
Меч победы
Все из нас знают монумент «Родина – мать зовёт!» и наверняка слышали о монументах «Тыл – Фронту» и «Воин – освободитель», но мало кто знает, что их связывает. По задумке авторов грандиозного скульптурного триптиха протянувшегося от Урала до Берлина – скульпторов Льва Головницкого, Евгения Вучетича и архитектора Якова Белопольского – это символический меч. Меч победы, «выкованный» в Магнитогорске, был затем «поднят» в Сталинграде, и «опущен» после Дня Победы в Берлине. Такого величественного произведения искусства, где триада связанных между собою одной темой мемориалов протянулась от границы с Азией через Волгу до центра Европы, мир не знает. (http://www.dirty.ru/)
Генерал Власов: История предательства

РУССКИЕ, обманувшие себя
![]() |
1-я казацкая дивизия вермахта |
Тема сотрудничества советских граждан с нацистами до сих пор остается полузапретной. Но в отличие от советских времен, когда на ее мало-мальски объективное изучение было наложено жесткое табу, сейчас речь идет, скорее, о самоцензуре со стороны историков и журналистов.
Причина самоцензуры понятна: слишком тяжелая психологическая травма была нанесена в период войны. В этой ситуации легче забыть о горьких страницах истории. Однако всякое умолчание вредно. Хотя бы потому, что помогает сохраняться и даже укрепляться лжемифам, вроде того, что генерал Власов сдал фашистам свою армию. Такая легенда оскорбительна для десятков тысяч бойцов Второй ударной, которые храбро сражались с врагом. Есть и ровно противоположная легенда, сработанная советской пропагандой, – о том, что за Власовым пошла «кучка отщепенцев». И это ложь. С немцами активно сотрудничали девять советских генералов – Андрей Власов, Федор Трухин, Василий Малышкин, Дмитрий Закутный, Иван Благовещенский, Александр Будыхо, Павел Богданов, Андрей Наумов и Михаил Шаповалов, приказ о присвоении которому генеральского звания был подписан уже после его сдачи в плен, а также значительное количество старших офицеров.
В немецкой армии служили на вспомогательных должностях около миллиона граждан СССР – так называемые «хиви» (от Hilfswillige – добровольные помощники). Но в эту цифру не входят, разумеется, те, кто помогал немцам в тылу. Позднее многие из этих людей поплатились за свою деятельность жизнью или свободой.
Лишние люди
Нацистов ждали многие. И не только бывшие кулаки и члены их семей, уцелевшие торговцы-«нэпманы» и другие категории «обиженных», в том числе и уголовники. Немцы на оккупированных территориях получили поддержку части интеллигенции, которая была отстранена большевиками от политической деятельности и имела основания беспокоиться за собственную жизнь во время репрессий 30-х годов. Это были фактически советские «лишние люди», не имевшие никаких шансов на карьеру в области политики и управления.
Заметим, что информация о неоднородности сотрудничавшего с немцами «контингента» все же проникала в советские открытые источники – в художественные произведения, в том числе созданные еще во время войны. Возьмем хрестоматийное произведение, основанное на документальном материале, – фадеевскую «Молодую гвардию». Одна из глав этой книги посвящена краснодонскому бургомистру Василию Стеценко, который до войны был начальником планового отдела треста «Краснодонуголь». Многие его коллеги по учреждениям, созданным оккупантами, также принадлежали к числу образованных людей. Так, в Новгороде первым начальником города (именно так, а не «бургомистрами» официально именовались назначенные немцами русские администраторы городских поселений) был археолог Василий Пономарев, ранее работавший научным сотрудником в местном музее. В Пскове начальствовал бывший учитель математики Черепенкин. В Харькове последовательно «начальниками» были три человека: профессор технологического института Алексей Крамаренко, затем адвокат Александр Семененко, а третьим по счету был профессор физической химии Павел Козакевич.
Еще один профессор, физики и астрономии, Борис Базилевский недолго был «начальником» Смоленска. Преемником Базилевского в кресле городского головы стал известный смоленский адвокат Борис Меньшагин. После эвакуации из Смоленска в 1943 году Меньшагин как «ценный кадр» некоторое время занимал аналогичный пост в Бобруйске.
Известность получил так называемый Локотский автономный округ – административная структура, созданная с разрешения немцев на территории нескольких районов Орловской области с центром в поселке Локоть. Первым его главой был инженер Константин Воскобойник, преподававший физику в местном техникуме. После того как партизаны убили Воскобойника, его сменил другой инженер, Бронислав Каминский. Оба они отсидели в 30-е годы; им было запрещено проживание в крупных городах.
