Домой Кино Музыка Журналы Открытки Страницы истории разведки Записки бывшего пионера Люди, годы, судьбы...
Забытые имена
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
"Апокалипсис" – Майя – Кнорозов
Данное название статьи логически неправильно, правильно должно быть так, Майя – Кнорозов – "Апокалипсис".
А почему, станет ясно после прочтения статьи.
Кто смотрел фильм "Апокалипсис", наверное, помнят, что люди там говорили на странном языке, затем он переводился на английский, а уж потом на русский, и это не случайно. Свой фильм "Apocalypto" (Апокалипсис) Мел Гибсон снимал на одном из современных диалектов, потому, что думал, что древний язык Майя не доступен для понимания. В результате, люди близкие к этой теме, теме культуры Майя, весело смеялись, хотя фильм не давал к этому никаких предпосылок. Мэл Гибсон хотел быть правдивым, подчеркнутый натурализм своего киноязыка в фильме "Апокалипсис", он дополнил настоящим диалектом Майя. Картина рекламировалась как историческая реконструкция, но Гибсону не поверили ни ученые, ни сами Майя. Индейские общины Мексики, где живут 6 миллионов потомков тех Майя, даже обвинили его в расизме и обратились в суд. А ученые просто смеялись. Оказалось, Гибсон использовал современный Юкатекский язык, из группы языков Майя. Конечно, эти языки уже подверглись влиянию от Испанского, где-то поменялась лексика, где-то грамматика. Гибсон не знал, что настоящий язык Майя расшифрован.
Юрий Валентинович Кнорозов - гений майянистики
Кнорозов Юрий Валентинович (19
ноября 1922г., Харьков – 31 марта 1999 г., Санкт-Петербург) – гениальный
ученый, основатель советской школы майянистики. Доктор исторических наук
(1955). Лауреат Государственной премии СССР. Кавалер ордена Ацтекского орла
(Мексика) и Большой золотой медали (Гватемала). Известен своей дешифровкой
письменности майя, в продвижении математических методов исследования
недешифрованных письменностей.
ЮРИЙ КНОРОЗОВ: БИОГРАФИЯ ГЕНИЯ.
История дешифровки древних
систем письма теперь вписывается между двумя именами – Жана Шампольона и
Юрия Кнорозова. После смерти ученого обычно выбирается эпитет, которым
характеризуется его вклад в науку. Кнорозова можно охарактеризовать
одним словом – гений. Он вне сопоставлений и конкуренции. Его биография,
полная тяжелых испытаний, совпадений, парадоксов и даже мистификаций,
полностью соответствует типичной легенде о гениальной личности. Еще при
жизни Кнорозова одни и те же эпизоды его жизни по-разному излагались
разными людьми – даже в его присутствии. Видимо поэтому он предложил
однажды записать мне его собственную версию ключевых событий, заметив,
что для него это чрезвычайно важно, поскольку иначе «после смерти
журналист все переврут». Сейчас совершенно очевидно, что он загодя
готовил текст собственной биографии, буквально диктуя в качестве
отдельных сюжетов наиболее сложные моменты своей судьбы. Здесь, на Украине, в 1941 году оказалась в оккупации его мать, что после войны закрыло для него двери сначала аспирантуры, а затем возможности выезда за рубеж. Не случайно,
Кнорозов со свойственной ему иронией любил говорить, что он «типичное дитя сталинского времени». Из особых историй определенное значение придавал полученной в детстве травме, рассказывая в характерном для него «телеграфном» стиле: «Когда мне было не больше пяти лет, мы играли в крокет и братья стукнули меня шаром по лбу. Сознания я не терял и даже не запищал. Для братьев все обошлось хорошо, а я почти остался без зрения. А читать, заметим, уже умел. Зрение восстановили, хотя и с трудом. Видимо, это и была своего рода «колдовская травма». Могу дать рекомендацию: будущих дешифровщиков бить по башке, только неясно как. Можно для эксперимента взять контрольную группу – а если кто концы отдаст, тому так и надо!», – радостно улыбнувшись, он представил, видимо, меня, проводящую подобные эксперименты над группой студентов. Вопрос о «колдовской травме» возник отнюдь не случайно – следуя одному из
направлений теоретических исследований, которые в свое время начал Кнорозов,
я проводила исследования функциональной асимметрии головного мозга,
тестируя, в частности, представителей различных социальных групп. Кнорозов,
которому эта работа казалась чрезвычайно интересной, с удовольствием отвечал
на вопросы тестов, ставшие, как оказалось, уникальными свидетельствами
особенностей его личности.
