Домой Журналы Открытки Записки бывшего пионера Люди, годы, судьбы... "Актерская курилка" Бориса Львовича
Форум Помощь сайту Гостевая книга Translate a Web Page
карикатура на черносотенцев 1905 г. |
Еврейская диаспора Урала изначально формировалась, как городская. Основная масса еврейского населения проживала в городах. Доля евреев в общей численности населения губернии была незначительной. В связи с этим еврейский вопрос на Урале не имел такой остроты, характерной для губерний "черты оседлости". К тому же, на мой взгляд, отсутствию антисемитизма способствовало то, что на Урале и в Западной Сибири проживало большое количество староверов, конфликтовавших с официальной православной церковью. Если и были какие-то стычки, то они носили чисто бытовой характер.
Но все это было до 1905 года, ставшего для уральских евреев кровавым и страшным. Первая и единственная в дореволюционных источниках публикация на эту тему оказалась в материалах расследования по поводу погрома в Екатеринбурге после провозглашения Манифеста 1905 г. Причем, погромы прошли в один и тот же день как в Екатеринбурге, так и в Челябинске-
19 октября...
В общей сложности, дарованные царским Манифестом свободы "отметили" погромами в 660 городах, местечках и деревнях империи.
18 октября 1905 в Екатеринбурге был объявлен манифест об учреждении в России парламента - Государственной думы. На следующий день, 19 октября, на Кафедральной площади против Гостиного двора социал-демократы во главе с Яковом Свердловым организовали митинг. В его разгар на демонстрантов напала группа черносотенцев. Первыми жертвами погромщиков стали ученик художественно-промышленной школы Василий Иванов и репортер газеты «Уральская жизнь» Соловьев. Оба были убиты. Разгром мирной демонстрации, среди участников которой были преимущественно учащиеся и интеллигенция, стал предметом расследования специально созданной комиссии. Городская управа и прокурор Екатеринбурга обратились к горожанам с просьбой рассказать о фактах, свидетелями которых они явились. В 1919 г. в память об этом событии центральная площадь Екатеринбурга переименована в Площадь 1905 года.
Из документов: (Заведующий Екатеринбургской Телеграфной Конторой инженер Биленинов)
Считая своим нравственным долгом способствовать
раскрытию истины в печальных событиях 19 октября в г. Екатеринбурге и
находя, что всякий, даже незначительный, факт очевидца может быть важен для
Вас при разследовании, постараюсь передать то, чему я был сам свидетель.
Во время начавшегося погрома 19 числа я с женой находился в квартире К. К.
Попова на Колобовской улице, дом Симона, и около 1-2 час. дня со стороны
Покровской улицы подошла толпа, человек до 40, к противоположному дому с
палками, и впереди несколько мальчишек, но главное внимание в этой толпе
обратил на себя мужик, сидящий верхом на лошади, производивший впечатление
вожака этой толпы. По всем признакам, особенно резко бросающимся в глаза,
уверенно можно сказать, что это был переодетый полицейский чин: барашковая
высокая шапка конного полицейского только, без кокарды, в таковых шапках я
видел раньше некоторых полицейских у I участка, затем куртка и сапоги
щатинистые, кожанные рыжего цвета, и лицо производило впечатление некоторой
гримировки. Указанная толпа постояла для чего-то у дома и двинулась по
направлению к Главному проспекту, потом оказалось, что толпа останавливалась
пить воду и старику, выносившему воду, заявили, что они убили до 10 человек.
Спустя полчаса после этого я вышел на улицу, и уже после 3 часов дня,
проходя по Пушкинской ул. к телеграфной конторе мимо цветочного магазина
Дитриха, на самом углу заметил человека, который ходил по тротуару взад и
вперед, производя впечатление караульного на часах, и ввиду его очень
странного выражения лица, также сильно подкрашенного, я с женой несколько
раз обернулся на него посмотреть, и данный субъект, заметив это, перестал
ходить и прислонился к телефонному столбу. Одеждой он также выделялся: был
одет в белый передник, засученный сверху; человек этот почему-то все время
во все стороны озирался, словно это был также переодетый полицейский на
часах для ловли намеченных лиц.
