, до сих пор меня приводят в восхищение. И я, просматривая их, снова и снова  испытываю душевное потрясение.

Такое же  потрясение я всю жизнь испытываю от искусства М.Н.Барышникова.  Я стараюсь вспомнить, когда же я впервые услышала его имя, но за давностью лет точно сказать не могу. У меня такое чувство, что я знала  это имя всегда, с самого раннего детства. Но уж этого никак не может быть, так как я на семь лет старше его.

Помню только безумный восторг моих родителей, вернувшихся из Кировского театра со спектакля «Дон Кихот» с участием Барышникова. Значит, это был конец 60-х начало 70-х годов. Они рассказывали о нем взахлеб, моя восторженная и впечатлительная мама не могла сдержать своих чувств и все повторяла: «Боже, какой мальчик,  какой мальчик, какой-то совершенно неземной, сказочный. А как танцует, я ничего похожего не помню в своей жизни!  А ведь кого мы с тобой только не видели: и Сергеева, и Чебукиани, и Никиту Долгушина, и Юру Соловьева, но нет, никто сравнится с ним не может, этого мальчика послали нам небеса.  Господи, какое чудо?!».

- «Нет, правда, ты согласен, что это чудо?- спрашивала она, обращаясь к отцу, а папа, согласно кивая ей в ответ, пророчески произнес: «Да, да, чудо, этого мальчика ждет большое будущее, о нем скоро заговорит весь мир». И, обращаясь ко мне, сказал: «Запомни это имя. Ты будешь гордится, что ты его современница». И я запомнила слова отца на всю свою долгую жизнь, и всю жизнь во мне живет чувство удивления, что я его современница! Писать о Барышникове на страницах этих воспоминаний неуместно, слишком большая и животрепещущая для меня тема. Для меня Искусство Барышникова стало толчком для возвращения к жизни… В 2013 году в Санкт Петербурге вышла моя книга под названием «Михаил Барышников – Амадеус танца», кторая несмотря на мое удивление получила одобрительную оценку самого Михаила Николаевича.