Старинную скрипку – варварски разломанную пополам и уже не поддающуюся восстановлению – он хранил до конца своих дней. На мои вопросы о том, как и почему была сломана скрипка, Кнорозов отвечал лишь туманными намеками на некий, случившийся уже в далеком прошлом, трагический разлом в его жизни. Может быть, он объяснил его припиской к стихам: «Убита осенью 1941 г. Стихи мои…» За два года до этих трагических событий, в 1939 г. Кнорозов поступает на исторический факультет Харьковского государственного университета им. А.М. Горького. В обязательной, но предельно лаконичной биографии, написанной в характерном уже тогда «телеграфном» стиле будущий студент пишет: «Я родился в 1922 году в городе Харькове. В 1937 году закончил 7 классов 46 железнодорожной школы. В 1939 году закончил рабфак при 2 ХМИ. Отец – главный инженер Южного треста стройматериалов. Мать – домашняя хозяйка. Братья: Сергей – инженер-геодезист, сейчас в экспедиции на Дальнем Востоке. Борис – адъюнкт Военной академии имени Дзержинского. Леонид – военный врач 3 ранга особой Дальневосточной Краснознаменной Армии. Сестра Галина – научный работник Всеукраинского Эндокринологического Института.» И подпись: Кнорозов Юрий Валентинович. 29.VII – 1939 года. Сохранились и результаты вступительных экзаменов – оценки несколько отличались от рабфаковских. Почему поступающие на истфак сдавали математику – сейчас понять трудно. Но за письменный экзамен Кнорозову была выставлена тройка, а за устный – отлично. Но тройку он получил и по иностранному (видимо, немецкому) языку! Физика, химия и украинский язык были сданы на хорошо, а отличные оценки поставлены по русскому языку и истории народов и конституции СССР. Отучившись, по всей
видимости, на первом курсе в Харькове, Кнорозов уезжает с Украины, чтобы
продолжить учебу в Москве, на историческом факультете МГУ. Его специализация
проходит на кафедре этнографии, что вызвано особым интересом к шаманским
практикам.
Естественно, что Кнорозов
должен был быть знаком с публикацией – но мне он никогда о ней не упоминал.
В последние годы, когда советская идеологическая машина была разрушена, Юрий
Валентинович пытался избавиться от «дурацкой и нелепой», как он сам говорил,
легенды и по-новому представить те далекие события – книги лежали в ящиках
подготовленной для эвакуации немецкой библиотеки в Берлине и оттуда были
взяты советскими офицерами. Однако многое продолжает оставаться неясным:
во-первых, как, в конце концов, эти книги попали к Кнорозову? А во-вторых,
зачем некому офицеру понадобились такие издания как «Сообщение о делах в
Юкатане» Диего де Ланды в публикации Брассера де Бурбура и «Кодексы майя» в
гватемальской публикации братьев Вильякорта? Великий ученый умер, так и не
поделившись до конца этой постылой для него тайной. На карточке,
комментировавшей происхождение одной из книг, приписка: «этот листок прошу
немедленно уничтожить». Кому и почему он обещал молчать? Теперь об этом
можно только гадать. А ведь благодаря этим двум книгам и была осуществлена
дешифровка иероглифического письма майя. Поразили его скорее другие
детали, о которых он и через много лет вспоминал с удивлением: «У моего
приятеля в Хорезме был револьвер. Откуда – не понятно, наверное, было
разрешение. Он стрелял из револьвера по зайцам. На самом же кладбище, к
великому изумлению студента, сами шейхи указывали: «вот заяц, давай
стреляй!». И в это время, на глаза
Кнорозову попалась опубликованная в 1945 г. статья немецкого исследователя
Пауля Шелльхаса под названием «Дешифровка письма майя – неразрешимая
проблема». И эта публикация резко изменила его научные планы. Он оставляет
шаманские практики, чтобы ответить на вызов Шелльхаса: «Как это неразрешимая
проблема? То, что создано одним человеческим умом не может не быть разгадано
другим. С этой точки зрения, неразрешимых проблем не существует и не может
существовать ни в одной из областей науки!». Этой позиции он неизменно
придерживался всю свою жизнь.