В подтверждение правильности моих предположений могу прибавить еще, что в
охране моей телеграфной конторы был один полицейский нижний чин, который во
дворе конторы вечером после погрома говорил другому, что нужно на завтра
запасти побольше водки. Указанные мною признаки и
крайняя неожиданность погрома вполне убедили меня, что избиение
интеллигенции, учащихся и евреев было организовано заранее полицией. Передаю
как слух, что пристав Батуев на пожаре 18 числа заявил кому-то: «Я им завтра
покажу, какая свобода».
Мещанин Иван Андреевич Соколов
Октября 23-го 1905 года, прочитав объявление от Управы — приглашение всех, кто чего знает о безпорядках, убийствах и поранениях людей донести, что и спешу исполнить, тем что указываю места, где возможно узнать все относящееся к убийству. Это чайная столовая Лаврентья Михайлова Евдокимова, он же Патокин, который сам был очевидцем первого убийства, и он знает действующих лиц, которые его постоянные посетители из сословия мясников и барахольщиков. Один мясник, живущий в прикащиках в деревянном ряду в первых лавках от церкви Златоуста, мужчина очень высокий, средних лет, хвалился, что он первый задержал и ударил репортера “Уральской жизни” Соловьева, остальное предоставив толпе. А также он же ударил какую-то барыню в шляпе. В доме Кривоносова на Амуре квартирует Анна Петровна имеет прислугу, которой мясник, приходивший за расчетом, похвалялся, что он двух убил и еще завтра будет бить; было бы очень полезно учредить надзор за чайной из надлежащего лица, — там толкуют, не стесняясь, что нужно бить учащуюся молодежь.
Из воспоминаний
Федора
Сыромолотова
В первых числах января
1905 года произошли события в Питере, в Москве, — в это время жизнь била
ключом. Уже в апреле месяце меня вытребовали товарищи обратно на Урал, в
Екатеринбург, где я поступил секретарем общества горных техников. Это место
стало служить одним из опорных пунктов нашей работы.
Летом у нас были массовки. Я помню, что я был на массовке, которая
происходила за монастырем, в ней участвовало человек двадцать. Была еще одна
массовка, около Генеральской дачи. В апреле 1905 года через Урал начинает
устремляться огромное количество беглецов – “политических” из Сибири,
Поволжья, Казани и других мест. В апреле или мае
была забастовка приказчиков в Екатеринбурге, которая сыграла огромную роль и
в нашей организации. Было несколько случаев откликов пролетариев прилавка,
которые остались в памяти. Я помню одного старика (доверенного купца
Ижболдина), который на собрании выступил с потрясающей краткой речью: "Я сам
из мальчиков. Вырос за прилавком. На себе пережил это невыносимое иго...".
Он взывал ко всем, чтобы поддержали забастовку и уверял, что приказчики не
выдадут. Нервы его не выдержали: он не окончил речи, упал в обморок.
К этому времени организованная работа дала значительные результаты. Я не
скажу, чтобы нас было много в партии, а думаю, что твердых партийцев в
Екатеринбурге и на заводах около него было человек 60 - 80, не больше. Это
было ядро, за которое можно ручаться. Остальные к нему примыкали, видели в
нас руководителей. Слежка за нами была поставлена во всю. Шпики день и ночь
соглядательствали и пытались несколько раз устроить провокационные скандалы
с выбитием стекол в окнах, с постоянным появлением в квартире и около пьяных
субъектов. Мы стали запасаться револьверами, кинжалами и готовиться к боевым
временам. С появлением у нас оружия, которое мы не скрывали, натиск на нас
спал. Даже удивительна была сия быстрая перемена. Так зарождается наша
военная организация, которая после погрома 19 октября развертывается шире и
на более прочных основаниях.
19 октября у нас была договоренность, что фабрики и заводы выйдут несколько
позднее. Было условленно, что слишком рано демонстрацию делать не стоит,
потому что народу может не быть. Мы рассчитывали, примерно, пустить рабочих
на площадь у Кафедрального собора часам к 11-ти. Погода была прекрасная.
