Домой   Кино   Мода   Журналы   Открытки    Опера   Юмор  Оперетта   Балет   Театр   Цирк   Мои архивы   Гостевая книга   Форум

История песни 

1  2  3  4  5

Список страниц



                              Бублички                 

                                                                                           

Бублик — кулинарное изделие, пшеничное тесто кольцом, сваренное в воде, а потом запеченное. Также бубликами часто называют различные предметы круглой формы с отверстием в центре, например руль автомобиля или колесо. Бублики являются традиционным изделием русской кухни.

Однажды Исаака Дунаевского спросили: «Какая ваша самая любимая песня протеста?»
«Бублички, — ответил Дунаевский. – Лучшей песни про тесто еще никто не написал!»

Александр Кушнер тридцать лет назад дал нам понять, что времена не выбирают. И с ним, увы, трудно поспорить. Но если бы вдруг совершенно случайно ко мне на плечо присела бы фея и сказала, что я могу – вот прямо здесь на месте – выбрать себе какое-нибудь время, я, не задумываясь, выбрала бы НЭП.

НЭП! Чудесные времена, когда, боязливо оглядываясь назад, в «доисторические» годы военного коммунизма, народ выбрался наружу из нетопленых пещер-квартир, сбросил потертые мамонтовые шкуры, напялил узкие платья и широкие штаны и пошел гулять – ведь все равно пропадать. НЭП! Писатели-попутчики-серапионовы братья, забившись в углы коммунальных квартир, писали рассказы, ставшие потом классикой русской литературы. В ресторанах танцевали шимми. По улицам ходила большая крокодила. На Сенной площади в Ленинграде торговали репой: за кило — миллион рублей, уменьшительно-ласкательно прозванный народом «лимоном». Всюду жизнь!

Шел трамвай десятый номер
На площадке кто-то помер,
Не тревожьте мертвеца,
Ламца-дрица-гоп-ца-ца!

Недолгие годы нэпа были, возможно, лучшими в долгой и страшной истории двадцатого века. А лучшее, что осталось от тех лет – песни.

Самая знаменитая и долгая жизнь из всех нэпмановских песен была уготована песне «Бублички» (она же – «Бублики»). Разухабистые, написанные на типичный одесско-еврейский мотив и при этом ужасно жалостливые «Бублички» стали символом НЭПА – «мелкобуржуазной» частной торговли, полуграмотной, полунищей, полуофициальной.

Ночь надвигается, мильтон ругается
Все погружается в ночную мглу
А я забытая, тряпьем прикрытая
И не умытая одна бреду…

Купите бублики, гоните рублики
Гоните рублики вы мне скорей!
И в ночь ненастную меня несчастную
Торговку частную ты пожалей!

Песни, подобные «Бубличкам», «Жареному цыпленку» или «Мурке» стали настолько неотъемлемой частью городского фольклора, что сложно поверить, что у них есть автор. Однако есть.

«Бублики» написал киевский журналист Яков Давыдов. В первые годы революции Давыдов жил то в Киеве, то в Одессе и зарабатывал на жизнь тем, что писал под псевдонимом Жгут или Боцман стихотворные фельетоны и эпиграммы против врагов Советской власти. А в середине двадцатых выбрал себе новое имя — Яков Ядов — и занялся сочинительством куплетов для маленьких кабаретных театров. «Бублички» тоже были предназначены для кабаре. Первый исполнитель песни Григорий Красавин через много лет вспоминал: «Приехав на гастроли в Одессу, я был поражен тем, что, пока я ехал с вокзала к Ядову на Сумскую улицу, всю дорогу меня сопровождали возгласы: «Купите бублики!» Мне захотелось иметь песенку с таким припевом. О своем желании я сказал Ядову и сыграл на скрипке, с которой обычно выступал, запавшую в память мелодию. Яков Петрович сразу загорелся: «Это прекрасная идея! Надо показать в этой песенке несчастную безработную девушку, мерзнущую на улице ради куска хлеба, умирающую с голода для обогащения нэпмана, так сказать, одну из «гримас нэпа». Он задумался, потом повернулся к жене: «Оль, ставь самовар для артиста. А я буду печь бублики…» Полчаса стучала в соседней комнате машинка. В тот же вечер я с листа исполнял «Бублики» в «Гамбринусе». На следующий день их запела вся Одесса. А через некоторое время, когда я приехал в Ленинград, Утесов, встретив меня, сказал: «Гриша, я пою твои «Бублики». Ничего?» — «Кушай на здоровье!» — ответил я ему».
(Запись 1956 года из фондов музея эстрады).

