«Помимо работы у девочек существовала параллельная жизнь, – вспоминает Вячеслав Зайцев. – У многих были высокопоставленные любовники или они сами работали на КГБ. Я этим вопросом, честно говоря, не интересовался. Была у меня в Доме моделей любимая манекенщица, потом оказалось, что она доносила на меня несколько лет подряд. Бывшая валютная проститутка – на чем ее гэбэшники и подловили. Мне рассказал об этом один знакомый сотрудник КГБ, увидев ее на показе. Я сразу подозвал красавицу: «Наташа, тебе не кажется, что наш с тобой поезд ушел?..» Впрочем, я понимал, что манекенщицам приходилось как-то выживать. А что они могли предложить властям – кроме как использовать свою красоту? Почти все они искали партнеров, которые могли бы продвигать их по карьерной лестнице и защищать от давления спецслужб».
Наверное, такой защитой служил и муж Регины. Но натура художника переменчива. В скором времени тусовщик Лева Збарский увлекся другой красавицей – Марианной Вертинской. «Регина ревновала его безумно, – рассказывает Татьяна Осьмеркина. – Как-то в ресторане она перехватила его взгляд, обращенный к этой актрисе, и все поняла. У нее интуиция была сумасшедшая».
Но ушел Збарский вовсе не к Вертинской, а к молоденькой Людмиле Максаковой. Как порядочный мужчина, он оставил бывшей супруге квартиру со всей обстановкой. В новой семье – еще одна пощечина Регине – у него вскоре появился ребенок, сын.
Да, ребенок, которого он так и не позволил родить Збарской…
Но и рядом с Максаковой Лев задержался ненадолго. Неприкасаемый наследник советского жреца, сделавшего мумию из вождя революции, вскоре удрал за границу.
Его любимые женщины, бывшие жены, остались на родине. Одни. Хотя у Максаковой все же был сын. И это, вероятно, смягчало утрату.
Уже в начале 90-х Людмила Максакова, будучи второй раз замужем за богатым немцем, приезжала в США – то ли на гастроли, то ли специально, чтобы встретиться с постаревшим Левушкой. И даже где-то публиковалась их фотография – яркая и знаменитая Максакова стоит рядом с невзрачным американским старичком. Таким он стал, этот бывший кумир московской богемы…
Регине бы радоваться, когда он уехал: ведь не ее, бывшую, таскали на допросы на Лубянку, а ее соперницу Максакову. Но для Збарской сначала аборт, потом развод, а затем и эмиграция мужа стали огромным потрясением – в ее голове все эти события переплелись в один болевой клубок. Регина страдала, мучилась, глотала транквилизаторы и в конце концов угодила в психиатрическую больницу с признаками сильнейшей депрессии. «Некоторые ее коллеги втихую злорадствовали, судачили, что такого исхода и следовало ждать, – вспоминает Татьяна Осьмеркина. – Не потому, что девчонки с Кузнецкого были такими уж злыми, наверное, так они мстили Збарской за прежнее пренебрежение. Побыла, мол, королевой – теперь побудь в простолюдинках».
Когда Регину первый раз выписали из клиники и она явилась на работу, манекенщицы восстали. Никто не хотел, чтобы падшая прима снова участвовала в показах. На возвращении Збарской настояла Елена Степановна Воробей, замдиректора Дома моделей. Толстая «окопная тетка» с халой на голове и погонами майора КГБ на плечах. Модели терпеть ее не могли. И то, что лидерские позиции Регине помогла вернуть официальная сотрудница органов госбезопасности, в Доме моделей восприняли однозначно: это сделано в обмен на взаимовыгодное сотрудничество – и королеву возненавидели с новой силой. Тем более что пьедестал под ней уже пошатнулся.
Да, Збарская вернулась на подиум, но это была уже совсем другая женщина.

Регина Збарская. Тело государственной важности.

 Западе Регина так и не прославилась. Такой знойный типаж, как у нее, за границей не считался чем-то исключительным. Зато и Европа, и Америка рукоплескали Миле Романовской, главной конкурентке Регины, когда она выходила на показах в моем платье «Россия».
Красный цвет. Трикотаж. Букле. Алое, как кровь, платье, стилизованное под древнерусские иконы, изначально шилось на Збарскую – в нем Регина напоминала византийскую принцессу, роскошную и всем чужую. Но когда «Россию» надела Мила Романовская, художники поняли, что это более точное попадание в образ нашей страны. «Владелицу платья поменяли еще и потому, что Регина не любила стоять на многочасовых примерках, капризничала, а Мила выдерживала этот процесс спокойно и стойко, – говорят манекенщицы. – В итоге разрекламированный наряд достался именно Романовской, в нем та объехала весь свет».
Ах, как иногда не совпадает облик женщины с ее внутренним содержанием!
Блондинка Романовская, демонстрировавшая на заграничных показах наивную славянскую прелесть, сбежала из СССР в Англию. А стильная западная красавица Регина осталась мучиться на родине от непонятости своей русской души.
Говорят, что после развода и первого нервного срыва у Збарской начался безумный роман с красавцем журналистом из Югославии. Она держалась за эту связь, как за последнюю соломинку, унижая себя. О своих отношениях с Региной этот журналист вроде бы написал бестселлер, вышедший вскоре в Германии, – «Сто ночей с Региной Збарской». В нем югослав якобы изложил вульгарные рассказы Регины о ее любовных связях с членами ЦК, о том, как регулярно она доносила на своих подруг по работе, как строчила рапорты в КГБ…
Впрочем, существовала ли эта книга на самом деле – никто не знает. Ни один человек, с которым я беседовала о прошлом Регины, лично не читал фолиант, все про него только слышали.
Неужели его тоже выдумали злые языки, что стремились уничтожить бывшую королеву показов?
Предательства мужчин наложились на неудачи в карьере. Збарская окончательно замкнулась в себе, начала ходить в церковь. «Однажды Регина спросила меня: «Тань, а ты православная?» – «Да!» – «И я теперь – да, – помолчав сказала Збарская. – Я столько зла принесла в этот мир, и тебе тоже, и вот наступает наказание за мой грех!» Она так неистово каялась в неведомом зле, причиненном мне, хотя лично я не понимала, что она имела в виду. Наверное, в ней уже говорила душевная болезнь», – размышляет Татьяна Осьмеркина.
Или тоска по так и не рожденному ребенку?
Подиум вознес Регину к небесам. Подиум стал ее Голгофой.
«Збарская не могла больше работать на показах, потому что антидепрессанты, которые она пила, влияли на твердость походки. Регина относила из своего богатого дома вещи и одежду на помойку, у нее началась необъяснимая мания вины. «Я так виновата перед вами, простите!» – восклицала она беспрестанно, – вспоминает Зайцев. – Когда ее в последний раз уволили с Кузнецкого Моста, я устроил Регину уборщицей к себе в Дом моды, хотя работница из нее, конечно, была никудышная. Я дарил ей новые платья взамен тех, что она выбросила. Конечно, мне было ее безумно жалко… Ведь я помнил другую Регину, добрую и счастливую, в самом зените ее славы. Вы знаете, она тайком, чтобы другие манекенщицы не узнали об этой слабости, подкармливала меня в мои первые годы в Москве. Голодного ивановского мальчишку, который приехал покорять столицу, как и сама она когда-то. Разве мог я забыть ее доброту?»