Отдельные кучки товарищей уже толпились около собора. Помню т. Марк
(Минкин) размахивал руками и пел: "Тяжко, братцы, нам живется на Руси
святой", ему подтягивали товарищи. Характерно, что полицейских нигде не было
видно. Наша публика шла как-то туго, мало организованно. Рабочие еще не
появились ни от Ятеса, ни от Верх-Исетска. Но народ уже копился.
Яков Свердлов |
Потом, когда публика стала
подходить, пришел Иван (Н. Бушев) и Андрей (Я.
Свердлов). На площади между Кафедральным собором и
углом Главного проспекта был поставлен деревянный
ящик для ораторов. Рабочие шли с перебоями, плохо
организованно. На площади собиралась толпа. Но
стало очевидно, что против нас выступает какой-то
организованный в толпе человеческий клин. Только мы
успели поставить ящик, Андрей влез на него (я стоял
у ящика и у меня был кинжал в руке), как вдруг
налетел пьяный мужик с бутылкой в руке и кричит: "А,
жиды..." Это особого впечатления не имело. Мы его
вовремя отодвинули в сторону. Андрей стал говорить.
Мне запомнилось, что его кто-то быстро сдернул.
Выступил Иван. К этому
времени около нас оказалось бушующее море пьяных,
орущих мужиков, кто с длинными и широкими ножами из
мясных лавок, кто с дубинками. Все они галдели и
напирали на нас. Один из этой толпы, пьяный
голодранец, босой, в разорванной рубахе, кричал:
"Долго кровь вы будете из нас пить? Хотите нас жидам
отдать! У-у! Мы работаем, кровь из нас течет". А от
самого водкой прет во всю. Натиск становился все
сильнее и сильнее. Ящик опрокинулся. Я поддержал
Ивана. Кинжал направил куда нужно. И мы стали с ним
отступать. У него был револьвер. На нас наступали
пьяные с дубинками, ножами.
Когда навалилась эта банда, со стороны старого
Гостиного двора, мы моментально остались
изолированными на площади. Вся интеллигенция, вплоть
до многих социал-демократов, бросилась к Сибирскому
банку за Кафедральный собор и благочестиво наблюдала
бойню. В это время рабочие Верх-Исетского завода
подходили к бульвару, но не подошли, рассыпались,
услыхав, что идет погром. Со стороны Кафедрального
собора шли учащиеся, на которых накинулась банда
погромщиков. По бульвару шла перестрелка. Нас с
Иваном осадили, прижали к стене банка. Мы отбивались
с честью: Иван ухлопал человека два-три, я, орудуя
кинжалом, был залит кровью. Войти в банк было нельзя
- двери заперты. Мы с Иваном бежали, перепрыгнули
через стену у дома Атаманова и вошли со двора в
Волжско-Камский банк.
Екатеринбургское отделение Волжско-Камского банка |
Войдя в банк, мы увидели
тяжкую картину. Много было раненых, пьяных. Здесь
оказались прострелянный капельдинер народного
театра, какие-то лакеи, мясники, полицейские и,
кроме того, там еще была проституированного сорта
хулиганская компания, которая все время кого-то
считала. Была, несомненно, организующая
черносотенная рука. Доктор Левенсен деятельно
подавал помощь. Наши товарищи энергично помогали
ему. Пострадавших из рабочих было очень мало, а
черносотенная банда получила от нас порядочно.
После этих событий было решено окончательно иметь
боевую дружину, более правильно организованную и
лучше вооруженную. Первым делом мы отобрали в
магазинах у торговцев все револьверы и пули, которые
там были. Дело происходило так: приходим в магазин,
спрашиваем, сколько у вас есть револьверов и пуль,
покажите. Показывают. Говорю: "Мы у вас забираем
весь товар. Счет пишите на меня". - "А вы кто
такой?". - "Начальник боевой дружины
социал-демократов". - "Пожалуйста, берите". Нам
верили, хотя мы платили плохо. Однако купец
Кисельман, например, даже бесплатно отдавал.