Здесь трачу силы я
На дни постылые,
А мне ведь, милые,
Шестнадцать лет…
Глаза усталые,
А губки алые,
А щеки впалые,
Что маков цвет.

Горячи бублики
Для нашей публики,
Гоните рублики
Мне кто-нибудь
Суженый встретится,
И мне пометится…
…Мой честный путь.

«Бублики» с триумфом пошли путешествовать по стране. Как это обычно бывает, появились народные варианты, в которых слова были существенно изменены. Но тут как раз закончился НЭП, а с ним и развеселые театры-кабаре. И «Бублики» ушли в подполье, в «городской фольклор», а фольклор, как известно, не имеет автора.

Константин Паустовский вспоминал, что Ядов был по натуре человеком уступчивым и уязвимым. «В тридцатые работы у него было очень мало, да и слава его как автора «Бубликов» не способствовала яркой советской эстрадной карьере. Жить ему было бы трудно, если бы не любовь к нему из-за его песенок всей портовой и окраинной Одессы. Ядов охотно писал для них песенки буквально за гроши. Внешне он тоже почти не отличался от портовых людей. Он всегда носил линялую синюю робу, ходил без кепки, с махоркой, насыпанной прямо в карманы широченных брюк. Только очень подвижным и грустно-веселым лицом он напоминал пожилого комического актера. Один раз он сказал мне с грустью: «Если говорить всерьез, так я посетил сей мир совсем не для того, чтобы зубоскалить, особенно в стихах. По своему складу я лирик. Да вот не вышло. Вышел хохмач. Никто меня не учил, что во всех случаях надо бешено сопротивляться жизни. Наоборот, мне внушали с самого детства, что следует гнуть перед ней спину. А теперь поздно. Теперь лирика течет мимо меня, как река в половодье, и я могу только любить ее и завистливо любоваться ею издали. Но написать по-настоящему не могу ничего». В конце тридцатых измученный Ядов, которому в те годы было уже попросту не на что жить, написал отчаянное письмо Вышинскому:

«Я чувствую что меня решили ликвидировать. В 1929 году в Ленинграде, где я тогда жил и работал, организовалось некое ОСЭ (общество советской эстрады). Свою деятельность ОСЭ начало борьбой с «ядовщиной».

Видя, что силы неравны, что меня могут угробить, я уехал в Москву. Но в Москве я не спасся. Рапповцы устроили мой «творческий вечер», на котором разгромили меня в пух и прах, причислив к лику классовых врагов.

Этот «творческий вечер» стоил мне кровоизлияния в мозг. 10 октября меня в почти безнадежном состоянии отвезли в Басманную больницу. И пока я на больничной койке боролся со смертью, моя жена боролась с человеческим бездушием. Никто из писательских организаций пальцем не шевельнул, чтоб мне помочь. Я хочу только одного: восстановить свое здоровье и трудоспособность настолько, чтоб по мере сил быть полезным дорогой Родине».

Забытый и больной, Ядов умер в 1942 году. К тому времени его самая знаменитая песня уже давно жила сама по себе, и главная ее слава гремела вне России. Одесские эмигранты перевезли «Бублички» в Нью-Йорк, и уже в конце двадцатых их распевали на Нижнем Ист-Сайде. «Бублички» превратились в «Бейгелах».

Американская песня на идише, призывавшая «Ну койфт же бейгелах…» стала началом целой песенной традиции – еврейского свинга, и именно с нее начался взлет песенной карьеры знаменитого дуэта «Сестер Берри» – по иронии судьбы, внучек киевского булочника Бейгелмана. Если верить легенде, где-то на улице молоденькая Мина Бейгелман услыхала песенку, которую легко запомнила и часто напевала. Песенка называлась «Бейгелах». Как это и должно быть в легенде, некто случайно услышал её пение и пригласил девочку спеть на еврейском радио. Так песня «Bublichki» стала знаменитой.