Оригинальную карьеру сделал еще один бывший репрессированный, «начальник» Ялты Виктор Мальцев. Кадровый командир советских ВВС, он командовал авиацией Сибирского военного округа, затем – гражданским воздушным флотом в Средней Азии. Однако в 1938 году карьера Мальцева была сломана – полковник ВВС был арестован и стал жертвой «конвейера НКВД» (так называлась его опубликованная уже при немцах книга, ставшая бестселлером на оккупированных территориях и принесшая автору гонорар в 500 марок). Не признавший себя виновным, Мальцев в 1940 году оказался на свободе и был восстановлен в армии, однако лишь в качестве командира запаса и директора санатория Аэрофлота. После оккупации Ялты осенью 1941 года он предложил свои услуги немцам. Впрочем, на посту «начальника» города полковник пробыл недолго и был уволен за то, что в прошлом состоял в ВКП(б).
В оккупационных органах управления работали немало бывших военных, причем иногда в высоких званиях. Так, в 1943 году начальником полиции Бобруйска служил Василий Кардаков – бывший подполковник Красной Армии, начальник дивизионной артиллерии. В том же Бобруйске начальником трудового отдела в городской управе работал Николай Коровин – тоже в прошлом подполковник и сотрудник штаба армии. Были и совсем неординарные «кадровые решения». Например, бургомистром Сум стал бывший заведующий отделом Лебединского райкома партии в Сумской области Иван Русанов.
О политических взглядах большинства этих «администраторов» судить сложно. Однако есть основания полагать, что многие из них вовсе не были убежденными сторонниками нацизма – они критиковали сталинизм скорее с либеральных или социал-демократических позиций. Исключение составили лишь начальники Локотского округа: явно и убежденно сочувствовали нацистскому учению. Не случайно Каминский, единственный из советских граждан, получил генеральский чин в СС: он был бригадефюрером. Воскобойник и Каминский даже организовали «Народную социалистическую партию», которая должна была стать прообразом новой «руководящей и направляющей» силы после окончательной победы немцев.
С немцами сотрудничали не только люди, находившиеся на официальной службе. Так, киевским Красным Крестом, созданным при нацистском Генеральном комиссариате, руководил профессор медицины Федор Богатырчук, один из сильнейших советских шахматистов предвоенной поры. С немцами активно сотрудничал и популярный драматический артист Всеволод Блюменталь-Тамарин. Газетой «Новый путь», издававшейся при немцах в Смоленске, руководил комсомольский поэт Константин Долгоненков. А аналогичное издание в Пскове – газету «За Родину» – возглавлял бывший редактор сельскохозяйственного отдела газеты «Псковский колхозник» Григорий Хроменко. Интересно, что нацисты, создавая свои СМИ на оккупированных территориях, старались адаптироваться к привычной для населения стилистике: это заметно даже по названиям вновь созданных органов печати.
Благие намерения
![]() |
армия генерала Власова – это лишь вершина «коллаборационистского айсберга» |
Однако, вне зависимости от своих намерений, оказавшись при власти (сказать «у власти» было бы явным преувеличением), коллаборанты в той или иной степени становились соучастниками преступлений нацистов. Люди, взявшиеся за управление городским хозяйством, должны были, к примеру, участвовать в создании еврейских гетто. Журналисты, получившие возможность писать о преступлениях сталинского режима, были вынуждены превозносить другой сходный режим – гитлеровский.
Разумеется, подлинную сущность нацизма очень быстро поняли те, кто считал обвинения в адрес гитлеровцев советской пропагандой. Однако к тому времени многие обманувшиеся оказались загнаны в угол: для партизан и подпольщиков они уже были предателями, подлежащими уничтожению. В этой ситуации одни становились циниками, а другие утешали себя новыми иллюзиями – что немцы рано или поздно уйдут, режим постепенно либерализируется и т.д. Дело дошло до того, что словосочетание РОА расшифровывали как «Русские, обманувшие Адольфа» (однако был и другой, более соответствующий реальности вариант – «Русские, обманутые Адольфом»).
Среди коллаборационистов были люди, сохранившие свое достоинство. Так, «начальником» местечка Хотенчицы в Минской области немцы назначили бывшего диакона Степана Лешкевича. В 1942 году он постарался оттянуть ликвидацию еврейского гетто, а затем предупредил о смертельной опасности живших в местечке евреев – в результате им удалось скрыться. Были и случаи, когда сотрудники оккупационной администрации сотрудничали с партизанами. Примечательна судьба еще одной духовной особы – священника Алексея Уловича, который с разрешения партизан стал заместителем «начальника» одного из районов на Украине. «Батюшка» предупреждал о карательных акциях нацистов и их пособников, помогал украинской молодежи спастись от угона в Германию.