Мы обучались в лесу на так называемой Генеральской
даче. Делились на пятерки и десятки. Имели крепкую
дисциплину за время боевого союза. Эсеры не
выступали без нашей директивы, анархисты тоже. У нас
был организован регулярный по городу и на окраинах
всего города. Была организована служба дневная и
ночная, через каждые два часа сменялись по два
человека. Мы наблюдали за полицией, нет ли движения
против нас, наблюдали за казармой, не готовится ли
там что-либо против нас. Делали регулярные обходы,
начиная с Верх-Исетска и через весь Екатеринбург.
Авторитет дружины стал постепенно подниматься.
Мы специализировались особо на охране митингов и
собраний. Мы всегда ждали нападения, и прямого, и
провокационного. Были во время митингов нападения
на городской театр, но мы проявили организованность
настолько, что в театре не знали, что происходит на
улице. У нас везде на определенных местах сидели или
стояли определенные люди - система подвижной на
некоторое расстояние цепи и во внутренней и в
наружной охране. Ходили мы всегда с заряженными
револьверами, постоянно все были на лицо, то здесь,
то там.
Мы сумели твердо поставить охрану и убедились, что
полицейские против нас пока ничего сделать не могут
и бояться нечего. Это внушало нам уверенность, что
мы еще долго продержимся. Я помню, что осенью, сразу
после октябрьских дней, мы в квартире т. Чуцкаева
разрабатывали вопрос о возможности захвата военных
складов с оружием у солдатских казарм. Чертили планы
охраны города. Пытались подобрать стратегию и
тактику уличного боя. По моему чертежу товарищи
готовили чугунные бомбы: оболочку лили в Сысертском
заводе и на заводе Ятеса. Однако, вскоре появились в
городе казаки, державшиеся поодаль от нас. Но чем
дальше, тем они смелее становились, особенно в конце
года, в декабре. На одном из последних митингов в
Народном театре с казаками мы столкнулись вплотную.
До битвы не дошло лишь потому, что вид у нас был
довольно внушительный и действительно хорошо
вооруженный отряд. Уходя в подполье, мы говорили,
что уходим “вооруженные”, а не просто сдаем позиции.
Публикуется по
книге Злоказов Л. Д., Семенов В. Б. Старый
Екатеринбург: Город глазами очевидцев -
Екатеринбург: ИГЕММО "Lithica";
Музей истории Екатеринбурга, 2000. http://www.m-i-e.ru/biblioteka/uezdnyigorodekaterinburg1863-1917gg/pogrom
Из показаний воспитанников Уральского Горного Училища
 Уральское Горное Училище Екатеринбург |
...Когда толпа учащихся на пути к площади стала подходить к Златоустовской церкви, то их предупредили, что на площади их ждет "черная сотня" и было уже избиение. Толпа, до этого громадная, стала значительно редеть. Потом подошел человек, выдавший себя за депутата от рабочих Монетного двора и стал говорить, что никакой "черной сотни" нет, идите туда, вас давно ждут рабочие.
...Можно было заметить, что черносотенники перед нападением выстроились правильной дугой, впереди которой стоял полицмейстер, а сзади его рыжий большой мужик, по свисту которого чернь и кинулась на учеников...
...человек верхом на лошади скакал по площади, роль его заключалась в том, что он ловил учащихся за ворот и отдавал в руки убийцам. Делал он это так ловко, что трудно допустить, чтобы это был просто человек из черни...
...некоторые воспитанники видели, что г. полицмейстер разговаривал с хулиганом, который стоял рядом с ним, опершись на окровавленную дубину..., отдельные фразы, слышанные воспитанниками из толпы черни 19 окт. вечером: -"Надо душить, бить студентов, нам ведь не за это деньги платят.."
...шли три пьяных хулигана, причем один из них говорил, что нужно мол идти теперь во вторую часть (полицейскую), т.к. у Батуева водки больше нет...
...когда полицмейстер видел, что бьют уже лежачего, то он обращался так: - "Будет, ребята, будет..."