Отношения с первым научным
руководителем были безоговорочно испорчены – настолько, что при защите
диплома Толстов отказался дать Кнорозову формальную рекомендацию в
аспирантуру. К счастью, здесь же на кафедре этнографии работал профессор
Сергей Александрович Токарев, очень не любивший Толстова и потому с
удовольствием поддержавший Кнорозова, который прекрасно понимал, что
новый руководитель «абсолютно не верил в успех дешифровки письма майя,
поскольку, следуя американцам, считал, что это письмо не является
фонетическим». Однако официально заявленная Токаревым позиция звучала
так: «Молодость – это время бросать вызов».
В последующие 30 лет были
обнаружены еще два Кодекса майя и, наконец, рукопись Диего де Ланды
«Сообщение о делах в Юкатане». В 1864 г. ее издает в Париже духовный
наставник индейцев майя-рабиналь аббат Брассер де Бурбур – на староиспанском
и французском языках, предварив введением с примечательным для XIX в.
названием: «Об истоках примитивной истории Мексики и Центральной Америки в
египетских памятниках и примитивной истории Египта в американских
памятниках». В конце издания была помещена грамматика языка майя, краткий
майя-французский словарь и почему-то словарь древнегаитянского языка. Собственно, что можно было ожидать, если уже в предисловии Томпсон безапелляционно заявил: «Вообще нет сомнения, что Ланда ошибся в попытке получить алфавит майя у своего осведомителя. Знаки майя обычно передают слова, изредка, может быть, слоги сложных слов, но никогда, насколько известно, не буквы алфавита». Видимо Томпсон решил, что если не известно ему, то не следует и особо церемонится ни с алфавитом Ланды, ни с письмом майя. Надо отдать должное
американцу Бенжамину Ворфу, предпринявшему в начале сороковых годов
последнюю попытку научной дешифровки – но он, к сожалению, был сурово
осужден всемогущим главой Эриком Томпсоном (а также, естественно,
следовавшей за ним школой) и потому, видимо, больше не рискнул продолжить
свои исследования, несмотря на весьма обнадеживавшие результаты.
Проигнорировав принятую в профессиональной лингвистике точность определений,
Эрик Томпсон начал употреблять термин «дешифровка» лишь в смысле
произвольного истолкования отдельно взятых знаков. Тем самым он перекрыл
талантливым представителям своей школы возможность научного исследования
письма майя как системы, великодушно предоставив шанс добиться успеха
исследователям из других стран.
В древних текстах знаки стоят в обычном порядке, но чтение их забыто; а язык либо неизвестен, либо сильно изменился. В шифрованных записях известные знаки замещены другими, порядок их смешан, а язык должен быть известен. Таким образом, общим при обеих дешифровках можно назвать лишь конечный результат – достижение понимания записанного текста. Все остальное различно: и общая научная подготовка дешифровщика, и необходимый для обработки объем текста, и методологический подход. Сам же метод, примененный
Кнорозовым при дешифровке письма майя и использовавшийся в последствии для
дешифровок письма острова Пасхи и протоиндйских текстов, получил название
«метода позиционной статистики». Его основные элементы были выявлены
дешифровщиками древних систем письма первой половины XX века и уже успешно
применялись в 40-50 годы Майклом Вентрисом. Кнорозов сумел обобщить и
развить до теории метод дешифровки, после чего опробовал его на письме майя. Рассуждения Кнорозова в этих
случаях строились следующим образом: Теперь следовало разобраться с частотой употребления знаков. Всего оказалось 355 повторяющихся по составу графем, не включая сильно отклонявшихся вариаций, цифр, и диакритических знаков. По мере продвижения по тексту новых знаков становилось все меньше и меньше. В тексте рукописей знаки имели различную абсолютную и относительную (т.е. исключая случаи повторения в составе одного и того же иероглифа) частоту. Около трети всех знаков встречаются в составе только одного иероглифа. Примерно две трети употребляются в составе менее чем 50 иероглифов. И только единичные знаки встречаются чрезвычайно часто. Абсолютным рекордсменом стал знак, который в алфавите Ланды передает звук u. Далее последовало определение грамматических референтов. По своей позиции в строке иероглифы были поделены на шесть групп. Проанализировав их сочетаемость с переменными и полупеременными знаками, Кнорозов сумел выделить иероглифы передававшие главные и второстепенные члены предложения. Стало ясно, что переменные знаки в составе иероглифов должны были передавать аффиксы и служебные слова (частицы, предлоги, союзы). После этого, на основании
