У него был домик такой, очень интересный сам по себе, рядом речка, и вот как-то однажды он пришёл ко мне в библиотеку и говорит: «Маша, ну приди с сыном ко мне, я так хочу, чтоб ты пришла». Сын ещё маленький был, первоклассник. Я говорю ему: «Пойдём, сходим к Аполлону Николаевичу. Интересно же. Он же не всех приглашает, а тут вдруг нас позвал». Игорь согласился и мы пошли. Нам очень понравилось у него, мы долго там были, чай пили. У него стоял рояль немецкий, который он привёз откуда-то давным-давно. Он даже сыграл нам что-то. У Аполлона Николаевича было много картин и разных поделок из дерева. Позднее он даже нарисовал специально для меня картины и даже подписал их. Аполлон Николаевич, прекрасной души, высокой культуры был человек, интеллигент высокого класса. Только восторженные можно слова говорить о нём. О нём ходили очень разные легенды. Но я хочу сказать, что большую часть, это были, конечно, легенды.

Однажды я прихожу к нему, а он говорит: «Маша, возьми, почитай мои рукописи, я не могу никому их доверить, вдруг придёт время, и они опубликуются».

И он отдал мне обыкновенные, ученические тетрадки. Я пришла домой и не могла оторваться, пока не прочитала их. Своим красивым почерком он писал, как его расстреливали, репрессировали, как его привезли на 501-ую стройку… Тогда же не было ксероксов и сканеров, так что мы не могли сделать копии. Я вернула ему тетради: «Аполлон Николаевич, вы знаете, что по нынешним моим обстоятельствам я не смогу ничего сейчас сделать с ними. — У меня как раз сильно болел муж. – Я вам даю совет, вы вручите эти тетрадочки человеку, которому верите». И он отдал их писателю Борису Кожухову. Кстати, тот даже абсолютно не знает, что сначала эти тетрадки были у меня. Я никогда ему не говорила об этом. Если, думаю, Аполлон Николаевич ему об этом не сказал, значит, не посчитал нужным.

Видимо, перед отъездом с севера Борис Кожухов отдал их в архив г. Надыма, где они сейчас и хранятся. Игорь попросил в архиве рукописи, и расшифровал их и поместил в компьютер.

Аполлон Николаевич умер в возрасте 99 лет, если бы не случилась эта трагедия на «сто седьмом километре», когда сгорела его квартира, я думаю, он бы дольше жил. Он говорил, что его дедушка прожил сто с лишним лет».

Игорь Кузнецов передал мне рукопись «Тетрадь №5» в компьютерном варианте, которую я решила поместить в эту книгу.

Моя жилая «бочка» в поселке на 107-м километре располагалась примерно в ста шагах от его дома. Поэтому Аполлон Николаевич изъявил желание лично зайти в вос​кресенье за готовыми снимками. За​бегая вперед, скажу, что с того вре​мени в течение десяти лет каждое воскресенье при любой погоде в 7 часов вечера приходил к нам домой Аполлон Николаевич. Это был еже​недельный церемониал. Мы вместе ужинали, пили чай, говорили о жиз​ни, о политике, о делах. Зимой, бы​вало, засидится часиков до десяти- одиннадцати, а потом спешно засобирается домой.

— Отопление в доме слабенькое, — объяснял он свои проблемы, — регистры еле тёплые. Поэтому по​стоянно топлю печку. Пойду, навер​ное, все дрова прогорели.

Я помогал ему надеть тёплый сюртук. Он брал в руки стоящего в углу «коня» — лыжную палку. И ухо​дил, освещая себе дорогу фонари​ком.

Такие встречи взаимно обогаща​ли нас. Он рассказывал о своей жиз​ни, о жизни народа в царское вре​мя, любил философствовать о совет​ской власти, о перестройке.

Графом Аполлон Николаевич никогда не был. Родился он в дворянской се​мье. Дед его, тайный советник, был главным инспектором железных до​рог России, миллионером. Владел имениями и домами в Петербурге, Москве и Киеве.

Детство и юность Кондратьева прошли в Петербурге. Там же на ули​це Песочной был свой участок с дву​мя домами — четырёхэтажным и двухэтажным с флигелем. Первый этаж одного из особняков занимала конюшня и прочие хозяйственные помещения. Второй этаж был обо​рудован под жильё. Четырёхэтаж​ный дом достался им по наследству от деда. В самой большой зале при​нимали гостей. Она была настолько просторной, что там свободно мог​ли танцевать вальс 30 пар, не заде​вая друг друга.