Из заявления К.А. Весновской, жены почетного гражданина, живущей по Главному проспекту, 12 в городскую комиссию по расследованию беспорядков 19 и 20 октября 1905 г.
Октября 19, увидевши из окна своей
квартиры бегущих людей, я моментально оделась и пошла на Кафедральную
площадь. Было около 12 часов дня. Дорогой встречные на мои расспросы
говорили, что на площади бунт, бьют студентов и евреев. Дойдя до магазина
Анцелевич, я увидела на площади массу народа и группу приблизительно в 40-50
человек, вооруженную дубинами и палками. Эти вооруженные люди стояли
отдельно от остальной публики, как раз против бульвара, что идет от
Кафедральной площади. Вдруг раздался пронзительный свист, гиканье, крики
“бей его” и толпа, вооруженная дубинами и палками, кинулась по направлению
от д. Ижболдина к магазину Емельянова, против которого и избила намеченную
жертву. Кого и как, я не видала, так как первое время, пораженная, невольно
остановилась и, плохо еще понимая, что творится, смотрела с возвышенного
угла дома Ижболдина. Кругом плач, вопли, мольбы женщин, возбужденный и
возмущенный тон разговаривающих; на лицах выражение страха, ужаса.
Вдруг опять пронзительный свист, крики, гиканье, и вся та же масса
вооруженных людей кинулась к магазину бр. Макаровых. Я бросилась туда же.
Видеть же ничего не удалось, потому что, как только я добежала до лавки
Кузнецова, то раздался опять свист, и толпа бросилась на кого-то около
балагана Валитова, где, кажется, и был убит Соловьев. Подойдя к магазину
Кичигина, я близко видела героев несчастия 19 октября. Из них особенно
обратили на себя мое внимание двое: 1) с цыганским лицом, вооруженный
дубиной приблизительно толщиной в 2 – 2 ½ вершка, одетый в толстый черный
пинжак, - фамилия его Морозов; 2) здоровый мужик, тоже вооруженный дубиной,
но длиннее, чем у первого, одетый почти так же, как и первый, с
нахлобученной на уши черной шапкой. Фамилия его Зеленин, торгует старой
мебелью на новом толчке, что я могла удостоверить лично только 27 октября.
Эти два лица были страшно возбуждены, призывали окружающих их и тоже
вооруженных дубинами и палками “бить жидов и студентов”. Роль их была
агитаторская, так как “все свободное время”, т. е. время между
приканчиванием намеченной жертвы и сигнальным свистом они находились в
центре вооруженных лиц, которые внимательно и предупредительно их
выслушивали.
Было много мужиков из мучных лавок. При разговоре от них пахло водкой. Один
из мучных пиджаков закричал: “Бей учеников”. Стоя рядом с ним, я невольно
спросила: “За что?”. “А за то, что и сволочат учить надо”. Я – “Но ведь это
дети, наверно, и у вас есть дети, как же вам не жаль ребятишек?” Он – “Я
своих учу дома и не пущаю, куда не следует”. На этом наш разговор и был
окончен, так как раздался опять свист, и толпа кинулась к магазину Стахеева,
около ворот которого и избила еврея из аптеки Мермельштейна. Зеленин своей
дубиной наносил ему удары по голове. Вид несчастного избитого был ужасен:
левый глаз был закрыт вспухшей векой, а над глазом громадная опухоль, с
темянной части струилась кровь, из носу текла кровь, все лицо, рубашка,
пальто, руки были в крови. Еврея этого не дал прикончить откуда-то
явившийся полицмейстер. До этого времени никакой полиции на площади много
не было замечено. Против магазина Ижболдина, на мостовой, толпа накидывается
по свистку на высокого мужчину, кто то из толпы ударом палкой по голове
сшибает шапку, слышны крики “бей его”, подоспевает на помощь намеченной
жертве полицмейстер, схватывает за руку и, ведя впереди себя, кричит “не
смейте бить, не трогать”. Два удара попали по спине полицмейстера, последний
жертву передал приставу 1-й части Батуеву и вышел из толпы. Батуев крикнул
“не трогать” и вооруженная шайка в миг рассыпалась.