Возмездие
Судьбе коллаборационистов в любой стране трудно позавидовать. Никакие прежние заслуги не принимались во внимание, когда выносили смертный приговор маршалу Филиппу Петену, спасшему Францию под Верденом в 1916 году, но опозорившему ее спустя два с половиной десятилетия (впрочем, в итоге почти 90-летнего вояку пощадили, заменив казнь на пожизненную отсидку). Норвежцы предали проклятию профашистски настроенного нобелевского лауреата писателя Кнута Гамсуна.
Неудивительно, что многие советские граждане, сотрудничавшие с нацистами, были казнены. Бывшего ялтинского «бургомистра» Мальцева повесили в 1946 году вместе с Власовым. Спустя год расстреляли и подполковника Кардакова. Особенно жестокому наказанию подвергались бывшие полицейские, участвовавшие в массовых расстрелах, – «охота» за некоторыми из них продолжалась вплоть до 80-х годов, когда были вынесены последние смертные приговоры по «военным» делам. В КГБ даже существовало специальное подразделение, занимавшееся отловом такого рода преступников. В то же время расстреляли и диакона Лешкевича, несмотря на то что спасенные им евреи выступили в его защиту.
Некоторые люди, сотрудничавшие с немцами, гибли от рук партизан, как, например, Воскобойник. Бригадефюрера СС Каминского поставили к стенке сами немцы в 1944 году – за то, что его разнузданная «братва», оказавшись в Польше, начала грабить и убивать не только поляков, восставших против нацистов, но и немцев.
Повезло тем, чьи дела рассматривались между 1947 и 1950 годами, когда Сталин на время перестал казнить. Бывший псковский «начальник» Черепенкин отбыл в воркутинских лагерях около десяти лет из «положенных» ему двадцати и после досрочного освобождения вернулся в Псков. Бывший власовец Леонид Самутин вспоминал, что Черепенкину выделили небольшой участок земли за городом, где тот до конца своих дней занимался садоводством. Кое-кому из получивших срок повезло меньше. Так, в 50-е годы к 15 годам лишения свободы был приговорен бывший заместитель начальника краснодонской полиции Подтынный, который участвовал в пытках молодогвардейцев. О приговоре узнал Никита Хрущев и заменил его на расстрельный.
Если наказание полицаев и бывших руководящих чиновников при нацистах можно рассматривать в целом как справедливое, то этого нельзя сказать об огромном количестве «пособников оккупантов». Под эту категорию можно было подвести практически любого человека, который жил «под немцами» и не участвовал в официально признанном партизанском движении. Женщина, чистившая картошку на немецкой кухне, имела немало шансов оказаться в ссылке. Равно как и аполитичный учитель, продолжавший преподавать детям чистописание или четыре правила арифметики. Или священник, который выполнял свой пастырский долг, крестил, венчал, отпевал в храме, открытом после прихода немцев. Лишь один пример: в 1945 году к 15 годам лагерей был приговорен молодой иерей Ливерий Воронов, принявший сан в оккупированном Пскове (до войны он успел получить образование инженера-химика). Лишь спустя десятилетие он был реабилитирован и затем долгие годы был профессором Ленинградской духовной академии.
В большинстве случаев удавалось выжить так называемым «партизанским бургомистрам», то есть администраторам-коллаборационистам, тайно сотрудничавшим с партизанским движением. Если, конечно, их не разоблачали нацисты или не убивали под горячую руку свои же. Отец Алексей Улович был арестован и заключен в Карлаг. После освобождения и реабилитации остался в Казахстане, служил настоятелем православного собора в Караганде. Необычно сложилась судьба профессора Базилевского. Он выступил на Нюрнбергском процессе с защитой официальной советской позиции по Катыни, обвинив немцев в злодейском расстреле польских военнопленных. Взамен профессору разрешили преподавать – только не в Смоленске, а в Новосибирске – и публиковать научные работы.
Некоторым бывшим коллаборационистам удалось осесть на Западе. Археолог Пономарев и поэт Долгоненков жили в ФРГ. Бывший харьковский «бургомистр» Семененко продолжил юридическую карьеру в США, но не в качестве адвоката, а в роли клерка в юридической конторе. Там же он участвовал в украинском националистическом движении. Медик-шахматист Богатырчук был профессором в университете Оттавы в Канаде, Британское общество радиологов наградило его престижной медалью Барклая. В 50-е годы Международная шахматная федерация хотела присвоить ему звание гроссмейстера за былые заслуги, но по настоянию СССР Богатырчук стал лишь международным мастером.
Судьбы советских коллаборационистов сложились по-разному. Но все они страдали от того, что вольно или невольно оказались причастны к совершению зла. «Сколько раз за эти четыре года приходилось рисковать жизнью, становиться на самый край пропасти – все оказалось во имя лжи, неправды, прямой и примитивной измены», – резюмировал свои написанные «в стол» воспоминания Леонид Самутин, экс-капитан РОА, в довоенной гражданской жизни – преподаватель физики.