определения грамматических референтов иероглифов и отдельных переменных и
полупеременных знаков следующим этапом уже не составило особого труда
предположить общий смысл основных типов предложений, которых оказалось пять,
в которых члены предложения комбинировались в достаточно жесткой
последовательности: сказуемое – дополнение– подлежащее –
определение-обстоятельство. Однако в качестве основной
задачи ставилось доказательство наличия государства у индейцев майя и затем
обоснование присутствия фонетического письма. Как рассказывал сам Юрий
Валентинович, он шел на защиту и не знал, чем все закончится, допуская даже
самое кошмарное – обвинения в ревизионизме марксистского учения и арест.
Защита проходила в Москве 29 марта 1955 года и уже на следующий день
превратилась в легенду. Выступление Кнорозова на ученом совете, по образному
выражению очевидцев, длилось ровно три с половиной минуты, а результатом
стало присвоение звания не кандидата, а доктора исторических наук. При этом,
как рассказывал Кнорозов, научный руководитель Токарев оказался
единственным, кто проголосовал против присвоения своему ученику сразу звания
доктора исторических наук, а первым, кто настаивал на этом, был Толстов. Среди первых был и крупнейший лингвист Дэвид Келли и знаменитый археолог Майкл Ко. Наиболее известные майянисты – как, например, Татьяна Проскурякова – считали за честь присылать ему свои публикации. С особой гордостью Юрий Валентинович любил рассказывать о том, как в разгар холодной войны американская школа признала фонетизм письма майя и предложенный им принцип дешифровки. Но он и не подозревал, какую бурю ненависти вызвал его успех у главы американской школы майянистики Эрика Томпсона. И холодная война тут была абсолютно не при чем. Англичанин по происхождению Эрик Томпсон, узнав о результатах работы молодого советского ученого, сразу же понял, «кому досталась победа». Это не удивительно – он справедливо считался одним из крупнейших исследователей культуры и иероглифики майя. Но мысль о том, что кто-то, да еще из молодых, да еще из России, смог его обойти, казалась невыносимой. Тем более, что он столько лет, имея столько возможностей, готовил к изданию свой каталог знаков, а когда тот был издан в 1956 году, то сразу же оказался морально устаревшим. 27 октября 1957 г. в своем послании Майклу Ко, полном литературного изыска, злого сарказма и нетерпимости к научному инакомыслию, Эрик Томпсон писал: «…Когда набежавших за время существования мира веков стало так много, то трудно представить, что именно вообразили в своей наивности эти старые доверчивые дети улицы … И что, эти дети? Конечно, не дети Кристофера Фрайя, а ведьмы, летающие верхом на диких котах по полночному небу по приказу Юрия. Дэвид Келли, который гонялся за Кецалькоатлем, Шипе, Тонатиу и Шолотлем по атоллам Тихого океана как я гонялся с сачком за бабочками… в Англии; бедная сексуально изголодавшаяся Таня, ищущая в пророке из некогда святой Руси дрожки, которые довезли бы ее до чеховского блаженства. Кто еще? О да, г-н Далгетти, который первым собирался прочесть надписи Паленке а затем перевести Хронику из Калкини, ныне заявляет, что благодаря Юрию может прочесть любое слово из Рукописей…Я спокойно наблюдаю за бегом Бурланда и Дэвида Келли вслед за Юрием, поскольку точно знаю, что с Юрием произойдет то же самое, что некогда произошло с другими парнями, такими как Сайрус Томас и Бенжи Ворф, также пытавшимися читать иероглифы… … И потому у меня больше не
повышается давление, как это было после прочтения последних откровений Юрия…
Я спокойно воспринимаю все это, пока продолжается работа с моим каталогом
иероглифов майя, который, я уверен, еще долго будет служить и для Юрия и для
многих других… Именно поэтому у меня не повышается давление и я держусь в
стороне от вашего Квадратного Стола… Хорошо, Майк, ты доживешь до 2000 года.