Наступило невольное затишье. Вооруженная шайка отошла к фруктовым
балаганам. По адресу смотрящих из окон дома Ижболдина из толпы слышны ругать
и угрозы. В это время на крыше дома Ижболдина появляется какой-то господин и
смотрит вниз. Зеленин кричит: “Ишь разгуливает! Надо прицелиться по варежке,
да и дать жиду разик”. Из этого следует, что, кроме дубин, шайка эта была
вооружена и огнестрельным оружием. Вдруг раздался опять пронзительный свист,
и толпа кинулась к собору. Я осталась около дома Ижбодина. Вернулась я на
Кафедральную площадь когда здесь уже были солдаты, казаки и наряд полиции.
Слышны были только возбужденные разговоры, счет жертвам – “шестого, восьмого
кончили”. В выражениях не стеснялись окружающих. Толпа, видимо, верила в
безнаказанность совершенного. Невольно обращал на себя внимание высокий
толстый и рыжий Зотин, к словам которого время от времени сменяющаяся толпа
внимательно прислушивалась. Точные слова Зотина: “Мы им покажем себя,
поучили раз, не будут умнее – еще примемся, нас хватит и не на такую
сволочь, компания нас хорошая и надежная”. Подходит к Зотину женщина и
говорит – “Я кое как тебя нашла”, он – “Мы тут работаем, дело горячее”, она
– “Пойдем”. Он – “Нет, рано, еще надо найти двоих, а то и больше, если
посчастливеет, знаю я их всех, видно их сейчас, да поучить. Надо бы еще
вчерась ночью за них приняться, да не вышло”. Этот же Зотин рассказывал
окружающим, то он и еще два барахольщика ходили “председателями” к
полицмейстеру с просьбою не давать ходить с флагами и закрывать лавки, в
противном случае “они начнут” с него – с полицмейстера.
20-го октября, должно быть, часов в 12, пошла на Кафедральную площадь. Около
телефонного столба, что против дома Ижболдина, стоит кучка людей, по виду
простолюдинов, с которыми говорит высокий молодой мужчина, одетый в черное
пальто с приподнятым барашковым воротником. Проходя мимо этой группы людей,
я слышала следующие слова высокого молодого человека, которыми он,
по-видимому, желал вразумить окружающих его людей: “Во всяком разе, убивать
за это не следует, нельзя, и никто не имеет права”. Что он еще говорил, я
не слышала, так как прошла наискось от дома Ижболдина к дому Дмитриева, на
углу которого и остановилась. Вооруженных дубинками, как было 19 октября, я
не видела, но с палками были 4 – 5 человек. С угла дома Дмитриева, где
стояла кучка обывателей, я увидала наряд полиции с частным приставом 1-й
части Батуевым на одном конце наряда и с квартальным надзирателем на другом,
и солдат с молодым офицером маленького роста. Наряд полиции и солдаты,
командированные, как надо полагать, для ограждения мирных граждан от
зверских избиений, стояли параллельно фруктовым балаганам.
Батуев несколько раз подходил близко к группе людей с говорившим молодым
человеком, стоял, слушал и отходил опять к наряду полицейских. Возбужденное
настроение этой группы видеть он должен был, и должен же был предвидеть
последствия такой беседы. Обыватели, стоящие около дома Дмитриева, ждали
финала этой беседы, о чем говорилось: “Вот вот сейчас тут разразится
вчерашняя история”. Вдруг раздается, как 19 октября всякий раз при
нападении, пронзительный свист, и толпа откуда-то взявшихся мальчишек
человек в 15 - 20 гонится с криком “бей” за только что говорившим молодым
человеком и 4 – 5 мужиков; все это мчится мимо безучастной полиции, не
сделавшей ни малейшего движения в защиту спасающегося бегством от дикой
толпы, не задержавшей этих разъяренных мужиков, и только офицер как-то
зашевелился и задвигал ногами. Когда убегающий от толпы достиг места
пересечения 2-й Богоявленской улицы, как мне показалось, из—за собора
выбежала кучка людей и свалила его. Тут только полиция двинулась на выручку
молодому человеку. Вскоре от места свалки отделились два мужика и подошли к
дому Дмитриева, из которых один довольно наглядно показывал публике, как он
бил молодого человека.