Но песенка про бейгелех – это совсем, совсем другое дело, чем песня Ядова. Другое в ней все; настроение, эпоха, стиль. Тяжела судьба героини «Бубликов», «жертвы НЭПа» – кабаретное представление, игра… А сама героиня, хоть и неумытая и тряпьем прикрытая – веселая разбитная деваха, много повидавшая на своем пути. Она вроде бы просит, чтоб вы ее пожалели, но просит не то чтоб чересчур жалостливо: «Гоните рублички вы мне скорей! Гоните рублики для всей республики!» Сестра у нее – проститутка, братишка, хоть и маленький – уже карманный вор. И с мильтоном она, если надо, поругается. У идишской песни «Бейгелех» совсем другая героиня – томная, боязливая, поэтичная, глубоко несчастная… До бубликов она, скорей всего, продавала фиалки, но после того как Чарли в котелке перевернул корзинку, пришлось переквалифицироваться.

Бублички,
Купите мои бублички                                                          
Горяченькие бублички,
Ну, купите!…
Наступает скоро ночь,
Я стою, глубоко задумавшись,
Посмотрите, мои глаза потемнели…
Ночь проходит,
День надвигается снова,
Я стою на улице и думаю,
Что же будет дальше
Дома горе,
И от голода я умираю,
Люди, услышьте мою песню,
От голода слабую…

Вся надежда на какого-нибудь миллионера, который – чего только не бывает в жизни – поедет мимо на своем «кадиллаке», и страсть как захочется ему бубличка. Увидит он девушку с корзинкой и поймет что нашел свое счастье. А иначе и быть не может. Что такое Америка без американской мечты!

Под стать героине и сама песня. За русскими «Бубличками» стоит еврейская Одесса – веселая, залихватская, хулиганская, кабаретная. За американской песенкой прячется оставленное за океаном местечко, Малкеле с длинными косами, грустная и жалостливая полузабытая песня на идише… и лежащая впереди беспредельная неизвестность. Страшно маленькому человеку – еврейскому иммигранту — в большом чужом непонятном городе.

Наверное, именно поэтому, «Бубличкам» удалось стать символом своей эпохи в Америке — так же, как и в России. А в начале тридцатых появился и «истинно русский» «белоэмигрантский» вариант, который распевал в парижском ресторане бежавший из Одессы в девятнадцатом Юрий Морфесси. Песня Морфесси поется от лица мужчины — «торговца частного». По характеру он человек гораздо более предприимчивый, чем неудачливая торговка времен НЭПА. Вместо того чтоб мерзнуть на ночной улице под фонарем, он, не долго думая, «отправляется по кабачкам» —  «все что осталося – не распродалося/ а там, надеюсь я, что все продам». И сестра у него не какая-нибудь гулящая да совсем пропащая, а полноправный помощник в работе:

Еще мальчонкою с своей сестренкою
Ирисом, спичками я торговал,
Так что с детства я, да с малолетства я
Торговцем-частником смышленым стал.

С детства человек торговал ирисками. Сразу видно, что далеко пойдет! И умытый наверняка. У неумытого месье с мадамами ничего не купят. На голове, небось, картуз, а под картузом чубчик кучерявый. Купите бублички!

А время катится, и силы тратятся.
Я выпью водочки и не грущу.
А ну-ка, бубличка, кто хочет бубличка,
Гоните рублички – я угощу.

В 1959 году сестры Берри вернули «Бублички» в Россию – на идише и в заграничной свинговой аранжировке. А на недавнем клейзмер-фесте современная американская группа «Голем», именующая себя панк-клейзмер-рок-музыкой, лихо под аккордеон исполнила песню по-русски – ту самую, где фонарь качается и мильтон ругается – правда, с чудовищным бруклинским акцентом. И это в очередной раз доказывает: Яков Ядов был прав, что писал куплеты, а не лирику. Я с трудом могу себе представить панк-клейзмерских рокеров, исполняющих под аккордеон в 2007 году «Я помню чудное мгновенье».

В одном из своих эссе Александр Генис писал:

«Если бы мне пришлось выбрать главный дар еврейской кухни Америке, то им бы стал русский бублик. На заре XX века его привезли в Америку бежавшие от погромов евреи. В память об этом он здесь до сих пор называется на идиш: бейгел. Обнаружив, как все наши эмигранты, повышенную жизнестойкость, бублик сохранил если не содержание, то форму и секрет: перед выпечкой его крестят крутым кипятком. После этого, что к нему ни добавишь — лососину, джем, арахисовое масло, он упорно остается собой: удачным сочетанием внешней мягкости, внутренней неподатливости и тайны своей непостижимой середины. Твердо храня эти национальные черты, бублик завоевал Новый Свет, как конквистадоры, — не числом, а умением. Перейдя, примерно в то же время, что Набоков, на чужой язык, он втерся в доверие, чтобы выдавить с американского стола квадратный супермаркетовский хлеб, глинобитные английские маффины и вредные французские круассаны. Готовый принять в себя все иноземное, бублик отдается чужому с азартом и доверием. В Техасе к нему подмешивают красный перец, в Калифорнии посыпают сушеными помидорами, в Манхэттене подают с «Нью-Йорк таймс». Даже в Москву теперь бублик является инкогнито. Своими глазами я видел вывеску на Тверской, где большими русскими буквами была сказано ясно и просто: «Канадские бейгелы». Так не об этой ли восприимчивости мечтал Достоевский, говоря о «всесоединяющей русской душе»?

Мне кажется, что эти слова можно смело применить и к моей любимой нэпмановской песенке.

Две версии «Бубличков» (Леонида Утесова и Сестер Берри) вы можете прослушать или скачать по ссылкам ниже.

Нажмите сюда, чтобы скачать или на иконку, чтобы прослушать.
Нажмите сюда, чтобы скачать или на иконку, чтобы прослушать.

 
источник- http://www.booknik.ru/publications/?id=26973&type=bigPublication&articleNum=1 Маша Аптекман

 