Вложи это послание к Введению в «Иероглифическое письмо майя» и рассуди
потом, был ли я прав…»
Итак, предложенная Кнорозовым дешифровка письма майя была признана специалистами, блестяще защищена диссертация, которая вскоре была издана в качестве предисловия к переводу «Сообщения о делах в Юкатане» Диего де Ланды. Его научное достижение оценивалось в стране на уровне успехов в освоении космоса. В начале 60-х – Кнорозову предложили поучаствовать в составлении первой компьютерной программы для машинной обработки текстов майя. Группа программистов из Новосибирска под руководством Евреинова собралась странная и, по определению Юрия Валентиновича, состоявшая из «весьма нахальных жуликов». Забрав все материалы Кнорозова, они попытались создать некую, как это теперь бы мы назвали, первичную базу данных по знакам рукописей. При этом они постоянно намекали на свое сотрудничество с военными ведомствами и заявляли, что занимаются «теорией дешифровки». Через некоторое время новосибирская группа торжественно объявила о том, что у них разработана «теория машинной дешифровки» и издала в 4 томах компьютеризированную… базу данных Кнорозова. Издание они подписали на языке майя и незамедлительно преподнесли Н.С. Хрущеву. С точки зрения специалистов, объявленная «машинная дешифровка» была полной глупостью и никакого впечатления, кроме брезгливости, не произвела. Тем более, что в 1963 г. вышла великолепная монография Кнорозова «Письменность индейцев майя». Однако это нелепое недоразумение поставило для малосведущей публики под сомнение подлинные результаты дешифровки. Почти век спустя роковым образом повторилась ситуация, удивительно похожая на нелепую историю с публикацией Валентини. За рубежом противники также воспользовались этим предлогом, чтобы оспорить открытие советского ученого. И в горькое испытание превратилось двадцатилетнее ожидание заслуженного признания, когда только в 1975 г., с публикацией перевода рукописей майя, ему была присуждена Государственная Премия СССР. [Иероглифические рукописи майя. Л.: Наука, 1975. 272 с.] В 60-70 годы Кнорозовым, возглавлявшим Группу этнической семиотики, были написаны блестящие теоретические работы, велась дешифровка письма острова Пасхи и, конечно же, наращивалось количество прочитанных текстов майя – на сосудах и монументальных памятниках. Важное место в его исследованиях занимала проблема происхождения мезоамериканского письма, которое он связывал с письмом ольмеков. Круг научных интересов Кнорозова был удивительно широк – от дешифровки древних систем письма, лингвистики и семиотики до заселения Америки, археоастрономии, шаманизма, эволюции мозга и теории коллектива. Он щедро раздавал научные идеи в надежде, что кто-нибудь завершит их разработку. «Я же не осьминог», – любил повторять он.