…Как жили заключённые? По сло​вам Аполлона Николаевича, хоро​шо. В одном из бараков располага​лись парикмахерская для зеков и вольнонаемных и сапожная мастер​ская. В другом — была баня, в тре​тьем — пекарня. В этих-то пустую​щих бараках впоследствии стали се​литься молодые семьи, приехавшие строить город Надым.

Вспоминая о жизни заключён​ных, Аполлон Николаевич расска​зывал:

В 1968 году он оставил охоту и рыбалку и устроился от салехардской гидрометеообсерватории наблюдате​лем водомерного поста на реке Надым.

Первые строители будущего горо​да, особенно водители, помогали одиноко живущему «графу» (так они его называли) в приобретении про​дуктов питания. Для оперативной связи Аполлон Николаевич соорудил на обочине дороги невысокий столб с ящиком наверху. Туда он клал день​ги, бидон для молока, записку с пе​речнем продуктов. Каждый водитель, проезжая мимо, заглядывал в ящик: нет ли заказа от «графа». По словам Аполлона Николаевича, не было ни одного случая пропажи денег или не​выполнения заказа.

Страсть к рисованию появилась у него с детства, но основательно за​нялся этим делом после войны, ког​да жил в Пруссии. Там живопись ста​ла его основным источником дохода. Первые картины в Надыме Аполлон Николаевич писал с натуры. Потом, когда приобрел широкоплёночный фотоаппарат «Любитель», не раз ​путешествовал на вертолёте с геолога​ми по Надымскому (тогда ещё Ныдинскому) району и делал снимки на свой профессиональный вкус. Имен​но с таких снимков написаны карти​ны «Тэдоэтта» и другие.

Лишь один раз за годы, прожитые в Надыме, ездил Аполлон Николае​вич в родной Петербург-Ленинград. Было это в семидесятых годах про​шлого века. Там не без труда нашёл улицу и дом, в котором прошли его детство и юность. Дом Советы пере​планировали и заселили в него 12 се​мей. В одном из близлежащих домов нашёл старушку, вспомнившую его по знаменитой тогда фамилии. А вот гимназию, где он получил первые уроки рисования, не нашёл.

О том, что у Аполлона Ни​колаевича объявился сын, мы, поселковые жите​ли, узнали от самого «графа». Ему же об этом сообщили из городского ко​митета КПСС, а туда — из Останки​но. Сам же он в этой находке сильно сомневался. Он считал, что если у него родился сын, то наверняка вое​вал в минувшую войну.  Мог и погиб​нуть. А если и выжил, то мог умереть от старости, так как к тому времени сыну было бы под семьдесят. А если родилась дочь, то она при замужестве могла поменять фамилию, и найти её в этом случае вообще невозможно. Недоверие Аполлона Николаевича к этому известию было основано на том, что боялся он людей, подобных детям лейтенанта Шмидта.

Здоровье его пошатнулось после случившегося пожара и последующих за ним событии. Дело было так. В последние дни декабря 1999 года поздно вечером у нас в балке раздалась трель дверного звонка. Звонили непрерывно долго, тревожно. Мы с женой уже отдыхали. Я открыл дверь и увидел своего двоюродного брата.

— Аполлон горит! Бери лопату и дуй туда! — скомандовал он и побежал в сторону пожара.

Пожары в посёлке были делом обычным. Зимой морозы доходи​ли до минус 50 градусов. Котель​ная не справлялась с постепенно растущим посёлком. И каждая се​мья, чтобы поднять температуру в жилище, в вечернее время включала все имеющиеся электронагрева​тели. Включил их в тот роковой вечер и Аполлон Николаевич.

В суматохе одевшись и взяв ши​рокую деревянную лопату, я побе​жал к месту пожара. Там уже были братья Руденко, оба моих брата, несколько мужчин и женщин из вагон-городка. Открытого огня в доме не было видно. Весь народ сгрудился у веранды со стороны подсобных помещений. Через нее было видно, что стены тлеют крас​ным цветом. Собравшиеся обсуж​дали: разбивать стёкла веранды и тушить дымящиеся стены снегом или ждать приезда пожарных. Решили ждать. И тут я вспомнил про Аполлона Николаевича.

— Где он? — спросил я у присут​ствующих.