Бублики - Хор Турецкого


КАК УТЕСОВ ЧУТЬ БЫЛО НЕ ЗАПЕЛ С ЧУЖОГО ГОЛОСА

В этом году исполняется 70 лет со дня выхода на экраны культовой советской комедии «Веселые ребята». В этом фильме главные роли блистательно сыграли Любовь Орлова и Леонид Утесов. О Леониде Осиповиче обычно вспоминают как об актере, певце, музыканте. Мне же хочется рассказать о нем просто как о человеке. Так случилось, что с Леонидом Осиповичем меня свел журнал «Советская эстрада и цирк», в котором я, молодая журналистка, работала после института. В 60-70-х годах этот журнал был, пожалуй, одним из самых популярных. В состав его редколлегии, кроме Утесова, входили композитор Н. Богословский, писатели-сатирики В. Ардов и Ю. Благов, артист Ю. Никулин, режиссер И. Шароев. Такой состав редколлегии как бы создавал журналу своеобразную «вывеску». А теперь представьте, что происходило, когда эти яркие личности собирались вместе для обсуждения материалов очередного номера. Их творческое совещание, обильно сдобренное юмором, превращалось в соревнование в остроумии. Леонид Осипович относился ко мне по-отечески тепло. Этому в какой-то степени способствовала Лидия Андреевна Русланова, с которой мы жили по соседству и поддерживали дружеские отношения. Леониду Осиповичу явно импонировал не просто мой служебный интерес, а искренняя любовь к искусству, которому он посвятил всю свою жизнь. Помню, как Леонид Осипович приходил на заседание редколлегии. Открывалась дверь редакции, и на пороге появлялся весьма тучный человек в темном костюме. «Что у вас сегодня нового? Никого не обижаете? - вопрошал он, имея в виду критические статьи. - А где публика? Или я, как всегда, первый?» Он был очень обаятелен и этим привлекал к себе многих. И неудивительно. Для того чтобы десятилетиями приковывать к себе внимание людей, надо обладать, помимо таланта певца, еще чем-то, какой-то особой колдовской властью, несомненно, присущей Утесову. Леонид Осипович был самородком, не имевшим ни полного среднего, ни высшего образования. Его университетами стала работа с 17 лет на профессиональной сцене и как певца, и как чтеца русской классической литературы. Родился он в Одессе в марте 1895 года. Его настоящее имя Лазарь Иосифович Вайсбейн. Хотя от него Леонид Осипович и отказался, он, тем не менее, никогда не скрывал своего еврейского происхождения, но в то же время, по понятной причине, не любил его афишировать. Как-то я спросила у Леонида Осиповича: «Почему вы отказались от своей настоящей фамилии и отдали предпочтение сценическому псевдониму?» Он, смеясь, ответил: «Есть на Волге утес. Помнишь, конечно? Вот я и решил его увековечить». Антисемиты были его кровными врагами. Придя однажды в редакцию в явно дурном расположении духа, что бывало с ним крайне редко, он на вопрос Виктора Ардова: «Что с тобой, Ледя?» - ответил с раздражением: «Понимаешь, один мой хороший знакомый выдал мне сегодня «комплимент»: ты замечательный человек, Леонид Осипович, как будто и не еврей вовсе». Рассказав об этом разговоре со своим знакомым, Утесов как бы выплеснул грязную воду. И вдруг, рассмеявшись, уже добродушно, не без иронии рассказал эпизод, который приключился с ним однажды в госпитале. Некая бывшая партизанка, которая тоже лечилась там, услышав, что он еврей, возмущенно заявила: «Ну что это вы на себя наговариваете!» Однажды на редколлегии Леонид Осипович рассказал, как его пригласили на Лубянку. «Нет, не сажать, - со смехом заметил он, - а петь! Чекисты просили исполнить весь блатной репертуар: «Мурку», «С одесского кичмана», «Гоп со смыком» и другие. «Уж не знаю, - сказал он, - из любопытства ли, а может быть, из пристрастия к криминалу...» Думаю, не будет преувеличением сказать, что до сих пор фильм «Веселые ребята» - одна из лучших наших комедий. Ее успех был, несомненно, связан с Леонидом Утесовым. Правда, выходу этой поистине эпохальной картины на экраны страны предшествовали сложные отношения с режиссером Григорием Александровым. Утесов, исполнитель главной роли, настаивал на том, чтобы сценарий писали Н. Эрдман и В. Масс, песни - И. Дунаевский и В. Лебедев-Кумач, и напрочь отверг негодные песенные тексты, выбранные Александровым. Но позже Александров отомстил своенравному Утесову. Он без его ведома переозвучил фильм под предлогом улучшения качества звука и полностью снял фонограмму утесовского голоса. Озвучить новую версию предложил В. Трошину, сказав ему, что с Утесовым все, дескать, согласовано. Однако после многочисленных зрительских писем и звонков Г. Александров вынужден был восстановить первоначальный вариант кинокомедии. Л. Утесов показал мне сохранившиеся у него стихи, написанные в связи с этим возмутительным эпизодом. Был веселый фильм когда-то, Были песни, была радость. Где ж «Веселые ребята»? Обновили - стала гадость. Обошлось это во сколько? Все в бухгалтерском тумане. Веселее стало только В александровском кармане. Вспоминаю, как реагировал Утесов на восторженные возгласы, когда что-то рассказывал в редакции. Чаще всего он вспоминал о Михаиле Зощенко. «Я был первым исполнителем его рассказов. Было это в Одессе. Как-то в гостях, когда все было съедено и выпито и стало скучно, я машинально взял в руки маленькую книжицу с рассказами неизвестного тогда еще автора - Зощенко. И через несколько минут буквально рыдал от хохота. Его «Аристократка» открыла мне великую силу смеха. Позже я подружился с Зощенко и даже тогда, когда шла его травля, звонил ему и встречался с ним». Утесова пародировали, ему подражали, но слушать его песни в другом исполнении было невозможно. Как-то в редакцию пришла Дита - дочь Утесова, принесла огромный торт (как сейчас помню, «Карелия»). Сели пить чай, а потом так случилось, что мы остались с ней вдвоем, и она поведала мне трогательную историю большой любви ее отца. Думаю, что она разоткровенничалась, зная о расположении ко мне Леонида Осиповича. - Мне было шесть лет, - рассказывала она, - когда папа познакомился с одной актрисой оперетты. Это был трагический роман. Если бы не я, не знаю, как сложилась бы вообще его жизнь. Мама, Елена Осиповна, была мудрой женщиной. Она не устраивала папе сцен ревности, а наоборот, когда он уходил к любимой женщине, звонила ей и говорила, чтобы она не забыла хорошо протопить печь, а то у папы замерзнут ноги - актриса жила в деревянном доме. Отец не мог бросить нас. Он любил и уважал маму, а во мне души не чаял. Но эта трагическая любовь на два фронта, видимо, оставила в его сердце и душе глубокий след. Он долго ходил в глубоком трауре после драматической гибели своей любимой, которая по глупой случайности - из-за опрокинутой керосинки - сгорела заживо». Эту историю Дита рассказала мне незадолго до своей собственной смерти... В моем домашнем архиве до сих пор хранятся тексты статей с заметками и резолюциями Утесова. Так, на титульном листе интервью с уникальной танцовщицей Тамарой Ханум он мне написал: «Интересно, но много». А на статье о Расуле Гамзатове: «Замечательный поэт Расул Гамзатов, но о песне знает мало». Леонид Осипович Утесов ушел из жизни в 1982 году, в возрасте 87 лет. Похоронен на Новодевичьем кладбище. Ярче всех в тот траурный день его похорон звучали речи чиновников от культуры, которые лишь на 70-летие присвоили ему звание народного артиста. Впрочем, народным он был и останется навсегда.