Особое значение он придавал
дешифровке протоиндийского письма, работа над которой была начата в начале
60-х. Здесь также применялся разработанный им метод. [Характеристика языка
протоиндийских надписей // Предварительное сообщение об исследовании
протоиндийских текстов: Сб. статей. М., 1965. С. 46-51.] Это направление
впоследствии возглавила М.Ф. Альбедиль. Его позицией и человека и ученого было убеждение в том, что любые теоретические положения не могут быть отторгнуты от эмоционального соотнесения с личностным «Я» исследователя. Он любил собирать и долго хранил различные картинки, которые в гротескной форме как бы «иллюстрировали» его теоретические выводы. Одной из любимых иллюстраций было, вырезанное из какой-то публикации изображение гигантского ящера, которого рвет на части сонмище мелких тварей. Называлась эта картинка «Заседание ученого совета». Глубоко личностный эмоциональный подход ко всему, что имело для него значение, проявлялся и в стремлении называть людей, предметы и явления по прозвищам или давать сокращенные имена. Так, например, толстый словарь языка майя «Кордомекс» был переименован в «Толстомяс». Мексиканку, снявшую о нем великолепный фильм, он именовал не иначе как «Бешеная Дакотка». Майкл Ко был «Мишкой», но зато жена этого американского археолога Софи Добржанская (дочь уехавшего в США ученика Вавилова Феодосия Добржанского) оставалась Софьей Феодосьевной. Следует отметить, что прозвища получали лишь те люди и предметы, к которым он относился с симпатией, неприятные для него персонажи такой чести никогда не удостаивались. Зато всегда с особым уважением помнил имена всех знакомых животных и непременно в каждом письме интересовался, как они поименно поживают. Котов как и Софью Феодосьевну звал по имени, а собаку мог позволить переименовать в «барбоса». Его самого, как уже упоминалось, коллеги именовали за глаза исключительно «шефом», а в приступах хорошего настроения «шефулей». Сам он призывал, чтобы его на испанский манер звали «Дон Хорхе» – но никто на это так и не отважился. Даже иностранцы старательно выговаривали его полное имя: Юрий Валентинович. Кнорозов великолепно знал
литературу – от античности до детективов, которые ему особенно нравились.
Обладая прекрасной памятью, мог точно цитировать очень многие тексты – не
только поэтические, но и прозу. С возрастом, его литературные вкусы не то,
чтобы менялись, но, если можно так выразиться, «утрачивали актуальность». К
своим литературным пристрастиям периода 40-х он относил «Алкея и Сафо» в
переводе Вяч. Иванова. В 80-е и 90-е годы любимыми книгами были «Наш человек
в Гаване» Грэма Грина, «Четвертый позвонок» Марти Ларни и «Приключения
бравого солдата Швейка» Ярослава Гашека. «В жизни меня только чувство юмора
и спасало», – не раз признавался Юрий Валентинович. Многим он казался порой
человеком суровым и нелюдимым. Однако, однажды выполняя по моей просьбе один
из тестов, на вопрос «любите ли вы одиночество?» он, к моему удивлению,
неожиданно резко ответил: «Нет!». Особое значение для Кнорозова имели
ежегодные экспедиции на Курильские острова. Курильская гряда, как это
представлял Кнорозов, была подступом к Берингии – пути, по которому очень
давно древние предки индейцев пересекали обнажавшееся дно океана, добираясь
до берегов Америки. Заселение этого континента и сейчас продолжает
оставаться одной из важнейших проблем американистики.
Это случилось лишь в 1990
году, когда Кнорозов был приглашен президентом страны Винисио Сересо
Аревало. Приглашение совпало с периодом активных усилий по
размораживанию дипломатических отношений с Гватемалой. Правительство
Гватемалы организовало Кнорозову посещение всех наиболее ярких
достопримечательностей страны и отметило заслуги великого ученого
вручением ему Большой Золотой Медали Президента Гватемалы. Хотя уже
далеко не молодой ученый и говорил до поездки, что «все археологические
места он прекрасно знает по публикациям», тем не менее, никогда не
забыть то удивительное выражение его лица, когда он поднялся на пирамиду
Тикаля. Сопровождавшие не верили, что он сможет подняться до самой
вершины – но он поднялся и долго стоял там в одиночестве. Как всегда
курил – и был погружен в свои образы. Его способность выстраивания
видеоряда была поразительной…
"Тексты колониального периода", Кнорозов Ю.В.
…1990 год, президент Гватемалы вручает главную национальную награду, орден Ацтекского орла, странному старику – это Юрий Валентинович Кнорозов, человек который расшифровал древний язык загадочной цивилизации Майя. Благодаря Кнорозову мы можем читать эти иероглифы, как любой европейский алфавит, а ведь эта цивилизация равна древней Греции или Риму.