— У главного входа в дом, — от​ветил кто-то.

Снегу в том году было очень много. Я, увязая по пояс, стал про​бираться к входу, расположенному с другой стороны дома. Там и уви​дел его, одетого в свитер, поверх которого был надет рабочий фар​тук. Рядом стоял Сергей Руденко, не давая Аполлону Николаевичу войти в горящий дом. Был он в глу​боком психологическом шоке.

Вскоре подъехал по​жарный расчёт. Едва по​жарные начали раскаты​вать рукава, как кто-то нетерпеливый разбил стёкла и рамы и начал в дом кидать снег. Пламя тут же охватило всё поме​щение. А пожарные уеха​ли за водой. Вернулись они через полчаса, на​брав воду из проруби. Но пламя бушевало уже во всём доме. Постепенно плавилось стекло в ра​мах, открывая доступ но​вым порциям воздуха. Братья Руденко повели к себе домой находившегося в состоянии аффекта Аполлона Никола​евича. Тушили пожар до утра. А потом ещё приезжали заливать тлеющие головёшки.

Рассказ соседа Руденко

Причиной пожара был перегрев электропро​водки. Начался он в под​собном помещении. Аполлон Ни​колаевич в это время писал карти​ну в самой тёплой передней ком​нате и не почувствовал запаха дыма. Пошёл он в подсобное по​мещение по надобности. Увидев пожар, начал самостоятельно ту​шить. Когда понял, что одному не справиться, пошёл за помощью. Если учесть, что ходил он медлен​но, то станет понятно, что пришёл он к нам слишком поздно. К тому же, пока шеёл в темноте по узкой тропинке, несколько раз падал голыми руками в снег и приморозил их. От чрезмерного волнения дол​го не мог толком объяснить, что случилось. Мой младший брат Сергей сбегал в лесоцех и по телефону вызвал пожарных. Почему Аполлон Николаевич не восполь​зовался своим телефоном, установ​ленным в зале? Трудно сказать. До середины марта 1991 года жил он в моей семье. Когда зажили руки, он переселился в пустующий домик лесника на окраине поселка. Воз​можно, жил бы Аполлон Никола​евич в том добротно срубленном небольшом домике и до сих пор, но на помощь ему пришёл давний его друг Литовченко. Он договорился о предоставлении погорельцу ва​гон-домика на 107-м км.

В то время, когда он жил в ва​гончике, злоумышленники, взло​мав двери большого сарая, остав​шегося на пепелище, похитили всё его годами копившееся добро. Уз​нав об этом, он очень долго горе​вал. Особенно жалел утрату корпу​са самолета.

Самолет этот, «У-2», упал когда-то в районе восточной стороны ос​трова Буяна там, где был дом Апол​лона Николаевича, посреди реки Надым. Дорогое оборудование сняли, а корпус бросили. Аполлон Николаевич зимой при помощи лебёдки притащил останки само​лета и спрятал их в сарай. Там же спрятал он и детали двигателя, ко​торые, по его мнению, могли при​годиться в хозяйстве. А круглые часы из пилотской кабины висели у него в прихожей на стене и шли до самого пожара. Из дюралевого корпуса он сделал себе большую лодку, с которой, доплыв до сере​дины реки и став на самодельный якорь, делал необходимые замеры по гидрометеорологии. Сделал и несколько малых озёрных лодок-калганок. Был он грамотным, спо​койным, трудолюбивым и добрым человеком, достойным для подра​жания.

Как-то так повелось, что я его звал почтительно — дед, а он меня — Славка. За долгие годы зна​комства и жизни по соседству мы сблизились, стали как родные. После пожара я с братом Сергеем забил окна уцелевшего дома, по​скольку любители наживы не раз забирались на пепелище. Он очень хотел восстановить дом и жить в нем. Если бы так и случилось, то он бы жил до сих пор.

После пожара

Теперь, когда Аполлон Никола​евич жил в вагончике, наши отно​шения изменились. Теперь мы с женой приходили к нему по выход​ным дням. Приносили свежую еду, газеты, журналы и все местные но​вости. Он по-прежнему писал кар​тины, но в меньшем количестве.

Работу наблюдателя водного поста оставил, оформив пен​сию. Так же живо интересо​вался экономикой, полити​кой. Жизнь нам давала но​вые темы для бесед.