Автор - Валентина ТЕРСКАЯ  http://www.alefmagazine.com/pub147.html


Автор - Валентина ТЕРСКАЯ, Россия                                       Рождение «Журавлей»
 
После выхода кинофильма «Человек с ружьем», в котором он исполнил песню «Тучи над городом встали», ему стала подпевать вся страна. И это длилось почти сорок лет. Его неподражаемый, «неправильный», чуть с хрипотцой голос пел нашим родителям о полевой почте и о пути-дорожке фронтовой, о том, что враги сожгли родную хату, и о темной ночи, о любимом городе, о журавлях в небе, о шаландах, полных кефали, и о том, что было бы, если бы парни всей земли... Народ верил голосу Бернеса больше, чем Политбюро. Валом валил на фильмы с его участием и нестройно под сто грамм подтягивал: «Я люблю тебя, жизнь»....

Марк Бернес. Он до сих пор с нами. Его проникновенный голос, как и прежде, трогает сердца необыкновенной задушевностью и простотой. С нами его песни: «Я люблю тебя, жизнь», «Три года ты мне снилась», «Если бы парни всей земли», «Тучи над городом встали», «Любимый город», «Темная ночь», «Шаланды полные кефали» и многие другие. Марк Бернес записал около 100 песен, снялся в 35 кинофильмах. «Два бойца», «Истребители» и сейчас смотрятся с огромным вниманием и напряжением, и песню «Тучи над городом встали» из картины «Человек с ружьем» помнят до сих пор.

Бернес был сам и режиссером своих маленьких вокальных спектаклей-песен. Многие поэты и композиторы говорили„что он «организовывал» песню — подавал идею, тему, мысль. Его заказы на музыку уже представляли собой заготовки. Он всегда, с удивлявшей специалистов точностью, угадывал, заранее знал, что именно будет выразительно и проникновенно исполняться.

Я была с ним хорошо знакома, общалась, как говорится, в неформальной обстановке, и хочу поделиться своими воспоминаниями.

С Бернесом мы жили, что называется, бок о бок — в одном доме, что на бывшей Колхозной площади напротив кинотеатра «Форум». Я — на четвертом, а он на пятом этаже, как раз над нашей квартирой. Нередко он создавал нам бытовые «протечные» проблемы. Однажды по этому поводу я поднялась к нему для «дипломатических» переговоров. Дверь открыл сам Марк Наумович. На нем был атласный ярко-красный халат. Увидев его в таком обличье я, вместо того, чтобы представиться, довольно нахально схохмила от неожиданности: «Это на вас что — переходящее красное знамя?» Произошла минутная пауза... и вдруг Бернес разразился хохотом. Лед был сломан. Он извинился за «текучесть» ванны, объяснил, что заработался и обо всем забыл.

Когда же узнал, что я работаю завотделом эстрады в журнале «Советская эстрада и цирк» и часто общаюсь с Никитой Владимировичем Богословским — членом нашей редколлегии, с которым он постоянно сотрудничал, — наши взаимоотношения из чисто соседских переросли в профессионально-дружеские.

Мое общение с ним началось за два года до его кончины. Он уже тогда был тяжело болен, но продолжал активно работать. При этом никогда ни на что не жаловался. Не говорил о своем недуге, который его одолевал.

Марк Наумович упорно избегал давать интервью, за которыми к нему часто обращались. Как я ни просила его об этом, он все равно под любым предлогом деликатно отказывал: «Сиди, слушай, запоминай, — в жизни пригодится, но ничего при мне, по крайней мере, не записывай». Так он не раз говорил, когда мне удавалось под тем или иным предлогом заглянуть к нему. Бернес был человеком крайне замкнутым, сложным и весьма ранимым.