В начале 16 века от великой цивилизации остались, лишь разрозненные группы индейцев на севере полуострова Юкатан, заброшенные города и загадочные рукописи. Европейские миссионеры заставили индейцев писать латинскими буквами, так, секреты письма Майя были утрачены. Единственным ключом к древней письменности оказался документ, составленный епископом Диего де Ланда. Эта таблица – соответствие знаков Майя буквам испанского алфавита. Казалось бы, нужно просто подставить в место знаков Майя буквы латиницей и тексты можно читать, но ключ почему-то не работал, знаки не складывались в осмысленный текст. Эту загадку и разгадал Юрий Кнорозов. Однажды Кнорозову попадается в руки немецкая статья Пауля Шельхаса, о том, что дешифровка письма Майя – неразрешимая проблема? И Кнорозов заявляет, неразрешимых проблем не бывает. Для молодого азартного ученого неразрешимая проблема, все одно, что красная тряпка для быка. Кнорозов сказал: "То, что придумано одним человечеством, может быть понято и другим". Про него говорили, не от мира сего, нелюдимый, не общительный, на стипендию покупал только книги, на еду одалживал, питался водой и хлебом, просто хрестоматийный образ гениального ученого. После войны Юрий Кнорозов получил рабочее место в Петербуржской кунсткамере и буквально переехал в этот кабинет. …..первый этап – это определение типа языка, типа письма, допустим письмо алфавитное, где 28-30-32 знака, где знак соответствует звуку. В языке майя 354 знака – значит это не традиционный алфавит из букв, а алфавит из слогов, то есть каждому знаку соответствует слог, этого то епископ Диего де Ланда не знал, поэтому и ошибся. Он диктовал индейцу звук, а тот записывал слог, например звук "эл" в испанском обозначается буквой в алфавите называемой "эле", епископ так и диктовал, а индеец записывал аж три слога, каждый из которых начинался с этих букв, э, эл, е. Кнорозов разгадал загадку, и теперь алфавитом епископа можно было пользоваться. Юрий Кнорозов прочитал надписи на монументах, стелах и в книгах. Вот что написано на панелях во дворцах Паленке, "Воссела высокая правящая владычица, белая дама Гуакомайя, она была дева из небесного рода, покинувшего нас, Гуакомайя, орошавшего благие зерна в свое время". А вот о чем эти тексты, уже дело историков. Все свои открытия Кнорозов делал, не выходя из кабинета, на места раскопок, за пределы советского союза, его не выпускали. В Мексике и Гватемале он побывал только в начале 90-х годов, в возрасте 70 лет, что бы собственными глазами увидеть то, чему посвятил всю жизнь, больше места в его жизни не нашлось ни для чего.
КНОРОЗОВ – ЧЕЛОВЕК, ДЕШИФРОВАВШИЙ ПИСЬМЕННОСТЬ ДРЕВНИХ МАЙЯ
Юрий Валентинович Кнорозов родился в 1922 г. под Харьковом в семье русских интеллигентов, что подчеркивал особо. Здесь в 1941 г. оказалась в оккупации его мать, и этот факт после войны надолго закрыл для него двери аспирантуры и лишил возможности выезда за рубеж. Из школы его пытались исключить за «плохое поведение», неуспеваемость по некоторым предметам и, главное, за своевольный нрав. Неординарность Кнорозова раздражала многих уже тогда. Он великолепно играл на скрипке, прекрасно рисовал и писал романтические стихи. Позже, объясняя свой успех в дешифровке, он полушутя рассказывал: «Когда мне было не больше пяти лет, братья стукнули меня по лбу крокетным шаром... Зрение восстановили, хотя и с трудом. Видимо, это и была своего рода «колдовская травма». Могу дать рекомендацию: будущих дешифровщиков бить по башке, только неясно, как. Можно для эксперимента взять контрольную группу, - а если кто концы отдаст, тому так и надо!»