Из всех вынесенных мною наблюдений за эти два дня я невольно прихожу к тому,
что 1) избиение на улицах мирных и беззащитных граждан и учащихся
производилось шайкою лиц, видимо, заранее кем-то организованной, так как
нападения происходили по свистку; 2) все участники избиений, вооруженные
дубинами, как бы нарочно были одеты в короткие костюмы, удобные для погоней
за избиваемыми; 3) фамилии всех лиц, принимавших наиболее видное участие в
избиениях, назвать не могу, но полагаю, что высшие и низшие чины полиции
должны знать многих из этих громил, так как последние все эти дни находились
на глазах полиции, которая в отношении этих лиц почему-то считала возможным
придерживаться политики не вмешательства и этим как бы поощряла их зверские
инстинкты; 4) бросается в глаза еще и то обстоятельство, что полицейские
чины находили нужным удостоверяться в личности избиваемых, но не
арестовывали тех громил, которые совершали избиение мирных и беззащитных
граждан и учащихся на их глазах.
Практически по тому же сценарию прошли погромы и в Челябинске. 19 и 20 октября вода в реке Миас была красная. Отношение жителей ко всему происходящему видно из приведенных выше выдержек из показаний свидетелей. А в большом селе под Челябинском, на следующий день после погромов домов и лавок евреев, местный священник обходил дворы и говорил крестьянам, показывая на награбленное - "А теперь все это надо отнести обратно, вы ведь унесли, чтобы сохранить?!" И тащили обратно. Звучит как анекдот, но так было...
Показания свидетелей
Кафедральная площадь Жертвы погрома
(Энциклопедия Челябинск)
Погромы (1905). Произошли в Челябинске 19–20 окт. 1905. Антисемитски настроенная толпа, вдохновл. зажигат. речами местного брандмейстера Новикова “об оскорблении евреями православной святыни, поношения Царя-Батюшки и оскорбления полиции”, прошла по городу, громя на своем пути лавки, магазины, пр. заведения, принадлежавшие евреям. По неопубл. сведениям Н. М. Чернавского, всего было разгромлено 18 магазинов и лавок, 38 домов. Общая сумма ущерба определена в 500 тыс. руб. Было немало избитых и раненых. Среди пострадавших известные в городе люди: врач Н. М. Шефтель, предприниматель И. А. Гуревич и др. Помощь пострадавшим была оказана как городом, так и одним из благотворит. фондов Америки. На протяжении 3–4 мес лишившиеся крова челябинцы проживали при Доме трудолюбия, где получали бесплатное питание. Уездный исправник Высоцкий, проявивший полную бездеятельность во время погромов, был отстранен от должности. Суд над организаторами и участниками погромов прошел в апр. 1910 в Народном доме (“Дело о мещанине Михаиле Михайловиче Антонове и других в числе 49 человек”). Корр. екатеринбургской газ. “Уральская жизнь” отмечал, что “скамьи подсудимых сплошь заняты серым людом всех возрастов и положений, есть и старухи, есть совсем молоденькие мещаночки, соблазнившиеся двумя-тремя кусками ситца и сукна, валявшимися на разгромленных улицах, преобладают мещане, и как ярко бросающееся в глаза – нет ни одного рабочего. …Защищает всю эту массу частный поверенный из Екатеринбурга Раевский, единственный согласившийся выступить в неблагодарной роли защитника погромщиков”. Обвинит. акт был оглашен 7 апр. 1910. Наиболее активные участники погромов были приговорены к различным – небольшим – тюремным срокам (напр., брандмейстер Новиков – к 2 годам тюрьмы, позднее помилован).
В. С. Боже Лит.: Скрипов А. С.Челябинск. ХХ век. Ч., 2000. http://www.book-chel.ru/ind.php?what=card&id=2241