В исполнительской манере Марка Бернеса решающую роль играла интуиция. Именно благодаря ей он стал на эстраде новым художественным явлением — певцом-рассказчиком. Песни, спетые им, — «Я люблю тебя, жизнь», «С чего начинается Родина» и другие — становились явлением. Это были его песни, — выстраданные им, перемолотые жизнью, пропущенные через душу и сердце. Песню «Журавли» он написал уже будучи смертельно больным. Записал без репетиций и дублей. Мне посчастливилось быть свидетелем рождения этой замечательной песни, присутствовать при встречах Бернеса с автором стихотворения «Журавли» поэтом Расулом Гамзатовым, который дружил с моим мужем.

Перевод этого стихотворения с аварского языка на русский попал в руки Марка Бернеса, и оно глубоко взволновало его. Он посчитал, что оно должно стать песней, и он будет ее петь. Однако одновременно высказал пожелание, чтобы в текст было внесено изменение. «Нужно, чтобы песня стала близка всем, — сказал Бернес. — Ведь с фашистами сражался весь советский народ». Он посоветовал заменись слово «джигиты» в четверостишии:Расул Гамзатов

Мне кажется порою, что джигиты,
С кровавых не пришедшие полей,
В могилах братских не были зарыты,
А превратились в белых журавлей.

 «Джигиты» заменили словом «солдаты». Это расширило адресность песни, придало ей общечеловеческое звучание.

Марк Бернес, исходя из своего богатого сценического опыта, посоветовал также сократить количество строк. Как опытный и чуткий артист, он чувствовал, что краткость усилит эмоциональное воздействие песни. И оказался прав. Из 24 строк оставили — 16. Музыку написал композитор Ян Френкель.

Песня «Журавли» стала классикой. Когда Бернес исполнял ее, у него на глазах были слезы. Это было его прощание, его завещание «всем тем, кого оставил на земле».

Песню «Сережка с Малой Бронной» на стихи В. Винокурова он принес Андрею Эшпаю, посчитав, что только он сможет написать музыку к этим стихам. И не ошибся.

Бернес буквально влюблялся в каждую свою очередную песню. Он как бы переживал с ней «роман». Ни о чем больше не мог говорить. Я это испытала на себе. В один из визитов к Марку Наумовичу буквально «очумела» от его рассуждений о песне «Хотят ли русские войны» на стихи Е. Евтушенко.

Вспоминаю такой эпизод. Как-то, позвонив в его квартиру, я была буквально потрясена, когда увидела на пороге огромного амбала. На его здоровенной ручище прочитала наколку «Вова». Видя мою растерянность, Марк Наумович объяснил, что это его телохранитель. Тогда это было в диковинку. Оказывается, после фильма «Ночной патруль», в котором Бернес исполнял роль вора Огонька, многие зеки были возмущены сценой, когда Огонек отправился в милицию с повинной. Марк Наумович рассказал, что к нему как-то пришел незнакомый человек в кепке и сообщил, что на вокзале в Котласе урки проиграли Бернеса в карты и хотят убить Огонька, и даже назвал срок, когда это должно случиться.

Марк Наумович решил обратиться на Петровку 38. Там отреагировали и прислали к нему телохранителя «Вову», который стал жить у него и всюду сопровождать. Марк Наумович знакомил его с актерами, композиторами, поэтами, журналистами, с которыми общался. Вове, видимо, очень понравилась такая работа, поэтому потом он с большой неохотой расстался с ней. Срок «убийства» прошел, опасность миновала, а человек в кепке больше не появлялся.

Поэты и композиторы говорили, что Бернес был диктатором в искусстве. «Моя песня, — говорил он, тихо и спокойно, — всегда о том, что ее волнует. Счастлива ли она? А что надо песне для счастья? Чтобы ее слушали, чтобы ей верили, чтобы волновались ею... Я не люблю сытых, благополучных песен. Пусть будет нужной людям».

Бернес был мужественным, ироничным, порой немного грубоватым, но в то же время нежным человеком. И всегда предельно откровенным и искренним. Его жена Лилия Михайловна Бернес- Бодрова прожила с ним 10 счастливых лет. Они не расставались до самой смерти артиста. Марка Бернеса не стало 16 августа 1969 года, ему было всего 58 лет. На его похоронах звучала песня «Журавли». Это было прощание народа с великим певцом-рассказчиком. Смерть унесла его в расцвете сил…

В небесном мировом океане есть планета с именем Марка Бернеса. У нас есть записи его песен, пластинки, фильмы, но нет его самого…

источник- http://www.alefmagazine.com/pub51.html