В 1940 г. Юрий, уехав с Украины, поступил на истфак МГУ. Специализировался на кафедре этнографии. В Великую отечественную он воевал в частях связи и в качестве трофея привез с собой две редкие книги – «Сообщение о делах в Юкатане" францисканского монаха XVI в. Диего де Ланды и «Кодексы майя» братьев Вильякорта. Факт очень важный - без этих книг сенсационной дешифровки Кнорозовым письменности майя не состоялось бы! После войны Кнорозову попалась на глаза статья немецкого исследователя Пауля Шелльхаса под названием «Дешифровка письма майя - неразрешимая проблема». Эта публикация круто изменила его научные планы. «Как это неразрешимая проблема? То, что создано одним человеческим умом, не может не быть разгадано другим!» До Кнорозова многие пытались дешифровать письмо майя. Первые попытки предпринимались еще в XIX в. Однако древние иероглифы упорно хранили свои тайны. Прежде всего, Кнорозов определил, что именно считается лингвистической дешифровкой (переход к точному фонетическому чтению иероглифов) и чем она отличается от интерпретаций и разгадывания тайных шифров. Затем он перевел со старо-испанского на русский язык «Сообщение о делах в Юкатане». И тут же понял, что алфавит из 29 знаков, записанный в XVI в. францисканским монахом, является ключом к дешифровке фонетического письма майя. В результате тяжелого кропотливого труда в начале 50-х гг. тексты майя были прочитаны. Первая публикация о результатах дешифровки вышла в 1952 г. За ней последовала диссертация и мировая слава...
В 1956 г. на волне международного признания ученого «выпустили» на международный конгресс в Копенгагене. С тех пор вплоть до 1990 г. он никуда не выезжал. Кнорозов не знал, что на его имя приходят многочисленные приглашения. При этом Юрий Валентинович горько шутил о «бесконечных комиссиях по вывозу его в Мексику, все члены которых там уже побывали». Зарубежные ученые сначала недоумевали по поводу отказа советского коллеги от контактов, но, быстро разобравшись в тонкостях советской ситуации, сами потянулись в Ленинград, С особой гордостью Кнорозов рассказывал о том, как в разгар «холодной войны» американская школа майянистики признала предложенный им принцип дешифровки. Удивительно, но на родине ученого – в СССР – его заслуги были признаны с большим опозданием. Только после публикации в 1975 г. перевода рукописей майя Кнорозову присудили Государственную премию СССР. Круг научных интересов Кнорозова был удивительно широк - от дешифровки древних систем письма, лингвистики и семиотики до проблем заселения Америки, археоастрономии, шаманизма, эволюции мозга и теории коллектива. Он щедро раздавал научные идеи в надежде, что кто-нибудь завершит их разработку. «Я же не осьминог», - часто повторял он. В стране майя ученому удалось побывать лишь в 1990 г., когда он был приглашен президентом страны Винисио Сересо Аревало. Приглашение совпало с размораживанием дипломатических отношений СССР с Гватемалой. Кнорозову устроили посещение главных достопримечательностей страны, вручили Большую золотую медаль президента Гватемалы. Поднявшись в одиночку на пирамиду Тикаля, он долго молча стоял там... Судьба подарила ему уже почти под конец жизни удивительную возможность пожить в тропической сельве у Карибского моря, рядом с любимыми им индейцами-майя. Ученики работали над подготовкой к печати его монографии, а Кнорозов наслаждался тропической природой, национальной мексиканской кухней, наблюдал по вечерам за звездами. Сидя рядом с президентом Мексики на концерте Паваротти в Чичен-Ице, он с улыбкой говорил, что великий певец значительно уступает юкатанскому хору, исполнявшему Кантату о Кукулькане. Его слова «У итальянца - техника, а у юкатанцев – душа» повторялись многими в Мексике... Кнорозов всегда ощущал себя прежде всего гражданином своей страны - как бы она ни называлась. Грянувшая перестройка была воспринята им с воодушевлением, которое вскоре сменилось скепсисом. «Опять митингуют», - ехидно комментировал он общественные дискуссии в институте. К сожалению, скепсис Юрия Валентиновича оправдался: новым властям не было никакого дела до исследований ученого. Гения не стало 30 марта 1999 г. Кнорозов умер в одной из петербургских городских больниц, где после инсульта у него развилась пневмония. Сегодня научное наследие Ю.В.Кнорозова бережно хранят в Москве. В столичном Российском Государственном Гуманитарном Университете при помощи мексиканского посольства еще при жизни великого ученого был создан Центр мезоамериканских исследований, который теперь носит его имя. Дешифровщик письма майя Юрий Валентинович Кнорозов скончался в 1999 году, на выставленной в коридор койке, в одной из городских больниц Петербурга, в полном одиночестве.
источник- http://www.pomnirossiu.ru/index.php?page=81&news=361
Завещание древних майя.
|