Во время таких встреч он каждый раз заговаривал о восстановлении дома. С нетерпением ждал лета, когда сможет начать восстанавли​вать дом. Я же не отговари​вал его от этой затеи, хотя осознавал утопичность заду​манного.

Восстанавливать дом Аполлону Николаевичу не пришлось. Вскоре ему была выделена двухкомнатная квартира на втором этаже в доме неподалеку от центральной районной больни​цы.

Но здесь не «с руки» было Людмиле Сызгановой регу​лярно навещать своего бывшего начальника. Она оформила опе​кунство и разменяла его квартиру на однокомнатную в своём доме.

Моя семья к тому времени пере​ехала жить в город и на время наша связь прервалась. Около полугода мы не виделись. И когда не без тру​да нашли новый адрес нашего ле​гендарного соседа и пришли к нему домой, то первое, что он сказал, поздоровавшись с нами, это: «Мне сказала Людмила, что вы уехали из Надыма насовсем. Я же не пове​рил. Не могли вы уехать, не про​стившись со мной».

Мы были приятно удивлены пе​ременами к лучшему в жизни Аполлона Николаевича. Был он чисто выбрит, одет в новый свитер, новые ватные брюки и валенки. Руки его были тщательно отмыты от краски. Выглядел он посвежев​шим и повеселевшим. В квартире была идеальная чистота. На полу постелены коврики. Работал теле​визор. На кухне тарахтел холодиль​ник. Картины он всё ещё писал, но мало.

Мы стали ходить к нему регу​лярно и всякий раз приносили что-нибудь вкусненькое. Однажды, придя к нему в гости, мы увидели, что входная дверь выломана. Ис​пугавшись за судьбу старика, мы вошли в коридор и увидели его си​дящим за столом на кухне. Он о чём-то думал.

И поведал он нам о том, что сын Людмилы пришёл ночью с диско​теки нетрезвый. Звонил, звонил, а потом и выломал дверь. Он чув​ствовал себя хозяином квартиры, поскольку был прописан в ней. В выходной день я восстановил дверь. Но со временем мы замети​ли, что блеск в глазах Аполлона Николаевича померк и оптимизма поубавилось. Было явно видно, что он затосковал по 107-му километ​ру, по не восстановленному дому, по свободной, вольной жизни. Он бросил курить, хотя и так курил в последнее время для вида, прекра​тил работать над картинами.

— Людям зарплату не выдают, вот и пропали заказчики, — лукаво улыбаясь, говорил он нам. Но мы знали другое. В чисто прибранной квартире в глаза бро​сается упавший на пол пепел от па​пиросы, и краска с кисти, и следы от обуви посетителей, мы же приходили к нему с двумя болонками. Мешал и дым от курева. Всё это раздражало хозяйку квартиры, обрекало её на неудобства и дополни​тельную работу. К тому же любила она покомандовать. Это угнетало Аполлона Николаевича. Он был похож на вольную птичку, посаженную в клетку. Никуда не хо​дил. «Движение — это жизнь», — говорил он когда-то об одном из секретов сво​его долголетия. Он чувствовал себя полностью оторванным от всего мира. Работающий телевизор он не слышал и не смотрел. Сын с Укра​ины писал ему письма, но он на них не отвечал. Несколько писем пришло с Украины и на мой адрес. Сын взволнованно спрашивал об отце, передавал ему привет, просил написать ему. Я давал Аполлону Николаевичу читать письма сына, но он на них не реагировал.

Последняя встреча была неза​долго до его смерти. Предпринима​тель М. Файзрахманов, печатав​ший Аполлона Николаевича с моей пленки, узнал местного «гра​фа» и попросил меня передать ему подарок — декоратив​ную рамку для одной фотографии. С этим подарком и с фотогра​фиями пришли мы с женой к нему домой. Звонили долго, но нам никто не открыл. Мы собрались уходить, как вдруг на втором этаже хлопнула дверь, и мы увидели сына Людмилы. Он поднимался наверх. Впустил нас нехотя.

Аполлон Николаевич лежал за занавеской на кровати. В изголо​вье светила настольная лампа, и он читал какой-то журнал. Увидев нас, обрадовался, сел на кровать. Я передал Аполлону Николаевичу подарок Файзрахманова, отдал фо​тографии и попросил надписать пожелания сыну, внукам, правну​кам и праправнучке в далекий ук​раинский город Теребовлю. Мы покормили его горячими блинчи​ками с мясом. Попрощались. Больше мы не виделись. Нам не открывали дверь.